сторону, и ее глаза, напротив, сделались огромными.
— Только попробуй! Мало не покажется! — вскрикнула она.
Дима хмыкнул, но руку опустил.
— Это ты мне еще и угрожаешь? — рявкнул он и, больно ухватив Юлю за плечи, встряхнул. — Ты мне рога наставила, ты мне чужого пацана подсунула, и еще и угрожаешь? Ты что, бл***, о себе вообще вообразила?
— Ничего! Ничего, кроме того, что отец Андрея — Богдан. И ему вряд ли понравится, если я побитая от тебя выйду. Отпусти!
Вытаращив на Юльку глаза и не ослабляя хватку, Ярославцев крякнул и вдруг громко заржал.
— Незамысловато, однако, — проговорил он сквозь собственный хохот. — То есть сначала он тебя тупо трахает, а потом ты притаскиваешься ко мне. Ну так давай, жена, исполняй супружеский долг! Покажу тебе, как я скучал.
Оборвав смех, он резко схватил Юльку одной рукой за шею, а второй принялся ловко расстегивать пряжку ремня на ее джинсах.
— Ты с ума сошел? Прекрати! — взвизгнула она, отбрыкнувшись ногами и совершенно не веря в то, что это может быть на самом деле. Стул полетел в сторону, а Юлька — на пол, больно долбанувшись затылком. В глазах потемнело, но почему-то в голове глупо крутилось, что если где-то останутся синяки и это заметит Моджеевский, то все точно закончится статьей уголовного кодекса.
Димон стоял над ней, сунув руки в карманы.
— Да нужна ты больно, — презрительно бросил он. — Из тебя не то что шлюхи, жены порядочной и то не вышло. Пошла вон отсюда.
Кровь прилила к вискам — не от удара, не от неожиданности, а от сказанного им в этот момент. Запульсировала внутри, не давая сосредоточиться. Так глупо было надеяться, что получится остаться людьми, считать Диму способным не унизить их обоих этой мерзкой сценой, что сейчас она смотрела на него снизу-вверх и не узнавала ни его, ни себя. И в то же время сознавала, что он прав. Прав — ни черта не вышло. Не разгрести всего, что натворила. И ничего уже не исправить.
Юля тяжело поднялась. Поставила на место стул и, предприняв еще одну попытку, хрипло проговорила:
— Я не знала, Дим. Я только несколько дней назад узнала. Называя Андрея твоим — я тебя не обманывала, потому что я сама… долго не понимала. Я виновата перед тобой, ужасно виновата, но давай как можно скорее разведемся… так будет лучше.
— Как будет лучше, я сам разберусь, — сказал Ярославцев и отчеканил: — Пошла. Вон.
Она кивнула. Что ей еще оставалось?
Вынула ключи от машины, положила на журнальный столик. И молча вышла, будто из нее выпустили все оставшиеся силы. Зато голова не в песке.
Не привык прятать голову в песок и Яр.
Клокотавшая в нем ярость искала выхода. И нашла.
Стул, который Юлька оставила за собой, он резко схватил за спинку и швырнул на другой конец комнаты.
От этого не отпустило — только скрутило еще сильнее. Изнутри прожигала желчь. И ненависть. И желание отыграться. За рога. От кого рога, господи! От Моджеевского?!
Через полчаса Ярославцев обнаружил себя сидящим в машине и заводящим двигатель.
Радио — погромче, чтобы не думать. Взгляд в зеркало заднего вида — глаза все еще налиты. Желанием убивать. В остальном — Яр как Яр. С иголочки.
В здание «MODELIT» он влетал, уже в целом разбирая дорогу. Даже мог бы сказать, что контролирует себя. А вот в приемной не удержался от язвительного замечания в сторону секретарши, предложившей подождать, пока у Богдана Романовича закончится планерка:
— Кофе не буду, у вас он так себе получается.
— Тогда чай, — невозмутимо ответила Алена и принялась хозяйничать у кофемашины.
Пока ждал, думал — по стенам ходить начнет. «Отец Андрея — Богдан», — непрекращающимся рефреном крутилось в его голове, вслед за ложкой, которой он помешивал сахар. За последние десять лет — первый раз сладкий чай, и то по недосмотру. Хотелось вылить его на голову секретарше, деловито сидевшей за компьютером и, возможно, даже работавшей.
«Отец Андрея — Богдан». Пацан, которого он растил как своего и которым он гордился совершенно искренно — Юльке его сделал Богдан. Когда, черт подери, успел только!
Яр негромко выругался, пролив чертов кипяток себе на брюки, и почти одновременно с этим из кабинета ясновельможного господина Моджеевского повалили подчиненные. Он вскочил на ноги, но Алена остановила его коротким жестом, прошмыгнув мимо толпы к Богдану. Дима скрежетнул зубами. И не стал ждать. Как только последнее тело покинуло приемную, наплевав на помощницу, ломанулся в дверь и жизнерадостно рявкнул:
— Ну привет, дружище! Скучал?
— Привет, — невозмутимо отозвался Богдан, откидываясь на спинку своего кресла. — И нафига, чтобы я скучал по тебе?
— Ну как же! Дружим с детства! Работаем вместе! Проект у нас общий, опять же. Я вот вчера только приехал ночью, и сразу к тебе, с результатом!
— Тогда излагай, — пожал плечами Моджеевский и повернулся к Алене. — Принесите два кофе, пожалуйста.
— Я не буду, спасибо, — ухмыльнулся Яр.
— Еще чаю? — с каменным лицом переспросила Алена.
— Чай у вас тоже не того сорта.
— Как скажете, — кивнула она и вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
Одновременно с этим звуком, Яр наклонился через стол и, заговорщицки подмигнув, проговорил громким шепотом:
— Я с Центрального переманил режа. Бергент когда узнает о такой подставе — закажет наше с тобой убийство. И закопают нас точно рядом.
— Круто. Весь бюджет на него угрохал или что-то осталось?
— Осталось, не боись. На шикарные похороны хватит. Так что ты думаешь насчет могилок рядом, а? Ну чтоб Юльке было удобно там… это… проведывать, убирать… Андрюху к нам водить, рассказывать, что тут его папы.
Мысленно послав космосу проклятия, а Юльке — злобный рык, Моджеевский и бровью не повел в сторону Яра.
— Не надейся, — отмахнулся Богдан. — У отца свое видение захоронения Моджеевских. И ты в этот проект точно не попадаешь.
— Да? Жаль. А то все-таки я твоего сопляка отцом считаюсь. Да и это… Юльку основам полового
