много признаний, слишком все остро…
– Ариш… – мое имя в его устах звучит по-особенному. Но мне нельзя просто взять и вывалить все на чужого человека. Будь он сколь угодно милым, добрым и сопереживающим.
– Я сделала глупость. Сама виновата, так что нет смысла говорить об этом… – убираю ладонь из его руки и отвожу глаза.
– Если захочешь выговориться… я выслушаю, – тихо уверяет, снова перехватывая мой взгляд.
– Спасибо, Виталий, ты очень хороший врач.
Он невесело усмехается.
– Можно мне вернуться к сыну?
– Да. Если успокоилась, то идем.
Сердцебиение приходит в норму, мысли тоже. Я более уверенно подхожу к кувезу и с трепетом смотрю на свое новогоднее чудо. Его маленький кулачок совсем близко, и я неосознанно тянусь, чтобы наконец, почувствовать своего ребенка.
– Можно мне дотронуться?
– Давай. Я покажу как.
Виталий берет мою руку, и мы вместе запускаем наши ладони в колыбель через специальные отверстия. Не передать словами, что чувствую в этот момент.
Маленькие пальчики как будто бы смыкаются вокруг моего пальца и сейчас я самая счастливая. Мой родной сыночек!
Улыбка наконец озаряет лицо. И я перевожу взгляд на врача, который подарил мне возможность, эти чудесные мгновения. Он тоже улыбается.
– Ему нравится, – шепчет Виталий, кивая в сторону каких-то заумных приборов, иллюстрирующих состояния ребенка.
– А мне как нравится! Это же самое настоящее чудо… – отвечаю ему также шепотом. Мы оба стоим, плечом к плечу, склонившись над крохотным созданием. Каждый думает о своем, сейчас слова ни к чему. Позже я расспрошу доктора про каждую мелочь. Буду знать, как ухаживать за таким хрупким и беззащитным ребеночком. Но пока я наслаждаюсь сладким чувством близости и только что обретенного материнского счастья. Удивительно, доктор Одинцов совершенно не мешает мне наслаждаться. Наоборот, как будто от тоже получает удовольствие от общения с малышом. Я совершенно расслабляюсь, отмечая про себя, как сильно он любит детей.
Но наше общение прерывается четвертым и «лишним».
– Ой, Виталий Тимофеевич, здравствуйте, – в палату заходит незнакомая медсестра. Она смотрит на нас, мельком, но мне становится не по себе.
– Привет, Наталья. Это Арина. Мама.
– Здравствуйте, – выдавливаю улыбку. Знаю, что от ее профессионализма зависит жизнь и здоровье моего мальчика.
– Добрый день. У нас осмотр по расписанию, – холодно говорит она. Такой контраст с теплом от Виталия, что по коже пробегают колючие мурашки. Она что-то смотрит по приборам, а затем протягивает руки к моему ребенку.
Внезапно меня накрывает какой-то странной паникой. Хочется забрать колыбель и унести подальше отсюда. И больше никогда никого не подпускать к сыну. Но я быстро отгоняю от себя эту мысль. Вот только тело отказывается реагировать на уговоры разума. Голова начинает кружиться, в ногах пропадает устойчивость. Пошатываюсь.
– Ариш, ты чего? – пугается Виталий. Чтобы не упасть, приходится облокотиться спиной на его сильную грудь.
– Нормально, – пытаюсь сфокусировать зрение.
– Наталья, зайди, пожалуйста, ко мне после процедур, – отдает распоряжение и буквально подхватывает меня, прижимая к себе. – Давай, осторожненько. Сейчас выйдем в коридор, там попрохладнее, – мягко говорит, заставляя сделать пару шагов до кресла. – Вот так, дыши, – усаживает. К нам тут же подбегает вторая медсестра. Наверное, состояние стресса для впечатлительных мамаш не редкость. Потому что в руках у девушки находится вата, пропитанная нашатырным спиртом. Едкий запах быстро приводит в чувства.
– Простите, – тут же извиняюсь, когда язык снова начинает отвечать на распоряжения от мозга.
– За что? – Виталий забирает у медсестры вату и садится передо мной на корточки.
– Что так вышло. Теперь мне не разрешат туда заходить, да?
– Разрешат, конечно. Про обморок просто пошутил, глупо… Твоя реакция – совершенно нормальна. Ты и так хорошо держалась, некоторые еще до захода в палату теряют сознание, – пытается шутить. А я вздрагиваю. То ли от шока, то ли от холодного воздуха. Сижу прямо под приоткрытым окном.
– Замерзла? – сжимает мои ледяные руки в своих горячих. От этого прикосновения по всему телу разливается приятное тепло.
– Нет, уже хорошо, – Осторожно отвечаю ему, переплетая наши пальцы. В лицо ударяет кровь. Хочется прикрыть глаза и наслаждаться этим вниманием, заботой. Всем, чего мне так не хватало в браке.
– Сможешь дойти до палаты? – возвращает с небес на землю.
– Да, постараюсь не заблудиться. – Одергиваю себя. Что я вообще творю?! Осторожно опускаю руки на колени и смущенно отвожу глаза. Мне нельзя так сильно реагировать на его внимание. Это лишь врачебное участие, долг… Виталий отчего-то хмыкает. Наверное, его рассмешили мои покрасневшие щеки. Мне стыдно, что я не могу контролировать свои эмоции. Доктор нравится мне, конечно, только как врач. Но я веду себя слишком вызывающе, нужно быть скромнее.
Голова уже не кружится, осторожно встаю с кресла.
– Спасибо большое. Я пойду.
– Ну иди, – откровенно посмеивается Виталий, наблюдая за мной.
– Я что-то не так делаю?! – вспыхиваю еще сильнее.
– Куда собралась-то одна? Только что едва держалась на ногах.
– Сейчас уже прошло. Все в порядке, – отворачиваюсь и делаю шаг. Но доктор не позволяет далеко уйти. Он за секунду догоняет меня и перекрывает дорогу. Это кажется совершенно неуместным. Хочется провалиться сквозь землю. Наверное, на нас уже смотрят все, кто сейчас находится в отделении.
– Вит…
– Я должен убедиться, что ты вернешься в целости и сохранности. Если не хочешь идти со мной, то я вызову сопровождающего. Тебя доведут до палаты, – прерывает мои слова.
– Тогда лучше сам проводи. Не надо сопровождающих, – выдыхаю, стараясь выдержать его взгляд.
Его в глазах снова мелькает искра улыбки. А может, мне только кажется.
Мы идем молча и больше не касаемся друг друга. Но даже факт того, что он рядом уже придает уверенности.
– Сегодня на ужин курица. Я попросил, чтобы тебе принесли замену. Картофельную запеканку любишь? – прерывает затянувшуюся паузу. Значит, запомнил про мою аллергию…
– Спасибо. Люблю.
– Я тоже люблю.
Снова пауза. А вот и моя палата.
– Наконец-то, – сразу же прибегает санитарка. – Сейчас уж все остынет…
– Приятного аппетита, – Виталий убеждается, что я никуда не денусь и собирается уходить.
– А ты не хочешь?
– Чего? – поднимает брови.
– Перекусить.
– Нет… вчера немного пере… переел, – хмыкает.
– А… Новогодний стол, понимаю.
– Почти, – откашливается, отводя взгляд.
– Ну что ж, тогда спасибо еще раз за то, что позволил увидеть сына.
– Завтра Леша расскажет, что делать дальше.
– Хорошо. А тебе удачной поездки, – кидаю ему вслед.
– Не уверен, что поеду. Пропустить два рейса… Наверное, это о чем-то говорит, – останавливается и прижимается к стене, скрестив руки на груди.
– Но у тебя же там дела… – предполагаю.
– Подождут.
Не знаю, стоит ли нам продолжать этот странный разговор. Да и задавать вопросы про его статус, наличие
