особенно не страдал.
Ну, разве что по возможности рисовать, создавать что-то новое, изобретать.
В игрушки я играть закончил, наверное, в тот момент, когда понял, что ощущать в руках не джойстик, а женское тело гораздо приятнее.
Но тоски по ласке в бытность слепым я тоже не испытывал.
В то время меня больше всего занимала моя ярость. Моя злоба. Мой вызов всему. Мое желание рассчитаться с долгами. Вернуть судьбе то, что я задолжал.
Отомстить самому себе за все, что я сотворил.
Потом появилась Надежда. В прямом и переносном смысле.
Мой Воробушек, птичка, которая ласково чирикала, иногда так потешно смеясь сама над собой. И надо мной.
«Я люблю тебя, Надя»
«Ильяс, пожалуйста, не нужно мне писать. Ты знаешь, что я отдыхаю с мужем и сыном. Прошу, оставь нас в покое»
Ответила. Через три дня. Не удержалась.
Отшила, отбрила! А я рад.
Очень рад, что получил ответ, даже такой.
Отдыхает с мужем и сыном! Нет, милая, мужа у тебя никакого нет. А вот сын…
Сын красавец. Жаль, что мне не удалось его сфотографировать.
«Надя, пожалуйста, можешь прислать мне фото Ника?»
Что-то печатает. Прекращает. Снова бежит курсор. И снова ничего…
Что же такого хочет сказать мне мой Воробушек?
Нет ответа. Но через несколько минут прилетает первая порция фото.
Ник. Николай. Она назвала сына в честь своего отца. Правильно сделала. Я бы согласился с таким ее решением. Тем более сын, названный в честь нашего отца в семье уже есть. Пусть по крови и не родной, но он точно будет Умаров.
Смотрю на улицу из номера отеля в Ханты-Мансийске. Тут уже огромные сугробы. Холодно.
Но я полюбил этот город. Обязательно привезу сюда Ника. Здесь есть на что посмотреть. Один Археопарк чего стоит! Гигантские фигуры бронзовых исполинов – мамонтов! Особенно там красиво вечером – все подсвечено, огни играют на огромных бивнях.
Я так и вижу широко распахнутые глазенки Ника, который просит меня поднять его на руки, чтобы он мог дотянуться до них ручонкой.
Думаю, об этом, и сердце жмет. Разглядываю фото своего пацаненка. Вот он совсем крошечный, очень похож на Надю. Вот уже сидит, улыбается широко – во рту всего четыре зубика.
Вот явно первые шаги. Не видно, кто его держит за руку, но кажется, не Надя… И не похоже, что Слава…
Интересно, когда он возник? Когда вошел в жизнь родных мне людей?
Сразу после того, как Надя стала мамой? Или, может быть, раньше? Знал он о том, что она в положении? Знал ли о том, чей это ребенок?
Чёрт… я бы в такой ситуации… если бы узнал, что любимую женщину бросил какой-то подонок, я бы… нашел, разыскал, и навалял бы хорошенько.
Да уж, Илик… что ж ты себе-то не навалял?
Сжимаю зубы. Сейчас понимаю какую ошибку я совершил, когда решил остановить поиски. Что двигало мной?
Страх узнать, что Нади больше нет?
Да. Он был. Особенно после того, как я узнал о нескольких страшных ДТП в той области, куда уехала Надя. В этих авариях погибли девушки. Похожие на Воробушка девушки, с ярко-рыжими волосами. Я читал в газетах статьи об этих происшествиях, там даже были фамилии погибших, потерпевших…
Нет, Нади среди них не было. Это точно. Но после того как я покопался в этих делах мне стало так жутко… Жутко, что однажды я открою очередную статью, и увижу там знакомую фамилию.
А еще… наверное еще мной двигала обида.
Конечно. Как без нее?
Я был обижен.
И гордость не позволяла бегать за ней. Если она не хочет меня видеть, быть со мной, значит…
Значит что, Ильяс?
Сейчас я смотрю на фото улыбчивого мальчишки и думаю, что не даром во всех религиях гордыня – страшный грех.
А я дурак. И это, увы, не лечится.
«Спасибо, Надя, он замечательный, мне хочется больше фото. Если можешь…пришли, где вы вдвоем»
Отправляю на свой страх и риск.
Надежда снова что-то пишет, но не отправляет. И еще, и еще…
Проходит, наверное, час. У меня уже нет надежды на то, что она ответит. И я ругаю себя за то, что попросил еще фото.
Я слишком давлю на нее. Так нельзя. Я должен быть… должен стараться быть мудрее, спокойнее.
Мне нужно исправить столько ошибок!
Телефон оживает, моргая синим огоньком. Пришло сообщение. И еще одно. И еще…
Открываю, и мне кажется, что я получаю удар с ноги по дых.
То, что я вижу на фото просто сбивает с ног.
Бросаю телефон. Подхожу к окну, рву на себя балконную дверь, и в номер врывается ледяной северный ветер. Сухой и безжалостный…
Сообщение. Еще одно. Еще сообщение.
В первый день их не больше пяти. Просто приветствие. Просто вопрос «как дела»? Просто желание узнать, как там Ник, мой сын, его сын.
Я ведь знала, что так будет. Стоит Умарову узнать о моем малыше как начнется вот это вот все.
Наверное, подсознательно именно поэтому я не захотела выходить на связь. Не пожелала сообщить о том, что Ильяс Александрович стал отцом моего ребенка.
Не хотела, чтобы он вмешивался в мою жизнь, чтобы начал управлять мной – управлять они умеют.
Стал бы решать за меня – где моему малышу жить, как жить, чем заниматься, где учиться, кто его должен воспитывать.
Да, возможно он говорил бы о том, что старается помочь, что мальчику лучше будет с обеспеченным отцом, и мне лучше смириться с этим.
Тогда мне казалось, что я не вынесу этого.
Не смогу.
Особенно если Ильяс предложит мне быть вместе, а я все время буду думать, что это только из-за того, что я оказалась беременной. Только из-за ребенка.
Но… в какой-то момент ведь я простила его? Захотела вернуться, выслушать, рассказать о своем положении.
Судьба распорядилась иначе.
Когда-то Ильяс сказал мне, что в его вере есть такое понятие – кадар. Судьба.
Все предопределено.
Вот и я решила, что раз все случилось именно так, то все предопределено.
Но сейчас…
Каждое его сообщение заставляет сердце радостно сжиматься. Я хочу ненавидеть себя за это и не могу.
Я понимаю, что это очень, очень плохо, но…
Мне приятно то, что Ильяс написал, и то, что он продолжает писать.
Я убеждаю себя, что радуюсь просто потому, что мужчина проявил интерес к моему ребенку.
Сколько историй, когда родной отец всячески открещивается от малыша, даже будучи
