class="p1">— Проще говоря, переспать с вами. Просто раньше ваш Феденька не подозревал, что под дедовскими трениками и такой же кофтой с лампасами, есть заманчивая, пышная грудь.
Босс сжимает мои плечи, и даже через ткань блузки я ощущаю, насколько сильные и горячие у него руки. А ещё спиной я совсем некстати, чувствую его близость.
Это сбивает меня с толку.
Я же его терпеть ненавижу! Отчего тогда кровь так быстро пульсирует по венам, разнося по телу странное, запретное тепло? Наши взгляды в зеркале встречаются. Сама от себя не ожидав, столбенею.
Блузка, безусловно, открытая, немного виден бюстгальтер, пуш-ап опять же… Но разве мог тритон… Наш великий и ужасный босс, заметить форму моей груди?
Это очень странно.
А ещё удивительнее, что от его слов, положительной оценки и переплетения наших взглядов в зеркале, у меня слегка приподнимается на загривке шерсть, как у одинокой голодной кошечки.
Дышать становится нечем. Секунда! И по спине ползут мурашки.
В этом мерзавце Белозерском есть что-то такое, от чего комплимент моим полушариям заставляет терять нить разговора.
Он правда так думает? Проглатываю застрявший комок в горле и отвожу глаза первой.
Ну и ладно! Да пошёл он к чёрту. Мне нет никакой разницы, что он там думает! Он просто не хочет, чтобы я его опозорила, вот и пытается спрятать под замок.
— Вы меня, конечно, извините, Герман Игоревич, но Федя не такой.
— Все мужчины такие, Аня, поверьте мне. — Отпускает мои плечи, но перед этим обдаёт ухо горячим дыханием.
Дверцы лифта с дзиньканьем разъезжаются. Тритон уходит, а я, пошатнувшись, хватаюсь за поручень, резко контрастирующий металлической прохладой с моими вспотевшими ладошками.
Да что сегодня за день такой, невообразимо чокнутый?
После беседы в лифте каждый из нас занимается своим делом. Босс, неплотно закрывший дверь в свой кабинет, садится за компьютер и нахмурившись щёлкает мышкой. Я мучаю свою технику, пытаясь разобраться с графиком на ближайшую неделю. Делаю для себя пометки в блокноте, выделяя всё самое срочное. Наклеиваю на доску стикеры с номерами телефонов клиентов и бизнес-партнеров, с которыми необходимо созвониться и уточнить насчёт мероприятий, запланированных на завтра.
Но после пальцев тритона на плечах и его слов о моей груди всё валится из рук. В голову то и дело лезет фраза о том, что босс ненасытен в постели. Даже не верится, что он разглядывал мои прелести.
Непроизвольно кошусь в щёлку между косяком и дверью. Что вообще могло означать это его загадочное: «Вы не потянете мои аппетиты»?
Это два раза, три? Или один, но долгий? Всю ночь, не смыкая глаз? А как же он тогда ходит на работу? Выглядит в восемь утра словно огурчик. Если бы он не спал ночами, то подобное безрассудство отразилась бы на его лице. Но у него ни одной морщинки и синяков под глазами нет.
Он ещё и позы небось знает какие-нибудь заковыристые: на подоконнике, антресолях, вниз головой на люстре.
Фу, фу и ещё раз фу! Дурь какая-то лезет в голову.
Думаю отвернуться, но всё равно наблюдаю.
Тритону звонят. Он встаёт из-за стола. Подтягивает ремень и улыбается. Довольно мило общается, ходит туда-сюда. Преследуя его взглядом, я наклоняю голову и медленно отъезжаю от стола.
Белозерский, конечно, привлекательный мужчина. Это у него не отнять. Высокий, плечистый, стройный. На нём отлично сидят костюмы, а брюки подчёркивают крепкий зад. Особенно хорошо это видно сейчас, когда, став ко мне боком, он запрокидывает голову и заливисто смеётся, прижимая к уху трубку.
Интересно, с кем это он так ласково беседует? Впрочем, спустя мгновение тритон закрывает дверь, скрываясь от моих любопытных глаз.
Время приближается к концу рабочего дня, и я, не зная, что мне делать дальше, продолжаю заполнять его ежедневник. Ровно в семнадцать ноль-ноль тритон выползает из своего укрытия.
— На сегодня вы свободны, Анна. Ждите моих дальнейших указаний, обед с мамой обсудим позже, — на меня не смотрит и, копаясь в телефоне, загадочно улыбается.
Ладно. В конце концов, он мой босс, и я обязана ему подчиняться.
Но отчего-то настроение портится. Скинув надоевшие лабутены и переодевшись в оставленные на работе шлёпки на низком ходу, я прихватываю неудобную обувь и, накинув сумку на плечо, бреду к лифту.
В десять минут шестого я спускаюсь на первый этаж, где сразу же натыкаюсь на поджидающих меня Фёдора и Серого.
Вспомнив слова босса, я прикрываю грудь сумкой и пакетом, скрещивая на ней руки.
— Ой, а ты чего переобулась, Анют? Я как раз рассказывал Серому, как тебе идут туфли на каблуках.
Теперь благодаря Тритону Игоревичу мои собственные друзья кажутся мне озабоченными маньяками. Вот какого чёрта пацанам обсуждать мои лабутены? Только если они треплются про мои ноги.
Впрочем, помянешь чёрта — он и появится.
Из соседней кабины лифта вылетает мой босс и, ни на секунду не задерживаясь, словно тайфун покидает здание. И плевать ему, что я прямо сейчас его позорю. Стою и болтаю посреди холла с двумя представителями планктона, свободно дрейфующими в тарифной сетке ниже среднего и не способными, в отличие от большого босса, сопротивляться течению.
Тритон снова говорит по телефону и, не обращая на нас внимания, садится на заднее сиденье своего авто, проскользнув в открытую Димой дверь.
Мне всё равно. Пусть делает, что хочет. Он же не по-настоящему сделал мне предложение, поэтому не обязан ничего докладывать.
А с Фёдором это его просто какая-то муха укусила, и звезды выстроились не в ту линию, а как только появились другие дела, он тут же вернулся к образу недосягаемого для простых смертных хвостатого земноводного.
Но отчего-то его игнор задевает.
— Ань, пойдём, а то на автобус опоздаем.
— Да-да, конечно, — киваю я и, опустив руки, незаметно снимаю кольцо, кладу его в карман сумочки.
Всю дорогу до дома грущу, совсем не слушаю парней и не смеюсь от их шуток, хотя обычно ржу громче всех. Сама не знаю, что меня так опечалило.
Открыв дверь нашего однокомнатного лофта в элитной хрущевке, тут же глохну от модного речитатива. Сбрасываю обувь, кладу на пол пакет с туфлями.
— Анечка, ты не видела мои очки? — кричит глуховатая мать отчима, — Я очки потеряла и нигде не могу найти.
— Они у вас на лбу, Степанида Захаровна, — наклоняюсь к морщинистому уху, пытаясь перекричать
