Яд каждого слова этой пламенной речи втекающей в мои уши, растекается по моим венам, заставляя гореть в сумашедшей огонии мое начисто-выпотрошенное тело, а последней фразой окончательно добив меня.
Отстраняется и с пылающим в глазах возбуждением, изучает мое вымученное лицо, которое сейчас больше напоминает гипсовый слепок.
— Красота — страшная сила! — его голос першит похотью.
— О токой изощренной мести я даже и мечтать не мог. — пропуская прядь моих волос сквозь свои пальцы.
— В лучшем случае рассчитывал, угостить пулей нашего общего "друга".
— Ну или зарезать как шелудивого, дворового пса, если только даст повод, а здесь такой щедрый дар!
— Судьба….
— Теперь вы оставите в покое моих родителей? — обрываю монолог, не в силах больше вынести ни одного слова, едва слыша себя сама, голосом, который больше был похож на чье-то блеянье, чем на человеческую речь.
Мое состояние вообще нельзя описать как человеческое, живой труп, было бы уместнее.
Мои искусаные в кровь губы плясали румбу, зубы выбивали чечетку, а сознание балансировало на краю пропасти, а где-то внутри, забившись в самую узкую щель, билась в адских конвульсиях моя душа.
— Обижаешь. Беслановы всегда держат свое слово.
— Можешь не переживать воробушек, у твоих родителей всё будет хорошо. — праведным голосом и с видом благодетеля, сообственнически заключая мое лицо в ладонь своей руки.
Дергаюсь, в желании не позволить косаться себя, мне мерзко! Хотя я сама, только что изваляла себя в таком дерьме, от которого мне наверно, уже никогда не отмытся.
Тщетно, мужская ладонь все же обжигает кожу моей щеки.
— У тебя был трудный день. — гладит мою скулу подушечкой своего большого пальца, а меня передергивает от гадства.
— Мне еще надо вернуться к нашим гостям, а ты поднимайся к себе. Отдохни. Заслужила.
— Азис! — подзывает своего верного пса.
— Проводи нашу дрогоценную розу в ее покои.
Юлю колотило. Внутри извергался вулкан выжигающий внутриности и иссушающий все водные ресурсы организма, кровь, лимфу, слизь, и даже желчь.
Все вызжено.
Выгорело.
Заживо.
Дотла.
В пепел.
Как могла, до последнего держалась не давая эмоциям ее захлестнуть. Что бы не дай бог, не дать повода для исполнения угроз или изменения условий сделки.
Сделки, от которой, зависили жизни дорогих ей людей.
Сделки, которая погубила ее собственную жизнь.
Только сейчас, наконец оставшись одна, после того как щелкнул дверной замок, сползая от бессилия по стене, как будто силы в миг покинули ее тело, дала волю обуревающим ее чувствам.
Слезы полноводной, бурной рекой сбегали по щекам, а внутри оставалась пустота.
Вместо сердца дыра, а душа скулила как побитая собака, которая зализывает раны оставленные на ее теле нерадивым хозяином.
Господи что я наделала. Как мне жить дальше, как все исправить?
А Сашин голос, причиняя смертельную боль эхом звучит в моей голове, оглушая, пульсируя в висках.
— Ты себя слышишь?
— Не бойся маленькая.
— Это они заставили тебя это сказать. Ответь же. — глазами бегая по моему лицу.
— Нет. — вру и чувствую как эта ложь душит меня из нутри, как режит наживую заставляя при этом смотреть в глаза любимого и мне хочется кричать что это неправда, а я не могу.
— И вдруг он резко привлек меня к себе прижимаясь лбом к моему лбу.
— Скажи что ничего этого не было. Скажи что это просто кашмар.
— Скажи что я сплю блядь!
— Разбуди меня маленкая.
Гладит хаотично мои волосы как сумашедший, до боли, сильно, а потом вдруг оторвал меня от себя и зарычал мне в лицо.
— Не молчи сука! — полным отчаянья голосом.
— Скажи что это все ложь, что это подстроила эта Беслановская мразь и ты не изменяла мне, и не ждешь никакого ребенка.
От звука внезапно открывшихся дверей я дернулась так, что шейные позвонки казалось вылетели с места, срывая стон боли с моего открывшегося рта.
А на пороге…
Глава 17
Сейчас, когда до встречи с Беслановым оставалось меньше часа, я не мог найти себе места и Семен до сих пор не отзвонился.
Когда этот старый черт даже не стал отпираться что Юля у него, а ещё и согласился на встречу, у меня появилось плохое предчувствие, засосало где-то под ложечкой.
Я четко чувствовал какой-то подвох, ощущал его на подсознательном уровне.
Что за игру он ведет?
Неужели Юли уже нет в стране, нет он бы не успел, да и все пересечения границы контролируют наши люди.
Хотя не важно, в какой стране ты находишься все решают деньги и связи, точнее колличество первых, и качество вторых. Но даже имея полный арсенал понадобиться время, а я больше не мог без нее.
В момент, когда увидел живой свою девочку, чуть душу богу не отдал от счастья. Ее родное лицо, любимые глаза, я ничего не пожалел бы, даже собственной жизни, лишь бы снова их увидеть.
А потом получил первый удар.
Я физически ощутил как затрещали мои кости.
Оторвал глаза от ее нежного личика желая вобрать в себя ее полный образ, а увидел как ее тонкие кисти держут под руку эту падоль Бесланова.
Она должна бежать от него, а она так крепко вцепилась в его пиджак, что косточки ее пальцев отдают мертвецкой синевой.
Я не мог поверить своим глазам.
Какого хера тут происходит?
Мне казалось, что я смотрю на мир через кривое зеркало. Даже проморгался, думая что это сказывается переутомление или напряг.
Я адски выматался за эти дни, практически не спал и мне уже хуй знает что мерещется.
Прикрыл глаза, делая глубокий вдох.
С трудом взял себя в руки чтобы не завалить дело и не подставить под пули дорогих мне людей, которые могут головы здесь свои положить из за моей слабости.
Мне потребовалось несколько секунд чтобы я снова мог на это смотреть.
А потом мне приставили к голове пистолет, видимо, наивно пологая, что это штука может меня остановить.
И проинформировали, что у Юли есть для меня новость, которую я должен внимательно выслушать, и при любых обстоятельствах оставаться приличным мальчиком.
Правда?
Да мне похуй на ваш пиздешь и волына у моей головы частая гостья, единственное что меня останавливает не сравнять с землей это место, страх навредить моей девочке.
А когда ее безумно сладкий ротик открылся и с него слетело имя Тимур, я получил второй удар.
Точечный, беспощадный, выворачивающий на изнанку внутренности.
Я был готов к чему угодно даже к смерти, но только не к этому.
Как будто чья-то адская насмешка.
То, что она, мне приготовила — хуже смерти!
Нет я не умер. Я убеждался в этом с каждым прокрученым в моем мозгу произнесенным ее словом. Мертвым уже похрен, а меня рвет в куски, на ошметки, в клочья.
Казалось, что я долбонулся или меня кто-то сильно ударил по затылку, и все что я слышу, и вижу, через призму помутненного сознания, в мареве тумана.
Будто не сомной все это, не с нами, словно со стороны.
И каждое ее слово, как гвоздь в крышку моего гроба, где я заживо замурован.
Каждое, как очередной удар зазубренным ножом в сердце, а из анастезии нотки любимого голоса как бальзам для раны и ушей.
"— Это мое свободное решение быть здесь.
— После того что ты сделал с Тимуром я больше не могла с тобой оставаться.
— Уходи пожалуйста и оставь меня в покое.
— Я жду ребенка от моего любимого мужчины. "
Мне показалось что на последней фразе мой мозг просто взорвало.
А от адской, раздирающей меня изнутри боли скрутило и буквально сложило пополам, но внешне я даже не дернулся.
— Что ты несешь? — цежу сквозь сжатые яростью челюсти.
Рот ее рукой заткнул, а в ушах пушечным выстрелом — "я жду ребенка от любимого." А я как параноик цепляюсь за эту тварь — надежду.
— Ты себя слышишь?
— Не бойся маленькая.
— Это они заставили тебя это сказать.
