из холодильника.
– Ты собираешься делать праздничный омлет? – насмешливо произносит Миша. Не поддаваться. Только не поддаваться. Молча завязываю шнурки на ботинках и наконец перевожу взгляд на Медведева.
– Я собираюсь делать пирог. А праздничный он или нет, не знаю, – беру вещи и направляюсь к двери. Только берусь за ручку, как слышу позади:
– Машенька, ты кое-что забыла.
И стоило мне только обернуться, как Миша запулил в меня шапкой. Каким-то образом я поймала ее одной рукой в сантиметре от собственного носа. Ну что, тоже неплохо. Маленькая победа.
– Спасибо за заботу, папенька.
– Всегда, пожалуйста, доченька.
Выхожу из дома и в лицо тут же ударяет отрезвляющий ветер. Я – зрелая личность. Я – сильная. Господи, да кого я обманываю? Я – слабачка. Стоило только увидеть эту бородатую морду, как все посыпалось. Что в нем есть такого, что он может так привлекать? Бесчувственный дровосек. То ли дело Никита. Нереальный красавчик. Жутко обаятельный и очень легок в общении. Таких парней невозможно не заметить. Нормальные люди в таких и влюбляются. Да он по всем параметрам лучше.
И улыбается он, в отличие от некоторых, не раз в год. Обаятельный. Не нудит. Не грубит. Шутит по делу и не обидно. Добрый. Красивый. И лицо гладкое, без этой отвратительной растительности. Ну, подумаешь, не скрывает своих намерений, но не прилипчивый, хоть и настойчивый. Он действительно почти идеальный. Но от чего ж так тошно?
Точно не от того, что возможно сейчас или через пару часов появится папа и я больше не увижу улыбчивого Никиту. И не от того, что скорее всего меня просто запихнут в машину и не спросят ничего. И даже не потому, что чем-нибудь пригрозят и я как миленькая подпишу какую-нибудь бумагу, по которой я стану чьей-то женой. Даже это уже не вызывает былых эмоций. Тошно от того, что это снова сделает Миша.
Но больше я не побегу. Во-первых, умереть от обморожения более я не желаю, слишком свежи воспоминания, во-вторых, хочу посмотреть в глаза Медведеву, когда папа за мной приедет. Уж в этот-то раз он никак не выкрутится.
Коктейль из обиды и непонимания за то, что он тогда сдал меня папе, отравляет похлеще всего. А сейчас, когда Миша находится в нескольких метрах от меня, этот микс проносится по венам с токсичной дозировкой. Он меня отравляет.
Возможно, у Медведева были причины сдать меня папе, но чувство обиды не проходит. А самое отвратительное, что я не могу спросить его в лоб «за что?». Признаться, что я слышала это лично, означает, что я сидела под столом, пока он занимался этим со своей девушкой? Нет, больше я не дам поводов над собой насмехаться.
– Маш, ты вообще меня слушаешь?
– Извини, я немного…
– Расстроена. Я вижу. Из-за того, что твой отец сюда приехал? Надолго, кстати?
Кажется, я впервые испытываю к Никите негатив. Ладно, я могу сказать что-нибудь обидное Мише про ту же самую бороду за то, что сдал меня и за те мерзкие звуки, навсегда отложившиеся в моей памяти. Но как можно назвать его моим папой всерьез? Не так уж старо он и выглядит.
– Не знаю насколько. Но да, из-за него расстроена.
– Да ладно, не парься. Не цербер же он, в конце концов, – улыбаясь, произносит Никита, смахивая с волос снег.
Киваю в знак согласия, смотря на то, как он достает мой подарок. Никита что-то говорит, я же совершенно не вникаю, мне впервые за все время проведенное одной хочется разреветься. Все без толку. Все дурацкие статьи, в которые я свято верила и изучала от «а» до «я» – по сути пустышка. Двадцать один день? Ну и что? Прошло даже больше. И какая у меня выработалась привычка? Да плевать мне на все, я в дом хочу к этому предателю. Боженька, ну, пожалуйста, избавь меня от этого наваждения.
Распрощавшись с Никитой, возвращаюсь в дом в полном раздрае. Не смотреть. Главное не смотреть на Медведева.
В любой другой день я бы, определенно, устала от приготовления такого количества еды. Но сейчас я на каком-то эмоциональном подъеме. Я вдруг четко поняла, что сегодня Миша меня не сдаст. Скорее всего, так он усыпляет мою бдительность. Ну и ладно, чего уж греха таить, я не против провести вместе с ним новогоднюю ночь. Переживаю только за пирог. Тесто я месила не с любовью, а с агрессией. Хотя, какая разница, если Миша все равно не похвалит ни одно мое блюдо, каким бы вкусным оно ни было?
– А ты не поможешь мне накрыть стол? – определенно Миша не ожидал того, что я к нему обращусь за столько-то времени. Ну и получай фашист гранату. – Хотя, нет, не надо. Отдыхай. У тебя все равно нет вкуса. Сделаешь что-нибудь колхозное, да и мало ли волос с бороды упадет в еду, потом еще меня обвинишь. Смотри дальше «Голубой огонек», он как раз для твоего возраста, – махнула рукой, и почти удовлетворенная вновь вернулась на кухню.
Жаль… как жаль, что его совершенно не удалось спровоцировать. Стол я накрыла уже с меньшим энтузиазмом. Единственное, что сейчас придает мне силы и радость – это цеплять Мишу. А что если он больше не поведется на это? Что тогда? Перевела взгляд на стол, и сама не поняла, как улыбнулась. Впереди еще еда, он не сможет не обгадить мои блюда. Дожила, жду, когда он начнет это делать. Я реально сошла с ума…
Раздражает то, что Миша совершенно не спешит за стол, хотя прекрасно осознает, что все готово. Более того, на мое приглашение никак не отреагировал и вышел на улицу. Меня хватило ровно на минуту. Выглянула в окно и вздохнула с облегчением, осознав, что он здесь. Никуда не сбежал. Просто курит. Только сейчас до меня дошло, что рядом с ним нет никакой Наташи. Может быть, у них все? Открываю окно настежь. Ну вот зачем он курит?
– У тебя снова праздник?
– Чего? – интересуется Миша, нахмурив брови по самое не могу.
– Ты куришь. А ты говорил, что только по праздникам. До полуночи еще час двадцать? Или у тебя еще какой-то праздник тридцать первого декабря?
– Закрой окно или мало мозги себе отморозила?
– А я их еще не морозила.
– Оно и видно. Откуда смерть с косой?
– Какая смерть? –
