— Вау, — выдыхаю я.
Я на полпути к прочтению этого сообщения, предполагая, что мне все это померещилось, когда из моей двери раздается тихий стук.
— Эм? — Раздается голос отца.
— Да, я не сплю, — отвечаю я, с сожалением блокирую телефон и бросаю его обратно на кровать.
Пододвигаясь, я сажусь спиной к изголовью кровати, когда он входит.
— Привет, как ты себя чувствуешь? — Спрашивает он, его брови озабоченно хмурятся.
— Лучше, раз у тебя есть кофе, — говорю я, мои глаза следят за кружкой, когда она движется ко мне.
Он передает его, и я немедленно обхватываю его обеими руками и подношу к носу, вдыхая насыщенный аромат, когда он опускается на край моей кровати.
— Как у тебя дела? — Он спрашивает снова после того, как я делаю глоток, о чем я сразу же жалею, когда он обжигает кожу на моем языке.
— Я в порядке, — говорю я, но из-за боли в моем голосе мои слова звучат неубедительно.
— Эмми, тебе не нужно притворяться со мной. — Он обхватывает мою ногу своей гигантской, испачканной чернилами рукой и сжимает в знак поддержки. Я смотрю ему в глаза, когда эмоции и усталость, несмотря на то, что я только что проснулась, захлестывают меня.
— Д-да, я знаю, — выдавливаю я сквозь комок в горле, когда слезы обжигают глаза докрасна. — Просто… сейчас легче притворяться, понимаешь?
Его плечи опускаются в поражении, когда он слышит меня. — Черт, Эм. Мне чертовски жаль.
Слезы, наконец, наполняют мои глаза, когда я смотрю на расстроенное выражение лица моего отца.
В этот момент ясно видно, что он берет на себя вину за всю эту ситуацию.
— Папа, нет, — говорю я, наклоняясь вперед, ставя свою кружку сбоку и обнимая его за плечи и крепко сжимая его. — Ни в чем из этого нет твоей вины.
— Эм—
— Ты ошибаешься, — уверяю я его. — Мы ни в чем этом не виноваты.
Его тело содрогается рядом с моим, заставляя мою грудь болеть.
Мой папа — лучший человек, которого я знаю. Я ненавижу тот факт, что он страдает из-за моих глупых решений.
— Я говорил тебе, что это безопасно, что Волки не представляют угрозы. Если бы я не сказал тебе этого, ты бы не оказалась среди них.
— Я доверяю тебе, папа. Если ты говоришь, что они не были угрозой, то я верю, что ты действительно так думал. Они солгали тебе, и мы ничего не можем с этим поделать.
— Мне следовало быть более осторожным. Я не должен был верить Луису Чертову Вульфу на слово, когда он сказал мне, что ты его не интересуешь.
— Он этого не делает. Не совсем.
Папа высвобождается из наших объятий и с любопытством смотрит на меня.
Мы не разговаривали прошлой ночью. После того, как я исчезла здесь со Стеллой и Калли, он в основном оставался внизу. Пайпер сказал мне, что он был слишком зол после всего случившегося и допрашивал Круза и ребят.
Я понимаю. На самом деле мне тоже не хотелось все это пересказывать, несмотря на то, что я нуждалась в ком-то, в чем-то. Точная причина, по которой я потянулась за своим телефоном и написала сообщение Тео.
Мне нужна была эта связь с кем-то, чтобы напомнить себе, что я в безопасности, что все кончено.
— Ты сказала мне по дороге домой, что ему нужна была твоя мама, — мягко говорит папа. — Но сказал ли он что-нибудь еще?
Я качаю головой. — Нет. Он просто хотел знать, где она была. Как ты думаешь… — Папа снова сжимает мою ногу, когда я замолкаю. — Ты думаешь, она солгала нам о своей причастности ко всему этому? — Наконец спрашиваю я, в ужасе от предстоящего ответа.
Я поверила ей, когда она объяснила мне и в больнице после передозировки, и в том доме в Котсуолдсе, что случилось с Дэмиеном. Как Волки обманули ее, заставив поверить, что они могут помочь ей быстро заработать на семье Чирилло.
Я верила, что она была невинной, отчаявшейся наркоманкой, которой играли мужчины, которые были более могущественны, чем я хотела бы думать.
Я поверила ей, когда она заверила меня, что единственная причина, по которой я оказалась привязана к Тео, — это то, что она хотела, чтобы я была защищена. Что она хотела, чтобы я была подальше от Волков.
Она выглядела такой искренней, когда держала меня за руку и рассказывала это всем нам в том доме. Ее боль была ощутима. Ее страх за то, что, по ее мнению, Дэмиен и Луис сделают с ней, когда найдут, был слишком пугающим, чтобы его игнорировать.
Так чего же нам не хватает?
Неужели она вообще никогда не пыталась защитить меня?
Были ли мои первоначальные мысли правильными? Она что, продала меня? Неужели я большая часть этого дерьмового бардака, чем она хочет признать?
— Да, — с сожалением констатирует папа.
Это единственное слово проделывает еще одну глубокую дыру в моем и без того израненном сердце.
Почему я всегда даю ей преимущество в сомнениях? Почему я всегда ей верю? И что с того, что она вынашивала меня девять месяцев? Ну и что, что она была той, кто дал мне жизнь? Не тогда, когда это был день, полный боли, душевных терзаний, голода и пренебрежения.
— Это больше, чем она нам говорит. Возможно, она не знает всего, но я убежден, что она знает что-то, что поможет нам собрать все кусочки воедино.
— Это бардак, — стону я, падая на спину и запрокидывая голову к потолку.
— Это ты мне говоришь, малышка. Но мы с этим разберемся. Возможно, ты не захочешь это слышать или принять, но рядом с тобой стоят самые влиятельные люди города. Круз, Дэмиен, Тео, я. Мы не позволим, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Эм.
— Считаешь себя могущественным, да? — Я поддразниваю.
— Возможно, я и выбыл из игры на несколько лет, но это у меня в крови. Точно так же, как и у тебя. — Он подмигивает. — Итак, ты не хотела бы рассказать мне, почему ты сломала нос какой-то богатой девочке в школе в понедельник утром? — Спрашивает он, отчаянно пытаясь побороть ухмылку, которая так и норовит растянуться на его губах.
— Кроме того, что она это заслужила?
— Это она подсыпала тебе наркотик в напиток?
— Да, за это и за тот факт, что она бешеная стерва.
— Как в прошлый раз, когда ты заставила другую девочку истекать кровью?
— Они друзья. У них могут быть одинаковые боевые ранения.
Он не комментирует, и любое веселье, которое было на его лице, исчезает в мгновение ока, заставляя мой желудок скручиваться от нервов.
Может, мне и наплевать, что думает обо мне большинство людей в этом мире, но мой отец — совсем другое дело.
Он мой герой, всегда был и всегда будет. Я хочу, чтобы он гордился мной, и я отчаянно хочу быть дочерью, которую он заслуживает.
— Ты отстранена на неделю, Эм. О чем мы договаривались, когда ты начинала в этой школе? — Он приподнимает бровь, и я вижу разочарование, мелькающее в его темных глазах. Это заставляет меня чувствовать себя примерно на дюйм ниже.
— Я обещала, что буду держать голову опущенной и вести себя прилично, — бормочу я, как непослушный ребенок, которого только что поймали на краже конфет из банки. — Пожалуйста, не забирай мой мотоцикл, папа. Пожалуйста, — умоляю я.
Если я потеряю это, свою свободу, свой способ сбежать, когда ситуация становится невыносимой — хотя никогда больше не вернусь в Ловелл, — тогда я, черт возьми, сойду с ума.
— Эмми, я…
— Все настолько вышло из-под контроля, — пытаюсь возразить я. — Когда я пошла в школу, я была просто девочкой с другого конца города, на которую все смотрели свысока. Но теперь… — Я выдыхаю, когда ко мне возвращается реальность. — Я наполовину МС, наполовину Чирилло, у меня гребаный муж, и меня только что похитили, после того как упомянутый муж держал меня в плену. Ты же не можешь на самом деле ожидать, что я буду держать все это в руках прямо сейчас.
— Эм, ты справляешься намного лучше, чем большинство, уверяю тебя. — Грустная улыбка растягивает мои губы, хотя мое сердце все еще колотится в горле при мысли о том, что он заберет моего ребенка. — Я не заберу твой байк, Эм. Я почти уверен, что все это было достаточным наказанием. Но… — быстро добавляет он, — ты не собираешься всю эту неделю хандрить. У тебя есть сегодняшний день, и только сегодня, чтобы сделать то, что тебе нужно сделать. Завтра я хочу, чтобы ты либо была здесь и выполняла работу, которую поручили тебе твои учителя, либо была на работе и показывала Микки, из чего ты сделана.