- Арысь!!! - опять рык, а мои глаза почти закрываются, чувства уходят, и я начинаю падать прямо в руках мужчины.
- Показатели не могут быть обработаны. Я не знаю нормальных физиологических параметров женщины! - от вновь появившегося голоса этой адской и невообразимой машины, я снова нахмурилась, а по вискам полоснуло два жутких спазма.
- Радолир! Вызывай лекаря Вессария из Киева. Пускай привезут его немедленно! Она должна выжить!
Его голос продолжал звучать прямо у моего лица, но я уже ничего не чувствовала кроме холода крепких объятий, которые сжали меня в руках, а потом подняли. Только сейчас, ощущая ужасную жажду, я почувствовала насколько жгут мои запястья. Кожу на руках словно выжигает огнем. Но мы двигаемся. Вернее двигается холод. Быстро и настолько ровно, словно мой вес для этого человека ничего не значит. Словно я крохотная настолько, насколько моё тело стало безвольным.
Однако жар настигает только сильнее, пока холодные пальцы не проводят по моим запястьям, и только это позволяет провалиться в темноту окончательно.
"Я знаю, что проснусь не дома. Однако теперь я и не знаю, где мой дом..."
2.2
Тяжёлым галопом лошадь скакала вдоль горной гряды, огибая высокие и острые выступы скал. Свежий и морозный ветер заставлял плотную меховую накидку вздыматься вверх и падать на спину кобыле, которая ржала, но скакала дальше с ещё большей скоростью.
Животное неслось сквозь стужу и метель ведомое грозным голосом своего всадника. Князь не давал продохнуть лошади ни на секунду, понимая, что вышел в горы один, и времени до рассвета слишком мало. Ничтожных несколько часов, прежде чем в его палаты вбежит Ярослав и станет искать отца.
Потому мужчина бил лошадь стременем под ребра только сильнее, чтобы она не смела останавливаться. Потом, когда они вернутся, он попросит у животного прощения за свою жестокость.
"Сейчас нет времени, Морана... Скачи!" - хмурясь, сцепил зубы Всеслав, и схватив поводья сильнее, отворачивался от снега, который бил ему прямо в лицо.
Только когда началась прямая дорога к топям, Князь резко потянул за повод опять и остановился. Лошадь заржала встав на дыбы, а Всеслав осмотрелся. Только очертания скул и острого подбородка, были видны из-под глубокого капюшона. Метель кружила, ветер выл, хлестая мужчину по лицу, а он сжимал губы в тонкую линию из злости и раздражения всё сильнее.
Злился, пребывал почти в ярости. Но больше всего Всеслава доводило до бешенства смятение, вызванное странной девицей, которую за руку держал его мальчик.
"Он впервые взял за руку женщину..." - прошептал зло в голове, и только сильнее разозлился, потому что его сын никогда не подпускал к себе боярынь.
Даже княжны, которых прочили в жены его отцу, Ярослав не воспринимал и не хотел даже находиться в их присутствии. Однако прошлой ночью, его сын жался к простолюдинке так, словно она его мать.
Потому Всеслав и ощущал озноб по всему телу. Мужчина не понимал произошедшего с его сыном. Не мог принять того, что рассказал Ярослав всерьез, ведь подобное невозможно.
Лишь одна легенда, один единственный сказ хранил память о подобном - исчезновение княжеской семьи мольфаров. Знак великого Перуна, который нарисовал Яр... Именно он был на месте выжженного до последней балки дома семьи. Тогда Всеслав был ещё ребенком. Крохотным и сопливым настолько, что весь ужас подобного не мог воспринять всерьез.
"А теперь тоже самое мне рассказывает мой сын..." - спрыгнув с лошади, Всеслав отпустил её, и проваливаясь тяжёлыми сапогами в сугробы и болотную тину, стал идти в сторону того места, где они нашли женщину. Искал среди деревьев на краю болота хоть что-то, хоть намек на то, о чем рассказал ему Яр.
Мужчина хмурился, злился, но упорно высматривал сквозь метель знак, который мог давно скрыть снег.
"Ярослав никогда не врал. И на фантазии это совершенно не похоже..." - продолжал мысленный монолог мужчина, только плотнее натягивая кожаный каптур на голову.
Холод медленно подбирался к телу, но Князю он был не страшен. Мужчина привыкший к стуже, привыкший к ночным ледяным порывам ветра монгольских степей не боялся ни холода, ни огня, ни смерти. Потому что убивал и знал, что метель всего лишь снег, опадающее на его плечи мгновение времени.
Однако природа ревела, а значит и она не хотела, чтобы мужчина нашел то, за чем пришел сюда. Всеслав упорно двигался вглубь болота, а когда топь стала тянуть его в свои оковы, остановился. Медленно опустил взгляд на припорошенный снегом предмет. По блестящему корпусу странного прибора, пробегала мелкая белая крошка.
Всеслав опустил руку, обтянутую грубой перчаткой и взял предмет в руки.
- Пульт от ретранслятора? - грубый шепот утонул в завываниях ветра, а мужчина обернул аппарат, и нажав на боковую кнопку, замер.
Всеслав стоял посреди метели и не мог понять, что держит в руках, ведь на мигающем и почти разбитом экране прибора было фото женщины и мужчины. Почти рыжие, русые волосы обрамляли светлое лицо, а глаза улыбались точно так же, как и она сама. Светились будто изнутри, пока она обнимала маленького мальчика, с такой же копной русых и непослушных волос. Однако мужчина, который стоял рядом с ними на фоне какого-то строения похожего на старые постройки двухсотлетней давности, заинтересовал Всеслава больше. Его внешний вид, и то как он смотрел исподлобья, заставили Князя внимательно осмотреть его фигуру, прищурившись.
"Пепельные волосы и острые черты лица. Кто ты такой? И кто твоя женщина?" - мелькнуло в голове Всеслава, когда он сжал аппарат в руке, обернувшись и поднимая взгляд на кобылу, которая била копытом у кромки топей, опасаясь за своего хозяина.
Князь откинул накидку и пошел обратно к берегу, вспоминая взгляд девки, посмевшей назвать его сына мальчиком. Его наследника и единственную причину, из-за которой Всеслав начал войну, простолюдинка назвала по имени, а Яр назвал ее княжной.
"Какая-то дикая ересь!!!" - прорычал в голове мужчина и схватился за седло, всадив ногу в стремена и садясь на лошадь.
Морана довольно заржала и повинуясь движению ремней, обернулась в сторону дороги, ведущей обратно к резиденции. Князь покидал топи, опять заставив кобылу скакать галопом обратно. Однако сейчас он сжимал в руке первое доказательство того, что его сын не врал ему действительно никогда. Ведь Яр четко рассказал, что видел странный пульт в руках у княжны, когда она его кормила. Видимо именно этот пульт был и в руках Всеслава.
Яркий луч рассвета разрезал небосвод, окрашивая пики гор в палитру золота и огня, пока лошадь скакала всё быстрее, оставляя за плечами Князя то, что он никогда бы не смог рассмотреть с земли.
Только горный ястреб, наблюдающий зорким взглядом за скачкой всадника с высоты скал, смог бы увидеть то, что было выжжено за поверхности топей, как клеймо. Птица расправила широкие крылья, и взмахнув оперением оттолкнулась от камня, взмывая ввысь. Заклекотала и облетела огромные топи, которые тонули в зелени соснового леса. Ястреб заклекотал опять и очертил круг, в котором был выжжен шестиконечный крест.
Птица взмыла ещё выше, перегоняя метель и стужу. Полетела вдоль вершин скал, и только обогнув огромную горную гряду, опустилась на руку, обтянутую черной перчаткой из грубой кожи. Ястреб заурчал и сложил крылья, смотря в глаза своего хозяина. Во взгляд, лишенный всего живого, во взор полностью черных глазниц, лишенных даже белков.
Хозяин птицы мягко расплылся в улыбке, и натянув плотнее на голову капюшон из черной кожи, расшитый краеугольным орнаментом золотых нитей, погладил ястреба по клюву.
- Молодець, Градівник! *(Молодец, Громовец!) Нехай відте́пер той бовдур сам свою дівицю шука. Нам вже час до ґазди... *(Пускай теперь тот болван сам свою девку ищет. Нам время возвращаться к хозяину...)
Мужчина повернулся и спрыгнув на тропу между скал, начал насвистывать, припеваючи:
