медлила, иначе, кто знает, скольким из нас пришлось бы сдавать обувь и одежду в химчистку.
Недовольный гул переходит в тихое перешептывание. Шум в ушах постепенно стихает, как и боль в животе. Осторожно принимаю вертикальное положение, держусь за стены. Открываю защелку и выхожу из кабинки.
Под косые взгляды ковыляю к умывальнику. Плескаю несколько раз холодной водой себе в лицо, полощу рот. Не проронив ни слова, с тем же неуверенным шагом покидаю это место.
— Только не говори, что ты опять взялась за старое, Каролина? — негромко рычит Назар.
Он схватил меня под локоть, как только я миновала очередь в уборную, и теперь тащит по лестнице вниз. С трудом удается переставлять ноги.
— Отпусти, — морщась от боли, шиплю я.
Хватка пальцев, несмотря на мои дерганья, становится сильнее. Мы идем быстрым шагом к лифту, который спускает всех посетителей ТРК к подземному паркингу.
— Вспомни, чем закончились твои выходки в прошлый раз.
Муж буквально заталкивает меня в лифт, как только тот останавливается на нашем этаже. Мы стоим друг напротив друга, сражаемся гневными взглядами. Его изумрудная зелень отчаянно бьется с бурлящим морем моей голубой лагуны.
На целых шестьдесят секунд мы отрезаны от всего мира. И все что я чувствую — это боль и страдания от любви к мужу. Я до беспамятства люблю того, кто этим утром поведал мне ужаснейшую правду.
Все люди, кто твердят, что горькая правда лучше сладкой лжи, лжецы. Они явно никогда в своей жизни не испытывали ничего похожего на то, что чувствую я сейчас.
Как жить мне теперь с этой правдой? Как любить? Как доверять мужчине, который теперь будет пропадать вечерами в чужой квартире? Как уйти, если сердце ноет от тоски без него?
— Ты делаешь мне больно.
Несмотря на слезы, катящиеся по щекам, я продолжаю гордо держать подбородок. Не разрываю зрительный контакт с мужем, даже когда соленая пелена размывает все вокруг.
Словно опомнившись, Горский разжимает пальцы и отступает на шаг. Опускает голову и смотрит на собственную руку, которой неосознанно делал мне больно.
— Прости, Веснушка.
— Отвези меня домой. Я не хочу больше гулять, — безжизненным голосом прошу я, как только двери лифта вновь впускают шум улиц в металлическую кабинку.
Все попытки мужа поговорить со мной я игнорирую, уставившись в боковое окно.
Как только захожу в дом, прошу Марию приготовить ромашкового чая. Не дожидаясь ее ответа, иду наверх в спальню. Забираюсь под одеяло и лежу с открытыми глазами, разглядываю потолок.
Мечтаю поскорее уснуть, чтобы перестать чувствовать что-либо. Но рой мыслей никак не дает организму отключиться. Смахиваю проступающие слезы рукавом кофты.
Телефон вибрирует в глубине сумки. Два звонка я намеренно игнорирую. Потом когда-нибудь перезвоню, когда будут силы.
Мобильный продолжает сотрясать содержимое сумки вновь и вновь. Приходится выбраться из своей пуховой берлоги и ответить настойчивому звонящему.
— Алло, — отвечаю, свесив голову с кровати.
— Наконец-то, Горская. Мне уже надоело слушать эти длинные гудки, — Александра в привычной манере за три секунды выдает гору информации. — Только не говори, что мы тебя разбудили? Я опять время прилета перепутала, да? Прости меня, дорогая.
— Саш, все нормально. Я не спала, успокойся.
— А с голосом тогда что? — взволнованно переспрашивает подруга.
— Перемерзла на последних съёмках в Италии.
— Ну вот, — раздосадовано вздыхает Сашка. — А мы хотели тебя в караоке пригласить, погорланить песни да посплетничать в «Ракете» на Саксаганского. У Ирки просто чумовые новости.
— Миша пригласил меня в Париж на выходные. Каро, ты понимаешь, что это означает? Понимаешь? — кричит откуда-то издалека вторая подруга.
— Иришка, солнышко, я тебя поздравляю. Миша — отличный парень, — мой голос ломается, и я делаю вид, что меня душит кашель. — Простите девочки. Я бы с радостью поехала с вами, но надо отлежаться.
Мне стыдно за свое вранье, но сейчас с жалостливым взглядам подруг я просто не готова. Не смогу смотреть им в глаза и слышать от них «а мы предупреждали».
— Точно все хорошо, Каро? Если это из-за Горского, то…
Будто почувствовав, что речь заходит о нем, в комнату входит Назар.
— Хорошего вечера, девочки. Пришлите мне пару фотографий, — сбрасываю вызов и прячу телефон под одеяло.
В руках мужа небольшой поднос с заварником и моей любимой чашкой со звездами.
— Мария сказала, что ты так и не пришла пить чай. Я решил принести его сюда.
Заползаю обратно под одеяло и отворачиваюсь от мужа. Надеюсь, что он поймет мой намек и оставит меня в покое хотя бы на какое-то время. Но увы, супруг в очередной раз доказывает, что мужчины не способны понимать намеки, даже такие прямолинейные.
Матрас шуршит под тяжестью его тела. Натягиваю одеяло повыше, прикрываю макушку.
— Веснушка, поговори со мной. Пожалуйста.
— Мне нечего тебе сказать.
— Не закрывайся, малышка. Это ведь я, твой Гор. Я никуда не исчезну.
— Я уже в этом не уверенна, — бормочу еле слышно, когда телефон Назара начинает горланить на всю спальню.
— Да, Аннет.
Ежусь от имени этой женщины. Прячу голову под подушку, лишь бы не слышать ни словечка из их разговора. Слезы с новой силой давят на веки.
Господи, за что мне все это? За что? Я просто хотела любить и быть любимой.
— Каро, — рука мужа касается моего плеча, вторая стаскивает подушку с моей головы. — Каро, мне надо уехать по делам, — виноватым голосом сообщает он. — Миру плохо, он задыхается. Аннет везет его в больницу. Я не могу…
— Тебе не стоит тратить время на разговоры. Поезжай к ним.
Назар тянется вперед, чтобы обнять меня, но я протестую. Выставляю руку вперед.
Не нужны мне эти жалкие крохи утешения. Они только делают хуже.
— Пообещай, что не натворишь глупостей, Каролина.
Поджав губы, я отворачиваюсь от мужа и опять набрасываю одеяло на голову.
— Я позвоню, как только смогу, — в дверях добавляет Назар.
Когда остаюсь в спальне одна, то даю волю новой порции слез.
Знаю, что я закоренелая эгоистка. Жадная собственница до мозга костей. Поэтому и не имею ни малейшего понятия как справиться с тем, что мой любимый мужчина теперь не только мой.
Да и разве можно с таким ужиться? Разве можно с этим свыкнуться и жить нормально?
Головой я понимаю, что Назар не может просто лежать в кровати пока жизнь его ребенка находится под угрозой. Но сердцу… Сердцу ведь не объяснишь.
Нельзя отключить чувства, невозможно остановить боль по щелчку пальцев. Мне горько от того, что он бросил меня в такой непростой период и умчался на ночь глядя к тому, чью фотографию впервые увидел всего
