очень весело. — За тобой присмотрит Ильяс.
Я веду бровями и отворачиваюсь. Какая разница, кто мартышка-надсмотрщик, если шарманщик тот же?
— Он скоро приедет. Не скучай.
Я с места не сдвигаюсь, пока за спиной Малика не хлопает входная дверь. Только после этого опускаюсь в кресло и выдыхаю. Стараюсь отгонять от себя дурные мысли, но одолевает предчувствие, что Ризван в ярости. Не надо было мне таращиться на него. Ушла бы тихо, и никто бы не пострадал. А теперь и Малик будет наказан, и я снова взаперти.
Не знаю, сколько времени буравлю взглядом пустоту. Забываюсь так, что вздрагиваю, когда щелкает замочная скважина.
Дверь захлопывается, впустив в квартиру моего нового надзирателя. Я прислушиваюсь к тяжелым шагам и шороху снимаемой верхней одежды — пиджак, пальто, куртка, не важно. Звякает брошенная на тумбочку связка ключей. Щелкают запираемые замки. Катится дверца шкафа-купе.
Поднявшись с кресла, я подхожу к кофеварке. Достаю из шкафчика зерна, решив, что мне не помешает взбодриться и прочистить мозги. Но не успеваю загрузить их, как крепкие горячие руки резко разворачивают меня, дерзко подхватывают и усаживают на столешницу.
Рассыпав зерна, мелким перестуком покатившиеся по полу, я широко распахиваю глаза и ахаю. Выражение лица напротив не сулит мне ничего хорошего.
Он зол. Беспощаден. Сердит. И он пришел не для беседы.
— Скучала? — цедит остервенело, пальцами впившись в мои бедра под халатом. Прочно. Больно. Жадно.
Страх перекрывает мне кислород. Из ослабленной руки выпадает опустевшая коробка из-под кофе. Тяжелое мокрое полотенце сползает на плечо и тащит с него халат, обнажая перед голодным зверем шею, ключицу, грудь.
Облизнув пересохшие губы, он бросается на меня с жгучим, едким, разящим поцелуем, выбив из меня протяжный, отрывистый стон:
— Риз-ван…
Его запах — табак и пот — варварски заползает в мои ноздри. Затуманивает и без того утративший ясность разум. Запрокинув голову, закатываю глаза, расслабляясь от его горячих губ на моей шее. Он целует ее, лижет языком, царапает зубами, разрывая на мне затрещавшую ткань халата. Опомниться не дает, как выпускает наружу своего оголодавшего зверя и вонзается в меня до искр перед глазами.
— А-а-ах… — протягиваю я, подавившись собственным воплем.
По телу расползаются скользкие змеи похоти. Жалят в мышцы. Обвивают шею и грудь. Обжигают внутреннюю часть бедер. Сердце едва справляется с перекачиванием крови.
— Да-а-а… — выдавливаю сквозь выступившие слезы, — я соскучилась, черт возьми!
Ризван сдергивает меня со столешницы, пересаживает на высокий барный стул и разворачивает к себе спиной. Надавив ладонью на спину, заставляет меня выгнуться, выставив перед ним свою текущую щель.
Слышу, как хрипло он втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Подушечкой большого пальца проводит вверх-вниз, массируя не только заветный вход в мою вагину, но и упругое колечко ануса. Оно же начинает предательски пульсировать, прося утолить его жажду. А внизу живота все скручивается в ноющий узел.
Я чувствую себя пустой. Оболочкой. Вакуумом.
— В жопу хочешь, Роксана? — шипит Ризван, другой рукой обхватив мою шею и задрав голову. Так, что дыхание перекрывает, но сильнее разжигает во мне пламя.
В голове хаотично проносятся воспоминания нашего дикого секса, его грязных выражений, той мимолетной встречи с его загадочной девушкой.
— Хочу! — выдыхаю рычаще.
Краем глаза замечаю, как в руке Ризвана оказывается флакон с оливковым маслом.
Пока ртом хватаю воздух, тоненькая струйка уже течет по моему позвоночнику, проникая промеж широко разведенных ягодиц и тягуче капая на пол.
Опасные, омытые людской кровью и страданиями руки Ризвана ложатся на мои бедра, и он головкой члена упирается туда, где все полыхает от возбуждения.
Я до боли прикусываю губу, поморщившись. Всегда считала анальный секс чем-то противоестественным, надругательством над телом. А сейчас вою, толкаясь навстречу огромному растягивающему меня пенису.
Ногтями скребу по столешнице, затаив дыхание, но не сопротивляясь, не отталкивая Ризвана. Позволяю ему полностью войти в меня, и в секундной паузе выдыхаю, наконец ощутив наше слияние.
Толчок… Второй… Третий…
Каждый из следующих уже менее болезненный. Более приятный. И мои рыхлые стоны превращаются в протяжные крики, подстегивающие Ризвана долбить меня грубее и жестче.
— Какая же ты сука, Роксана, — хрипит он в ухо и кусает за мочку, без остановки трахая меня в задницу.
— Но ты… — обессиленно сиплю я, — тарабанишь меня, а не ту конфетку…
Вогнавшись в меня по самые яйца, Ризван извергается внутрь и, содрогаясь в оргазме, дрожащей ладонью проводит по моей вымазанной маслом спине.
Не дав мне толком отдышаться и переосмыслить, на что я добровольно согласилась из-за паскудной ревности, он вынимает из меня член и приказывает:
— Выталкивай из себя сливки.
— Ч… что? — Я оборачиваюсь через плечо, так и держась руками за столешницу.
— Хочу посмотреть, — отвечает он, пятясь назад.
Господи…
Я прикрываю глаза от осознания, что многого не знаю о его извращенной душонке. Сглотнув, зажмуриваюсь и напрягаю мышцы живота. Вязкая сперма словно одной длинной каплей покидает мой анус и лужицей шлепается на пол.
— Шлюха, — слышу унизительно в спину, и по щекам снова текут слезы.
Да, он всегда будет удовлетворять со мной только свои низменные потребности с мерзкими, пошлыми фантазиями.
Вдруг метнувшись ко мне, хватает меня за волосы и дергает на себя.
— Запомни, Роксана, тебе никогда не занять место той конфетки. Ты и волоска ее не стоишь! Ты вещь. Очередная пока еще полезная вещь Ризвана Гафарова. Что-то вроде половой тряпки. Не дороже и не важнее. — Толкнув меня на столешницу, он звякает пряжкой ремня и ширинкой брюк. — Убери здесь. Скоро придет Ильяс.
И больше не сказав ни слова, он уходит.
Заставив ему признаться в желаниях тела, подчинив меня и отымев, как подзаборную шлюху, он больно приземляет меня туда же, откуда, я наивно полагала, я уже поднялась.
Нет, ничего не изменилось. И не изменится. Ошибся Малик. Нет у Ризвана пряника для подчиненных. В другой руке он всегда держит кнут и готов нанести удар в любой момент.
