Фло — медиум. Ее мать дала мне понять, что с помощью Хрустального Шара общалась с мертвыми, но ни словом не обмолвилась о том, что с ними говорит и Фло. Девочка просто знает ответы на вопросы, которые задают «дамочки». Мне вспомнились все эти «дамочки», и я поняла, что они не из тех, кто жаждет встреч с дорогими усопшими. Все они выглядели по-разному, но ни одна не казалась убитой горем. До меня дошло: причины, которые привели их к миссис Дельвеккио-Шварц, связаны с нашим миром, а не с потусторонним. Хотя Фло — существо из другого мира.
Должно быть, в самом начале, когда миссис Дельвеккио-Шварц еще приходилось мошенничать, чтобы заработать, она ценила деньги. На них она приобрела Дом. Но почему сейчас в ее комнатах так пусто и уныло? Очевидно, миссис Дельвеккио-Шварц нет никакого дела до уюта, и Фло тоже. Где бы они ни жили, им не нужны нарядные платья и удобные диваны. Я даже поняла, почему мать до сих пор кормит Фло грудью: девочка нуждается в этих узах с ней. Ах, Фло! Ангеленок… Твоя мать для тебя — целый мир, его начало и конец. Она твоя опора и прибежище. Спасибо, что ты и меня одарила вниманием, ангеленок. Я признательна тебе.
8 февраля 1960 года
Сегодня утром я приступила к работе в травматологии — как я и думала, она оказалась непростой. Все в моей жизни смешалось: работа, нимфомания, предсказания будущего. Правда, не знаю, можно ли считать нимфоманией секс по выходным. Но не прошло и десяти минут рабочего дня, как я забыла обо всем на свете, кроме рентгена.
Нас здесь трое: старший, средний (я) и младший рентгенологи. Кристина Ли Гамильтон, как представилась моя начальница, особой симпатии у меня не вызывает. Ей тридцать пять, и, судя по подслушанным обрывкам разговоров между ней и медсестрой «травмы», у нашей шефини синдром старой девы в начальной стадии. Если к тому времени, как мне стукнет тридцать пять, я все еще буду одинока, я лучше перережу себе глотку, чем поддамся этому синдрому. Его причины — девственность, а в случае крайней бедности — необходимость всю жизнь провести под одной крышей с родственниками. Основной симптом — патологическое стремление заарканить мужчину. Выйти замуж. Нарожать детишек. Состояться как женщина. Могу только посочувствовать, но страдать этим недугом не собираюсь. Никак не пойму, что движет женщинами с синдромом старой девы: то ли желание любить и быть любимыми, то ли стремление стать наконец обеспеченными материально. Конечно, наша Крис — квалифицированный специалист, ей платят, как мужчинам, но если бы ей вздумалось попросить в банке кредит на покупку дома, ей дали бы от ворот поворот. Банки не предоставляют кредиты женщинам, даже если те платежеспособны. Вдобавок большинству женщин платят мало, так что отложить на старость почти ничего не удается. Об этом мы как-то говорили с Джим — она квалифицированный печатник, но мужчинам за точно такую же работу платят больше. Неудивительно, что женщины вообще не желают знать мужчин. Боб — секретарша у какого-то магната, ей уж точно не переплачивают. А если трудишься в государственном учреждении, то после замужества с работой придется распрощаться. Вот почему все сестры и начальницы отделений — старые девы. Правда, среди них есть и вдовы.
— Если бы не миссис Дельвеккио-Шварц, мы жили бы хуже собак, — сказала мне Джим. — Вечно боялись бы, что про нас узнают и выставят за дверь, а собственное жилье нам вообще не по карману. Дом — наше спасение.
Так вот, о Крис Гамильтон. Беда в том, что на таких, как она, мужчины не клюют. Фигура бочонком, волосы ни в одну прическу не уложишь, очки, неудачный макияж и коротенькие, как у рояля, ножки. Но все было бы поправимо, будь у нее хоть капля здравого смысла, а его-то как раз и нет. Я про отношение к мужчинам: стоит мужчине, особенно в белом халате, забрести к нам, как Кристина становится сама не своя — жеманится, суетится, из кожи вон лезет, лишь бы на нее обратили внимание. Само собой, не перед носильщиками-эмигрантами — этих она не замечает, но даже санитарам перепадает чашка чаю с печеньем и кокетливой беседой. Так бывает всегда, если у нас нет запарки. Закадычная подруга Крис — Мария О'Каллахан, сестра «травмы». Обе снимают квартирку в Куджи, они ровесницы. И у обеих синдром старой девы! Почему женщины не считают себя людьми, пока у них нет мужа и детей? Если бы Крис прочла эти строки, она только усмехнулась бы и сказала, что мне-то хорошо — я симпатичная, у меня отбоя нет от ухажеров. Но к чему подчеркивать эти различия?
Младшая лаборантка у нас застенчивая и, как во всех отделениях, где много работы, почти не показывается из темной комнаты. Я еще помню, как стажировалась сама: мне порой казалось, что для работы в «Кодаке» я подготовлена лучше, чем в рентгенологии. Но мало-помалу все образовалось, нам хватило опыта, чтобы сначала сдать экзамены, а потом отправлять подчиненных в темные комнаты. Разница лишь в том, что в «травме» мы не имеем права ошибиться или запороть пленку.
Пяти минут не прошло, прежде чем я осознала, что и в травматологии меня не оставят в покое. Хирург-ординатор, заглянувший к нам в лабораторию вместе со старшим врачом, взглянул на меня и тут же сделал стойку. Не знаю, почему я так действую на некоторых врачей (хорошо еще, не на всех!), тем более что у меня и в мыслях нет заводить отношения с людьми в белых халатах. Лучше остаться старой девой, чем выйти за человека, которого могут в любой момент вызвать на службу. И разговоры у них только о медицине. Пэппи говорит, что я сексапильная, но если про Брижитт Бардо так говорят, значит, я не понимаю смысл этого слова. Я не виляю задом, не надуваю губы, не бросаю на мужчин томные взгляды и не выгляжу так, будто у меня в голове нет ни одной извилины. Если не считать встречи с мистером Дунканом Подхалимом Форсайтом, я всегда смотрю мужчинам прямо в глаза. Врачей я ничем не поощряю, а они по-прежнему увиваются вокруг меня. Наконец я не выдержала и прогнала их — к ужасу Крис (и нашей подчиненной).
К счастью, как раз в этот момент в наши двустворчатые двери вкатили больного с подозрением на трещину шейного отдела позвоночника. И я занялась делом, твердо решив не дать Крис Гамильтон ни единого повода пожаловаться на меня сестре Агате.
Скоро я обнаружила, что у меня совсем не остается времени обедать с Пэппи — мы перекусываем на бегу. За четыре часа, которые я провела на новом месте, к нам привезли трех больных с подозрениями на трещины позвоночника, переломовывихом Потта на большеберцовой, малоберцовой и таранной костях, несколькими осколочными переломами длинных костей, трещинами ребер, десятками других травм и одного с серьезной травмой головы и в коме, которого прямо от нас увезли в нейрохирургию на операцию. Как только Крис перестала дуться на врачей, она приняла меры, чтобы хотя бы внимание пациентов мне не доставалось безраздельно. На этом мы и поладили.
