Она встала. Я тоже.
Что ж, прощайте, — сказала я.
Прощайте, — сказала она.
Потом она слегка коснулась моей руки и произнесла два слова:
Спасибо вам.
Больше я никогда ее не видела. И не говорила с ней. Я никогда не приближалась к ее детям. Я с уважением отнеслась к ее просьбе. И сдержала свое слово.
Пока она не умерла.
«ПОКА ОНА НЕ УМЕРЛА».
Конец рукописи. Я держала в руках последнюю страницу, не отрывая глаз от последней строчки. В следующее мгновение я выпустила ее из рук, и она упала на ворох страниц, разбросанных по полу. Я тупо смотрела в окно, пытаясь о чем-то думать — и не зная, о чем думать. Рассвет закрадывался в ночное небо. Я посмотрела на часы. Шесть пятнадцать. Я читала всю ночь.
Наконец я заставила себя подняться с дивана. Прошла в спальню. Разделась. В ванной очень долго стояла под душем. Потом оделась. Поставила на плиту кофейник. Пока варился кофе, я собрала листы бумаги и сложила их в коробку, в которой доставили рукопись. Выпила кофе. Надела пальто, схватила коробку. И вышла из дома. Консьерж вызвал мне такси. Я назвала водителю адрес: угол 42-й улицы и Первой авеню. Пока мы ехали к центру города, я включила свой сотовый телефон и набрала номер. Мег ответила привычным хриплым «Алло» и кашлем.
Я еду к тебе, — сказала я.
Какого черта в такую рань? Который час? — возмутилась она
Начало восьмого.
Боже правый. Что-нибудь случилось?
Да. Я не спала всю ночь. Читала.
Читала что?
Думаю, ты знаешь.
Молчание. Я первой нарушила его:
Точно так же, как знаешь, где я была вчера вечером.
Понятия не имею, — ответила она.
Лгунья.
Меня называли и похлеще. Мне надеть бронежилет к твоему приезду?
Да, — сказала я и нажала отбой.
Она, конечно, не исполнила своей угрозы и встретила меня в мужской пижаме и старом халате. Неизменная пара сигарет уже дымилась в пепельнице. Телевизор был включен на канале Си-эн-эн и орал с максимальной громкостью. Как всегда, у кресла были навалены книги и периодика. Остатки вчерашнего ужина — недоеденные китайские блюда на вынос — занимали столик, который одновременно служил и рабочим местом, и обеденной зоной. Обстановка в квартире была в точности такой, какой я привыкла ее видеть на протяжении всей своей жизни. Должно быть, и Сара застала ее — когда приходила сюда в ночь после похорон моего отца в пятьдесят шестом.
Я объявляю тебе бойкот, — сказала я, проходя в гостиную и швыряя на диван коробку с рукописью.
Рада слышать, — парировала она, выключая телевизор. — Чай или кофе?
Кофе. И объяснения.
Чего? — спросила она, наливая мне кофе из старого электрического кофейника.
Хватит прикидываться, Мег. Тебе это не идет.
Надо же, а мне так хотелось прикинуться кем-то на Рождество.
Прямо-таки роман, — сказала я, кивая на коробку. — Я так полагаю, ты это читала?
Да, — ответила она. — Читала.
Она случайно не привлекала тебя в качестве редактора?
Я читала на правах друга.
Ах да, совсем забыла. Вы с этой Женщиной-Загадкой были закадычными подружками последние сорок лет. А теперь, я так полагаю, ты собираешься помочь ей с публикацией этой книги?
Она не хочет публиковать ее. Она написала ее для себя.
Тогда почему она хотела, чтобы я ее прочла?
Это часть твоей жизни. Ты должна знать.
Должна знать сейчас? Сразу после похорон матери?
Она лишь пожала плечами и промолчала.
Ты должна была мне рассказать, Мег. Ты должна была давно мне всё рассказать.
Ты права, надо было это сделать. Но Дороти была непреклонна. Она ясно дала понять, что не притронется к трастовому фонду, если кто-то из вас узнает правду.
Она не должна была прикасаться к этим деньгам.
Если бы она этого не сделала, у вас никогда не было бы таких частных школ…
Подумаешь, велика важность.
Велика… и ты это знаешь. И Дороти нелегко было решиться сделать то, что она сделала. Представь только: жить за счет бывшей любовницы мужа, только чтобы дать своим детям образование.
Но я всегда думала, что это дядя Рэй платит за наши школы и колледжи.
Рэй за всю жизнь не дал твоей матери ни цента. Он был классический жмот. Бездетный, зато имел частную практику в Бостоне и огромный банковский счет. Но когда его сестра и ее муж бедствовали — после того, как Джека уволили из «Стил энд Шервуд», — Рэй сказался нищим. Даже когда Джек умирал в Массачусетском госпитале, этот говнюк так и не навестил его ни разу… при том что госпиталь был всего в десяти минутах ходьбы от его таунхауса в Бикон-Хилл. Более того, он и сестру свою не утешил и не поддержал в трудный час. Лишь однажды пригласил ее на ланч, прямо перед самой кончиной Джека, и все выговаривал ей, что не надо было выходить за этого «бруклинского ирландца». После этого Дороти с ним и не общалась. Да я думаю, они не очень-то симпатизировали друг другу. Он никогда не одобрял поступков Дороти. Особенно когда дело касалось моего брата.
Но меня продолжали уверять в том, что Рэй — наш главный благодетель.
Твоя мать была вынуждена придумать какую-нибудь историю происхождения этих денег. Видит Бог, как ей было противно принимать подарок Сары. И хотя она никогда не говорила об этом, я знаю, как это отравляло ей жизнь. Но она была прагматична. Понимала, что не сможет дать вам образование на свою зарплату библиотекаря. Так что пришлось поступиться самолюбием — как она всегда делала, дурочка, — и ради вашего блага пойти на жертву.
И ради моего же блага скрывать все это от меня?
Она категорически не хотела, чтобы вы знали. Думаю, боялась вашей реакции. Как бы то ни было, за неделю до ее смерти я навестила ее в госпитале. Она знала, что ей осталось жить пару дней, не больше. И она спросила меня: «Когда меня не будет, ты расскажешь ей?» Я ответила, что могу и дальше молчать, если она этого хочет. «Выбор за тобой, — сказала она. — Но если ты решишь, что Кейт должна знать, пусть она ей все расскажет. Это ее история в той же степени, что и моя».
Но откуда она знала, где Сара и что с ней?
Время от времени она меня о ней расспрашивала. Она знала, что мы с Сарой стали близкими подругами, что мы регулярно встречаемся. Точно так же она знала, от меня, конечно, что Сара в курсе всех ваших дел.
В курсе? Судя по той фотогалерее, что у нее в квартире, не говоря уже об альбоме, который она мне прислала, она следила за каждым нашим шагом. С твоей помощью.
Ты права. Я передавала ей все фотографии. Газетные вырезки. Я рассказывала ей обо всем, что происходит с вами. Потому что она хотела знать. Потому что искренне переживала за вас. И я чувствовала, что она заслуживает того, чтобы знать.
