— Где? — пробормотала она.
— Лондон, Англия, Европа! — гордо провозгласил Рэй. — Я пробуду там около двух недель, до конца декабря. Ты ведь поедешь со мной, Соня, правда?
— Ах, Рэй, ты же знаешь, как бы мне этого хотелось! — Она вздохнула. — Но для меня запланировали столько этих проклятых съемок, я даже не знаю, кончатся ли они когда-нибудь вообще. Они пригласили для постановки рекламных роликов Харви Кистлера. Рэй, знаешь, кто это? Это самый лучший в мире продюсер!
— Он не сможет сделать тебя еще прекраснее, чем ты есть, Соня, — заверил ее он.
— Ах так? — удивилась она. — Но похороны моего отца — не самое радостное для меня событие, поверь мне. Я даже не покрасилась, да и вообще!
Его медвежья лапа сжала ее.
— Ты мне все равно нравишься. Даже сейчас, я-то знаю, как ты прекрасна! И ради Бога, не рассказывай мне, что тебе не дадут даже несколько дней рождественского отпуска. Рождество — ведь это праздник для всех, Соня! Эх, да ты даже не представляешь, как Левэры праздновали Рождество в Джорджии! Просто скажи им, что ты едешь в Лондон навестить Рэя!
Она взяла его мощную руку и вложила в нее свою ладонь.
— Ты не разыгрываешь меня? — спросила она. — В прошлый раз было так трудно вырваться в Лас-Вегас!
— Но ты ведь не позволишь Рэю встречать Рождество в одиночестве, правда, Соня? — угрюмо спросил он. — Со всеми этими славными английскими птичками, которые только и мечтают оказаться в моей комнате.
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Я приеду, — пообещала она. — Как-нибудь выкрою время. Я скажу им, что должна провести каникулы с моей семьей.
— Правильно, — рассмеялся он. — Ведь теперь я твоя семья, Соня! Не забывай об этом. — Он совсем засыпал, его большое тело каждый раз, когда машина поворачивала, наваливалось на нее всей тяжестью. Она смотрела в окно, где на огромной скорости проносились унылые окрестности, мозг ее лихорадочно работал. Что бы ни случилось, она сделает Рэю такой рождественский подарок, какого он никогда не получал. Даже если это убьет ее.
— Хочешь провести со мной Рождество на Бермудах? — предложила Эми Марчелле в ноябре. — Я поеду с Джо Энн Бриндли, еще одним моим клиентом. Нам хочется, чтобы ты поехала с нами… Белые песчаные пляжи. Прозрачное море. Лучшие омары, которых ты когда-либо пробовала, и несколько загорелых миллионеров на белоснежных яхтах в открытом океане. Что ты на это скажешь?
Марчелла чуть не застонала. Это стало бы повторением путешествия на Майорку. Но без Санти.
— Да нет, не думаю, что поеду. Спасибо, Эми, — ответила она. — На Рождество приедет домой Марк, и мы встретим его вдвоем.
— Но ведь и он мог бы поехать с нами, — с надеждой предложила Эми. — Ну ладно, перезвони мне, если решишься.
Как все это происходит, раздумывала Марчелла, вешая трубку. Диктуя историю своей жизни, она обнаруживала все больше интригующих вопросов и ответов. Ответы на то, почему она пришла к такому финалу — преуспевающая и одинокая, находились в ее честных самопризнаниях, которые она поверяла маленькому диктофону.
Она отказалась признать то, на что намекала Соня относительно Марка и Кола Феррера. Было легче сделать вид, что Кол Феррер не существует. Но он сам позвонил ей.
— Я бы хотел пригласить вас на обед, — заявил он. — Когда-нибудь на следующей неделе, прежде чем вернется Марк.
Марчелла пыталась отделаться от приглашения.
— Это так любезно с вашей стороны. Но я работаю над новой книгой и никак не могу прерываться ради обеда, — выкручивалась она. — А вы сами не можете зайти к нам, когда вернется Марк?
— Это касается Марка, — серьезно сказал Кол. — Нам лучше встретиться на нейтральной территории.
Эти слова взволновали ее. На нейтральной территории обычно встречаются враги. Почему Кол считает ее своим врагом?
— Хорошо, — согласилась она. — Может быть, в понедельник?
Она никогда не видела никого одетым столь элегантно, как Кол Феррер, которого она подхватила на своем автомобиле в день, назначенный ими для встречи. В петлицу его пиджака была воткнута свежая гвоздика.
— Вы, должно быть, так же устали от «Ле Серка», как и я, — сказал он, приказывая Дональду отвезти их в более роскошный ресторан в середине Шестидесятых улиц. — Я взял на себя смелость сделать заказ, — признался он, когда они тронулись.
Он совершенно свободно общался с ней, она это сразу заметила; так ведут себя те, у кого на руках все козыри. Работа над автобиографией сделала ее особенно ранимой. Она глубоко вздохнула, выходя из машины: она совсем не была готова к словесной дуэли с этим человеком.
Ресторан «У Трюффо» был так же величествен, как средневековый замок. Отутюженные белоснежные салфетки лежали на столах среди цветов и трав. Полированные полы были уставлены вазами с букетами экзотических трав, а на столах лежали пригоршни цветочных лепестков.
Им указали на один из лучших столиков. Сидя напротив Кола, она изучала его длинное лицо, глубоко посаженные глаза, широкий рот, удивляясь, что могло привлечь к нему Марка.
— Что будем заказывать? — спросил он. Он заказал бутылку «Пуйли Фоме», уточнив год. — А какие тут блины с икрой, умереть можно, — сообщил он.
Марчелла согласно кивнула. Она была тщательно одета, так что явно удостаивалась его высокой оценки, но поймала себя на том, что совершенно не ценит того, что он с таким восхищением оглядывает ее черное кашемировое платье и отделанный мехом жакет.
— Вы выглядите потрясающе! — сделал он комплимент.
Она молча слушала.
— Когда выйдет ваша новая книга? — спросил он.
— Уже вышла, — сообщила она ему.
— Да? Я должен ее приобрести! — воскликнул он. Им принесли коктейль, и он поднял свой бокал. — За счастливые каникулы! — провозгласил он.
Она наблюдала, как он пьет, но не присоединилась к нему.
— Вы, должно быть, ужасно гордитесь Соней, — Сказал он. — Она просто царит повсюду. Эти рекламные ролики божественны.
— Я почти совсем ее не вижу, — призналась Марчелла. — Мы перестали быть близки с тех пор, когда отец забрал ее от меня в двенадцатилетнем возрасте.
— Ах, надо же! — поднял брови Кол. — У вас нелегкая жизнь!
На столике расставляли тарелки с хлебом и оливками. Она все ждала. Наконец стало очевидным, что Кол готов перейти к делу.
— На прошлой неделе я был в Болонье, миссис Уинтон, — начал он.
Она вскинула на него глаза.
— Вот как? Марк ничего мне не сказал. — Но сердце у нее болезненно заныло. — Ну, как он там?
— Ну… — он прикоснулся салфеткой к губам. — Думаю, что о музыке итальянского Возрождения он узнал на несколько жизней раньше… Я знаю, что вы часто разговариваете с ним, но… мне он поведал то, чем никогда не решился бы поделиться с вами. — Он осторожно опустил свой бокал и наклонился к ней. — Я хочу, чтобы вы перестали его мучить.
