ректором.
Но потом…
Я нахмурилась, когда до меня вдруг дошло.
Откуда он знал мое имя?
37.3. Повтор ошибки или…?
POV Леша
— Разве ты не должен быть сейчас в универе?
Я перевел взгляд на отца, который пришел в гостиную с тарелкой макарон в руках.
Мой взгляд вернулся к телевизору и я почувствовал, что папа сел рядом со мной.
— Ты приготовил на меня? — спросил я.
— С чего бы? Ты же обычно обедаешь с Ксюшей.
Я не ответил и вместо этого потянулся к непочатой банке пива на кофейном столике.
Но отец оттолкнул столик ногой, заставив меня нахмуриться.
— Наставление врача, — объяснил свое действие отец. — Больше не пить.
— Я все равно пил, — ответил я, насупившись. — И буду пить.
Он закатил глаза, похоже, забыв, что сам пил с шестнадцати лет.
— Кстати, насчет денег на твоем счету, — продолжил он. — Ты точно уверен, что хочешь, чтобы ими распоряжался я?
Я тут же кивнул. Средства, полученные по потери матери, всегда оставались на моем счету нетронутыми. Да и к деньгам отца, которые я называл алиментами и платой за ошибку, я также никогда не прикасался. За десять лет там должно быть скопилась приличная сумма.
С помощью отца я хотел убедиться, что деньги будут использованы должным образом и с пользой. Кроме того, у меня еще оставались деньги, полученные в наследство от бабушек и дедушек, которые, как я теперь понял, тратил впустую.
— Ну и? Почему ты все еще здесь?
— Не твое дело, — пробормотал я.
— А где ты был прошлой ночью? — продолжал спрашивать отец, пронзая меня взглядом. — Ты вернулся довольно поздно.
Взяв в руки пульт, я прибавил громкость, надеясь, что папа поймет столь толстый намек. Но мой отец мог быть настойчивым, когда сильно этого хотел. Он выхватил пульт из моих рук и выключил телевизор совсем.
— Леша, почему ты не в универе? — сурово спросил он. — Ксюша знает, что ты не пойдешь?
— Я порвал с ней.
Папа в недоумении уставился на меня, уронив тарелку из рук. При виде макарон, разбросанных полу, и чудом не разбившейся тарелки у меня заныли челюсти.
— Что значит ты порвал с ней? Вы расстались? — взорвался отец. — Почему? Как? Когда?
Я лишь беспечно пожал плечами.
— Я не хочу об этом говорить, — посмотрев на беспорядок, который устроил отец, я спросил: — Ты ведь уберешь это?
— Леша…
— Не надо. Громов уже прочитал мне лекцию, — процедил я, стиснув зубы. — И если учесть, что сейчас он со мной не разговаривает и в ближайшее будущее это не изменится, то ты должен понять, что я не собираюсь менять своего мнение по этому поводу.
Отец пристально посмотрел на меня. Я попытался не обращать на него внимания, взяв в руки телефон, чтобы проверить сообщения и предотвратить продолжение этого разговора. Вздохнув, папа отправился на кухню за тряпкой, чтобы убрать за собой этот беспорядок, от вида которого от меня дергался глаз.
На телефоне висела куча бесполезных уведомлений, три сообщения от Черепа, одно от Влада, парочку от парней и, конечно, ни одного от Громова. Он все еще злился на меня, но я надеялся, что он вскоре одумается. Так было всегда.
Я шумно выдохнул через нос. Даня вел себя как полный придурок, не понимая, что я старался для Ксюши. Он не понимал, что мне самому было больно от произошедшего. Что я этого не хотел.
Вспомнив вчерашний вечер, у меня сжалось сердце. Я до сих пор чувствовал боль от того, что увидел, как в ее милых чертах отразилась жгучая обида и страх. Но я не мог ничего с этим поделать. А когда боль усилилась, мне потребовались все мои силы, чтобы не обращать на нее внимания, потому что она бы поставило меня на колени в одно мгновение.
Ради Ксюши я должен был разорвать наши отношения. Ради нее я позволил себе стать тем, кем не был. И если это означало быть чудовищем, то я стану им. Ради нее…
Мои руки, лежащие на бедрах, сжались в кулаки и я затаил дыхание, пытаясь подавить нахлынувшие на меня чувства.
Значит, быть мне чудовищем.
Отец вернулся с тряпкой и я заставил себя расслабиться. Он быстро собрал макароны, протер пол и, вскоре вернувшись, сел рядом со мной и взял мою банку пива. Он откинулся на спинку дивана и открыл крышку, после чего сделал пару глотков. И в тот же миг я пожалел, что не ушел в свою комнату, когда у меня была такая возможность.
— Я понял, что твоя мать создана для меня, как только впервые увидел ее.
Ошеломленный, я перевел взгляд на отца. Это было не то, чего я ожидал от него услышать. Выражение лица отца было задумчивым, он смотрел на пустой экран телевизора.
— Мы тогда учились в одном универе, на первом курсе. В тот день несколько старшекурсников избили меня до беспамятства за университетским корпусом. Не знаю, сколько времени я там провалялся, но очнулся я, почувствовав, прикосновение к своему лицу.
— И что дальше? — спросил я, увлеченный рассказом, которого никогда не слышал.
Папа с усмешкой покачал головой, забавляясь своими воспоминаниями.
— Я увидел твою мать. Она сидела передо мной на коленях, держа в руках ватный шарик и баночку с перекисью. Я остолбенел при виде нее. Ты и сам знаешь, какой красива была твоя мама, — папа, со слезами на глазах и нежной улыбкой на губах, улыбнулся своим воспоминаниям. — Она покраснела, когда увидела, что я очнулся, но продолжила обрабатывать мое разбитое лицо. Когда она закончила, то сказала, чтобы я больше не ввязывался в драки, в которых не смогу победить. Признаюсь, я сказал ей что-то язвительное в ответ, но она лишь закатила глаза и улыбнулась. И эта улыбка заставила меня влюбиться в нее.
Мои губы дрогнули в полуулыбке.
— Ты стал добиваться маму после этого?
Улыбка отца стала мрачной после моего вопроса.
— Не сразу. Когда я поспрашивал о ней, то узнал, что она сирота, живущая в приемной семье. Она училась на стипендию и была правильной девочкой. И я подумал, что она просто не может быть моей. Я же был хулиганом, с такими же друзьями и постоянными проблемами да драками. Она была слишком хороша для меня.
Я сразу же вспомнил Ксюшу. Она тоже была слишком хороша для меня.
— Жизнь дома была не из приятных, потому что мой родной брат ненавидел меня всей своей душой. Потому что как бы он ни старался, мои родители обожали и любили меня больше. Он возненавидел
