Однако восхитительные путешествия к скалистым берегам океана, широкие песчаные пляжи, прогулки по сказочно прекрасным улочкам средневековых городов заставляли молодую женщину на время забывать о всех неудобствах.
В первую же ночь, улегшись с Тамарой в одной кровати, Тюаль заохал и прижался к ней. Ее непроизвольным желанием было оттолкнуть его и послать подальше. Но, остановив уже занесенную руку, она подумала:
«Если я хочу жить во Франции, я должна выйти за этого придурка замуж. А что потом? Потом?.. Потом с моей-то внешностью я быстренько найду себе богатого мужа. Это же Франция, здесь на каждом шагу французы!.. А вдруг у меня ничего не получится?» — все же одолевали сомнения, но Тамара решительно отогнала их докучливый рой и ответила на неприятную для нее ласку Ксавье.
«Как-нибудь», — сцепив зубы, успокоила она себя и провела сеанс любви с худосочным, влажно-холодным лягушонком. Правда, пересилить себя и сносить его поцелуи она не смогла, поэтому сразу же объяснила, что никогда ни с кем не целуется.
— Я этого не люблю.
Лягушонок был так рад, что его вообще допустили к телу, что квакал от удовольствия и со всем соглашался.
Экономя деньги, Ксавье предпочитал покупать продукты в магазинах и обедать на природе. Однажды они, как всегда, расстелили дырявый плед на траве и разложили нехитрую провизию. Быстро съев, что ей причиталось, Тамара с нескрываемым любопытством наблюдала муки Тюаля над кусочком розовой ветчины. Встав над ней на четвереньки, он, словно Гамлет, погрузился в размышления.
— Есть или не есть? — бурчал себе под нос Ксавье, пристально рассматривая тоненький ломтик, лежащий на серебряной фольге. — Не есть! Потом! — решил он и аккуратно свернул фольгу.
Тамара еле удержалась, чтобы не рассмеяться. В конце концов через два дня чересчур экономному Тюалю пришлось выбросить этот уже протухший кусочек мяса.
«Так тебе и надо!» — злорадно подумала Тамара.
Она уже потратила все свои деньги, а Ксавье продолжал изгаляться в сверхъестественных способностях выискивать непригодные для еды продукты — то креветки размером с мизинец, то кислый салат в большой полиэтиленовой банке, есть который Тамара категорически отказалась и, сидя на лавочке, удовольствовалась яблоком с кусочком хлеба. Грустно съев свой более чем скромный ужин, она кое-как доехала до гостиницы и поскорее легла в постель, чтобы хоть во сне не испытывать чувство голода.
Ко всему прочему Ксавье еще был гениально невоспитанным. Если, заплутав в незнакомом городе, он спрашивал у кого-нибудь дорогу, то, погрузившись в объяснения, очень часто в задумчивости почесывал свою мужскую принадлежность. Тамара всякий раз была готова умереть со стыда. Естественно, она не выдержала и сделала ему замечание. Он согласно кивнул головой и продолжал в том же духе.
Проведя неделю в крохотном отеле, Ксавье и Тамара вернулись домой. Родители Тюаля уехали отдыхать в Испанию.
«Неплохо для бедных, — невольно подумала молодая женщина. — У меня отец — директор пивзавода, и то лишний раз даже в Болгарию съездить не может, а тут…»
Ксавье по-прежнему продолжал морить свою гостью голодом, а она на почве постоянного недоедания изводила его перепадами настроения.
Тюаль, конечно, очень гордился Тамарой и с удовольствием возил ее по гостям. Один раз они заехали к его тетке, которая приняла их на кухне, так как комнаты в доме, сверкая натертыми полами, были для них собственным музеем, входить в который разрешалось, только чтобы лечь спать на огромные кровати с многочисленными пухлыми подушками.
«Ну точно как у нас в деревнях, только чисто», — сопоставила Тамара.
Гостья тетке явно не понравилась: она не выразила восхищения убранством дома, которое та с нескрываемой гордостью продемонстрировала ей через дверные проемы.
Потом они несколько раз ездили к какой-то засушенной ученой старушке, у которой за ужином ее сын и Ксавье долго и нудно делили между собой маленький кусок колбасы. И то надо сказать, что у старушенции на столе был фруктовый сок, который никогда не появлялся в доме Тюалей, как запретная роскошь. Ксавье наливал себе один стакан за другим, не забывая при этом еще кое-что запихнуть в рот.
В один из выходных они со старушенцией и ее знакомыми: супружеской парой с двумя детьми — отправились в какой-то город. Тамара была голодна и зла. Она уже не могла сдерживаться, и ее мрачное настроение тучей наплывало на Тюаля. Тот заволновался и предложил ей погулять вдвоем. Они прошлись по узким улочкам и вошли в старинную, в готическом стиле, церковь, в которой, кроме них и царственной тишины, не оказалось никого. Тамара обожала величественную красоту католических соборов, восхищаться которой ей всякий раз мешал Тюаль со своими глупыми разъяснениями. Вот и сейчас он что-то начал потихоньку бурчать. Молодая женщина сделала ему знак рукой, чтобы он замолчал, но Ксавье на лету поймал ее руку и, крепко сжав в своей, неожиданно четко произнес:
— Тамара, мы могли бы пожениться…
Она немного удивленно смотрела на него, ничего не отвечая. Ксавье, от волнения переминаясь с ноги на ногу, повторил:
— Как ты смотришь на то, чтобы мы поженились?
— Ты делаешь мне предложение? — озорно сверкнув черными глазами, игриво спросила Тамара.
— Да!
— Ну что ж! — Наклонив голову набок, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, она придала своему лицу задумчивый вид. — Я подумаю! — И, помолчав с минуту, добавила: — А впрочем, я согласна!
Ксавье от радости широко открытым ртом ловил воздух, а ручонками пытался обнять невесту, чтобы поцеловать ее манящие, дразнящие воображение губы.
«Ладно! — решила Тамара. — Один раз стерплю, но не больше».
Выходя из церкви, она невольно взглянула на Тюаля со стороны.
«И вот это хлипкое, согбенное создание на тоненьких кривых ножках будет моим мужем… С ума сойти… Никогда бы не подумала…»
* * *
Три последних дня своего заграничного турне Тамара с Тюалем провели в Париже. Ее уже просто тошнило от общества Ксавье, и она была вынуждена уговаривать сама себя потерпеть еще немного. Но ей это не удавалось.
«Нет, он ненормальный! — постоянно думала Тамара. — Другой бы на его месте послал меня подальше, а этот все терпит. Хотя я, конечно, рискую: перегну палку и тогда все — прощай Франция! Ну и черт с ней! Не могу я больше…»
Но оказалось, что могла.
Когда Тамара собиралась в свою наделавшую столько шума поездку, ей позвонила приятельница одной ее подруги и попросила разрешения передать с ней банку черной икры и бутылку водки своей знакомой, живущей в Париже. И вот теперь, сидя в отеле, Тамара набрала номер телефона русской парижанки и, представившись, спросила, как им можно встретиться.
