— Нет, это не животное. Это совсем другой звук. Слушай, вот опять!
Теперь и Сэм села.
— Это закрывается дверь гаража. Это она издает такой шипящий звук, когда поднимается или опускается.
Затем они услышали, как зашуршали шины, Сэм выскочила из кровати и подбежала к окну. Они успели заметить, как серебряный «ягуар» Норы свернул к воротам, чтобы скрыться вдали.
«Куда это она отправилась в такое время? — подумала Хани. — Ведь она уже была в ночной рубашке и халате».
— Может быть, она поехала к моим родителям, — с сомнением произнесла Бейб. — Сказать им, что…
Сэм фыркнула:
— Среди ночи? Вот уж не думаю, Бейб. Скорее всего, она поехала к тем, кто хочет купить студию. Возможно, она хочет завершить сделку как можно скорее, чтобы успеть на случай, если она помрет в постели сегодня ночью.
Сэм засмеялась каким-то неприятным смехом.
— Я знаю, куда она отправилась. Помнишь, что я сказала, когда она пришла сюда в своем шикарном пеньюаре и ночной рубашке, вся намазанная? Я спросила, не ждет ли ее в кровати любовник или потенциальный муж, и она ответила, что нет. Правильно, его в ее кровати не было, а то бы ей не понадобилась машина.
— Так ты думаешь, она отправилась к любовнику? — с сомнением спросила Бейб.
— Скорее, потенциальному супругу, — задумчиво произнесла Сэм.
— Но это лишь твои предположения, — заметила Хани.
— Ну а куда она может отправиться в такое время, вся намазанная и в прозрачной ночной рубашке, сквозь которую видны ее сиськи? — продолжала стоять на своем Сэм.
— Ну, это не исключено, — сказала Хани.
— Интересно, кто он, — задумчиво произнесла Бейб.
— Не имеет значения. Единственно, что имеет значение, это ты, — Хани обняла за плечи Бейб, чтобы уложить ее обратно в постель. — Тебе необходим отдых, а ты за всю ночь не сомкнула глаз.
Не пролежали они в кровати и нескольких минут, как Сэм вскочила опять:
— Я абсолютно уверена, что это не любовник. Это ее очередной муж. Клянусь жизнью!
Хани тоже села:
— Откуда ты знаешь?
— Это ее схема. Разве ты не видишь? У каждой женщины, которая так часто выходит замуж, должна быть своя схема. И какая схема у нее? Это ерунда, все, что она говорит о том, что первый брак — для любви, второй — для… там еще чего-то, ну, вы знаете всю эту ерунду. Это все чушь собачья, однако мадам Грант тоже действует по порядку. Первое — она выходит замуж за богатого и влиятельного мужчину, второе — она тем или иным способом отделывается от него, в-третьих, она забирает все свои игрушки перед тем, как отправиться к следующей жертве.
Так что же она делает сейчас? Повторяет привычную схему. После того как она вышла замуж за моего отца и вскоре отделалась от него, я еще не убеждена, что она его не убила, она забирает все свои игрушки — продает студию и, возможно, этот дом. То есть я не буду ничуть удивлена, если Грантвуд Мэнор уже числится в списке агентов по продаже недвижимости. А почему именно сейчас? Потому что она готова перейти к другому мужчине и другому браку. Разве вы не понимаете? Это ее схема!
Теория Сэм — полный бред, подумала Хани. Как и всегда, она позволяет слишком разыграться своему воображению. Но, однако, самое бредовое было то, что какой-то смысл во всем этом был.
Если бы они могли знать наверняка, что могут найти ответы на вопрос, почему их судьбы оказались такими неудачными. Может быть, тогда они смогли бы найти выход.
— Ну что ж, полагаю, время покажет. А тем временем — сладких грез, Сэм, сладких грез, Бейб.
Это уже не было волшебными словами. И уж конечно, не было обещанием. Возможно, это даже не было и пожеланием. Это была смутная надежда. И Сэм вернула эту надежду:
— Сладких грез, милая Хани, сладких грез, малышка Бейб.
Затем подхватила Бейб:
— Сладких грез, Сэм. Сладких грез, Хани. — И она произнесла фразу, показавшуюся Хани совершенно нелепой: — Знаете, что мне напоминают сладкие грезы? «Новое Божоле». Понимаете, первый глоток божественного напитка…
Думая над этими словами, Хани поняла, что совершенно ясно чувствует, что хотела сказать Бейб.
Часть третья
Первый раз за границей
Лондон. (1943–1951)
Хорошенькая, светловолосая, с пышной фигуркой, добродушная и уже заглядывающаяся на мальчиков (а они на нее), Натали Холл изменила свое имя на Нору — поскольку оно ей казалось гораздо более интересным, — когда уехала из прекрасного Котсуолда и поселилась в военном Лондоне. Она приехала не столько в поисках работы, сколько в надежде на то, что жизнь в столице будет поинтереснее, — дома совсем не осталось молодых людей.
Частью багажа, привезенного с собой в Лондон, была девственность, что поразило бы ее старых соседей, которые могли бы поклясться, что эта веселая, задорная восемнадцатилетняя пышечка вела весьма распутную жизнь. Но дело было в том, что Нора всегда сочетала любовь к развлечениям и увлечение мужчинами со здоровым самоуважением и ценила себя как личность. В глубине души она была натурой романтической — ждала не брака, чтобы расстаться со своей невинностью, но истинной любви.
Она не имела никакой профессии, лишь знала с десяток непристойных песенок — ее единственное наследство от матери-барменши. Она довольно легко нашла работу в кабаре. Голос у нее был небольшой, но пела она с воодушевлением и пользовалась большим успехом у ребят в военной форме, включая капитана Хьюберта Хартискора, в которого влюбилась с первого взгляда. Она могла поклясться в этот момент, что у нее, как в песне, сердце по-настоящему «остановилось в груди».
Нора была благодарна судьбе, что обязанности требовали его постоянного присутствия в Лондоне — ему не надо было целовать ее на прощание с тем, чтобы поздороваться с ней опять лишь через две недели. Не говоря уже о том, что он не подвергался смертельной опасности, разве что мог оказаться жертвой ночной бомбардировки, но это было в общем-то маловероятно. По крайней мере, судьба ему благоволила… Им благоволила.
Обязанностью Хьюберта было организовывать развлечения для тех, кто отправлялся на фронт. Обязанность была, прямо сказать, не очень обременительная, и он неплохо с ней справлялся, поскольку имел артистическую жилку, хороший слух, верный взгляд плюс интуитивное чувство того, что отличалось вкусом, а что представляло из себя жалкое зрелище.
Единственное, что Нора знала о Хьюберте, это то, что никогда в жизни не видела никого красивее и обаятельнее. И если бы она умела, то написала бы поэму, воспевающую его мужественную красоту — светлые, густые, зачесанные назад волосы, открывающие гладкий лоб, высокие скулы, точеный нос, крепкий квадратный, раздвоенный подбородок и чудные ямочки, которые неожиданно появлялись, когда он улыбался, и не портили его мужественный облик. Странным в том, что она находила его столь красивым, было то, что все, кто видел их вместе, неизменно отмечали, что они настолько похожи, — возможно, из-за того, что оба были светловолосые, — что их можно было принять за брата и сестру. Правда, Нора всегда говорила: «Боюсь, что мои чувства к нему далеко не сестринские».
Нора также знала, что он красиво говорит, а его манеры и стиль поведения сильно отличались от того, с чем ей приходилось встречаться раньше. Она знала, что он любит повеселиться и находит ее такой же привлекательной, какой и она находит его. Она не видела ему равных.
Но того, чего она о нем не знала, хватило бы на целую книгу. Он принадлежал к высшему классу, его отец был двенадцатым графом Хартискором и одним из самых богатых людей страны — семья владела ста тысячами акров плодороднейшей земли Англии и несколькими сотнями акров земли Лондона, приносящей не меньше плодов. Если бы она об этом и знала, то, поскольку не читала ничего, кроме бульварных газет или журналов мод, вряд ли была бы в курсе того, что отец Хьюберта, лорд Джеффри, не только был членом Палаты лордов, но еще и состоял членом множества престижных организаций самого различного плана, будучи известнейшим в мире финансовым деятелем, экспертом в области экономики, авторитетным политологом и, кроме того, находился в дружеских отношениях практически со всеми известными людьми своего круга, включая самого премьер-министра.
Но более искушенные друзья довольно быстро ее просветили, а заодно и предупредили, что она попусту теряет время, если встречается или по глупости влюбилась в Хьюберта Хартискора.
— Если ты считаешь, что у тебя есть хоть какой-то шанс выйти за него замуж, то с тем же успехом можешь считать меня королевой, — говорила ее подруга Пэт. — И. что еще важно, у парнишки нет ни копейки. Без финансовой поддержки со стороны своего старика он и себя-то не сможет содержать в надлежащем виде, а уж о подружке и говорить не приходится. И что, по-твоему, станет с этой поддержкой, если папаша узнает, что он путается с подобной девицей — певичкой из дешевого клуба?
