Ознакомительная версия.
Закрыв глаза, Оксана попыталась воссоздать в памяти ее образ. Холодная, вечно чем-то обиженная, с поджатыми губами. Усталое, рано поблекшее лицо, зачесанные назад волосы, жесткие руки с коротко стрижеными ногтями, сердитые глаза. Тусклые, бесформенные платья. Некрасивая обувь без каблуков на ее жилистых ногах часто смотрелась как ортопедическая. Ее не назвать красивой, но и некрасивой тоже не назвать. Никакая… Никакого запаха… Никаких украшений…
Мать не проявляла никаких эмоций, все чувства были загнаны внутрь. Пустота.
Оксана никогда не видела ее счастливой или плачущей, наверное, с тех пор, как мать отняли от груди, она не проявила ни одного человеческого чувства.
Но однажды эти тонкие поджатые губы (ведь должна же она была это сделать) признались отцу в любви. Однажды мать должна была лежать под отцом и стонать. Это казалось невообразимым, но во всяком случае один раз это было сделано…
Оксана украла тюбик помады у Наташи. Она стоит перед зеркалом и красит губы. Помада сладко пахнет малиной и блестит на губах. Оксана распускает волосы и взбивает их руками. В этот момент входит мать. Она хватает ее за волосы и полотенцем больно стирает помаду с губ. Оксана плачет. Тонкие бесцветные губы матери скривились:
— Ты хочешь быть такой же шлюхой, как она?
— Лучше быть шлюхой, чем такой как ты! — выкрикивает Оксана и получает пощечину.
— Зачем я тебя родила? Вся в своего кобеля-отца! Такая же дрянь! — бросает ей в лицо мать.
Оксана задыхается от ненависти. Ее лицо побелело, руки сжаты в кулаки, глаза мечут молнии.
— Ненавижу тебя! — кричит, заливаясь слезами Оксана.
Она вся дрожит от ненависти к матери. Мать берет тюбик помады и выходит из ее комнаты.
— Сегодня будешь сидеть весь день дома! На выходные к отцу не поедешь!
Оксана слышит звук закрывающейся на ключ двери. Она подбегает, пинает дверь, колотит кулаками, рыдает, но ничего не помогает. Мать неумолима. В эти выходные Оксана не поехала к отцу.
«Я не любила мать, но сейчас мне жаль ее. За что она была так обижена на всех? Почему не любила даже близких? Так ли я отличаюсь от матери? Ведь любовью к ближним тоже не могу похвастаться. Я не хочу повторять ошибки матери! И все же не могу полюбить тех, кто окружает меня… совсем запуталась…»
Оксана приблизилась вплотную к стене. На первом снимке — улыбающаяся Наташа: в светлом платье, стоящая в эффектной позе на палубе. Ветер раздувает ей волосы и подол широкой юбки…
На следующей фотографии Наташа с отцом. Отец еще молод, статен и хорош собой. Наташа смотрит в камеру, а он на нее. Отец смотрит на нее взглядом, полным восхищения. До появления Наташи отец смотрел с таким восхищением лишь на одного человека — на Оксану. Она была его принцессой.
Вот фотография, где они втроем: Оксана стоит с вымученной улыбкой, она здесь лишняя, отец с обожанием смотрит на Наташу, а та смотрит в объектив, и ее взгляд говорит, что она любит себя, только себя и никого другого.
— Сука! Ты испоганила мою жизнь!
Как счастливо все начиналась! Оксана, Ксаночка, котенок — единственный ребенок в семье, которого баловал отец, не смея ни в чем отказать. Он жил только ради нее, пока не появиласьона. Отец развелся и ушел кней, а Оксана осталась жить с ненавистной ей матерью.
«Это ужасно, когда один человек так много для тебя значит. С потерей его вся жизнь идет наперекосяк, а все из-за этой гадины. Как я ее ненавижу! Почему бог так несправедлив?»
В углу висела иконка. Святая Дева Мария, прижимающая к своей груди младенца Христа. В рассеянных солнечных бликах она казалась живой. Оксану охватил суеверный страх.
«Нельзя желать ближнему того, чего не желаешь себе, ибо вернется назад. Я всю жизнь ей желала только плохого, вплоть до смерти. Может, из-за этого моя жизнь и не сложилась…»
В панике она схватила ведро и выскочила из комнаты отца.
— Мама, возьми меня с собой! — Настя бегала за ней, как хвостик. — Ну, пожалуйста-а!
— Зачем тебе со мной ехать? Это далеко. Ты что, супермаркета не видела? Я хочу побыть одна.
— А я не хочу побыть одна! Ты только о себе думаешь!
— Людям иногда нужно побыть одним. Когда-нибудь ты поймешь это, — сказала Оксана как можно мягче.
— Угу. Как же!
Послышался звук захлопывающейся двери и шорох шин.
Лавров услышал за своей спиной шарканье босоножек и почувствовал запах клубники. Вдруг жаркие и липкие ладошки легли ему на глаза.
— Настя! — отгадал он.
Лавров услышал за спиной, как она давится от смеха.
— Может, это не Настя! — сказала она страшным голосом. — Может, это приведение!
— Нет у нас тут приведений! — сказал Лавров, сняв ладошки с глаз.
Он повернулся. Настя стояла и громко смеялась, так громко, что просто задыхалась от смеха. Так мы можем смеяться только в детстве — ведь в детстве для счастья причины не нужны.
— Почему ты с нами не живешь?
— Вы живете в городе. Я не люблю город. Кто это у тебя такой страшный? — он кивнул головой в сторону зеленого монстра, с которым она спала ночью.
— Это — Шрек. А что?
— Ты спишь с таким страшным?
— Он очень добрый. Страшный, но добрый. Такое тоже бывает. Не все красивые хорошие. Я это знаю…
* * *
— Все готово! — позвала Оксана. — Мыть руки!
Белая скатерть, цыпленок с золотистой корочкой, хрустальные бокалы, бутылка шампанского в ведерке. Торт на столе — воздушный, тающий во рту бисквит, облака взбитых сливок, кокосовые хлопья, засахаренные бутоны роз.
— С днем рождения! — поздравила Оксана, подняв бокал с шампанским.
— Спасибо, дочка! Забыл, когда в последний раз пил шампанское.
— Настя, не засовывай всю цыплячью ножку в рот. Есть нож, — сказала Оксана, поморщившись.
В этот момент ножка падает из рук Насти, испачкав белоснежную скатерть.
— Что ты за неряха такая? — пронзительно закричала Оксана.
Настя заплакала во весь голос, и слезы заструились по щекам. В этом плаче слышались обида и боль оскорбленного ребенка.
— Ну-ну… вытри слезы, не то устроишь потоп, а я не умею плавать, — утешал ее Лавров.
Оксана вышла из-за стола и закурила. Подойдя к окну, с минуту смотрела на лениво плывущие облака, на цепкий плющ, взбирающийся по ветшающей стене…
Настя рыдала, не замолкая, рев перешел в икоту. Лицо покраснело. Настя подурнела, казалась такой обиженной и никому не нужной. Лаврову стало жаль ее.
— Не хочу больше курицу. Я наелась, — сказала Настя, отодвинув тарелку.
— Я тоже. Будем есть торт, — сказал Лавров и заговорщицки подмигнул.
Ознакомительная версия.