Марк демонстративно шмыгнул носом.
— Да, я встречал подобных особ, — вставил он, разглядывая пальцы. — Они на меня всегда наводят тоску.
— Да, мои знакомые хотели рассказать ее историю, но я не стал слушать и перевел разговор на другую тему.
— И правильно сделал, — добавил Марк. — В чужих драмах есть что-то безмерно жалкое. Кстати, как зовут твою новую знакомую?
— Констанция. Констанция Шерард, — ответил Клайд. — У нее совершенно изумительное имя. Знаешь, Марк, я увидел, что в ней живут все великие героини мира. Она более чем одно существо.
Джастина покачала головой.
— Да, Клайд, похоже, ты не на шутку влюбился.
Он ничего не успел ответить, потому что в гримерную влетел взмыленный администратор и, схватив Клайда за рукав, потащил его к выходу.
— Идем.
— В чем дело? — недоуменно спросил тот.
— Там пришел этот критик из «Таймс» и непременно хочет переговорить с тобой. Ты же сам прекрасно понимаешь, как зависят доходы нашего театра от благожелательных рецензий. Тебе нужно обязательно поговорить с ним. И не надо быть обычным букой, ты же знаешь, что критики этого не любят.
— О, черт возьми, — простонал Клайд, — я не выношу этих общений с журналистами.
— Но ведь это же «Таймс»! — с каким-то безумным восторгом воскликнул администратор. — Знаешь, сколько стоит положительная рецензия в «Таймс»?
— А что, вы ему уже заплатили? — поинтересовался Клайд. — Ну так, может быть, мне не стоит в таком случае разговаривать с ним? Пусть посмотрит спектакль и напишет что-нибудь. Ну, а если деньги у него уже в кармане, то ему даже не стоит сидеть до конца. Пусть прочитает программку, там все написано, потом перечислит в своей рецензии фамилии, разукрасит эпитетами — и дело готово. Мне не хочется утомлять его своими рассказами.
У администратора от изумления вытянулось лицо.
— Да ты о чем, Клайд? Еще не хватало только, чтобы мы платили театральным критикам за положительные рецензии. Ты, между прочим, очень талантливый режиссер.
— Неужели? — съязвил Клайд. — Почему же в таком случае критик из «Таймс» пришел едва ли не на последний спектакль в сезоне? Он что, не мог сделать этого раньше, если я такой талантливый режиссер?
В его голосе слышалась легкая издевка, словно таким образом он пытался вызвать у присутствовавших поток славословий в собственный адрес. Обычно так поступают дети. Джастина взглянула на него с некоторой укоризной: «Ох, Клайд, Клайд, ты начинаешь тонуть в лучах собственной славы. Ты ведь прекрасно знаешь, что критик из „Таймс“ присутствовал на премьере пьесы „Макбет“. Другое дело, что статья, появившаяся в газете, была посвящена не этому отдельно взятому спектаклю, а лондонским премьерам в целом».
Но поскольку Марк и администратор в один голос стали восхвалять режиссерские таланты Клайда, она решила промолчать. Для него этого будет вполне достаточно.
Когда Клайд на волнах пышных восхвалений покинул гримерную вместе с администратором, Марк и Джастина остались наедине. Хотя она пыталась делать вид, что рассказ Клайда не более чем позабавил ее, Марк сразу же догадался, что у Джастины сейчас совсем другое на уме, точнее, на сердце. Она действительно восприняла это глубоко лично и, как показалось Марку, даже обиделась. Клайд действительно вел себя неразумно — по меньшей мере. В присутствии ведущей актрисы своего театра расточать похвалы и комплименты в адрес какой-то семнадцатилетней любительницы из лондонского пригорода, а после этого надеяться на то, что примадонна будет пребывать в великолепном расположении духа, было глупо.
Джастина была прекрасной актрисой и умела скрывать свои чувства. К тому же вести себя как капризная звезда было не в ее правилах, однако она не могла совладать с собой на этот раз и, не произнося ни слова, отодвинула букет роз, лежавший на ее гримерном столе, далеко в сторону. Марк однозначно понял это как обиду на слова Клайда.
Хотя Симпсон, как и всякий блестящий актер, был любителем поволочиться за женскими юбками, несмотря на то, что у него была жена, он прекрасно понимал, что на сей раз Клайд сделал большую ошибку. Джастина, как и всякая примадонна, с абсолютной ревностью относилась к любым попыткам режиссера найти ей замену. Возможно, Клайд сам еще не осознавал этого, однако окружающие быстро поняли, что на роль Дездемоны и леди Макбет (хотя на эту в меньшей степени) претендовала новая актриса. Ее еще никто не видел, никто не знал, как она играет, но Клайд уже успел раззвонить об этом половине театра.
Для Джастины это означало только одно — соперница! Если бы дело касалось простого любовного увлечения Клайда, каких за время совместной работы с ним Джастина видала немалое количество, то она была бы, конечно, спокойна. Однако на сей раз угроза была очевидной и серьезной. Между прочим, именно так и создаются звезды — актриса из захудалого любительского театрика, выделяющаяся на фоне бездарных партнеров, получая похвалы и комплименты со стороны известных режиссеров, начинает мнить себя неизвестно кем. Потом режиссеры делают их своими любовницами, переманивают в театр, в результате чего разваливаются прекрасные труппы, а спектакли, сделавшие имя режиссеру, становятся достоянием истории. Джастина даже представляла себе, что будет дальше. Хорошо еще, если у этой дамочки окажется мало-мальски приличный талант и она сможет потянуть одну-две постановки. А если нет? Флирт быстро закончится, режиссер охладеет к своей новой возлюбленной, но вместе с ней он потеряет и несколько постановок. Драгоценное время уйдет, и нужно будет начинать все сначала, но теперь уже с другими актерами и на других подмостках. Джастина уже сейчас готова была кричать, топать ногами, протестовать, возмущаться, лишь бы заставить Клайда отказаться от этой дурацкой идеи. У него ведь есть прекрасный театральный коллектив, актеры-звезды, отличные постановки, хорошие отзывы в прессе, весьма внушительные гонорары. Зачем ему увлечение этой соплячкой, в которой он видит всех великих героинь мира? Это не что иное, как именно увлечение. В противном случае Клайд не стал бы так бешено восторгаться по поводу этой девицы, как ее там, Констанции… Шерард. Он, конечно, может воображать себя великим режиссером, но у всякого великого режиссера бывают взлеты и падения, пики и провалы, и все это зависит, между прочим, не в последнюю очередь от актеров, которые доверяются ему.
Конечно, Клайд был талантлив. Он был добросовестен, внимателен, скрупулезен, он не жалел труда и смог извлечь из Джастины больше, чем любой другой режиссер. Он знал, на что она способна, и, знакомый с каждой ее интонацией, каждым выражением ее глаз, каждым движением ее тела, мог преподать ей советы, которые помогли ей сыграть одну из своих непревзойденных ролей. Она была благодарна ему, что он принял ее обратно в театр после возвращения из Америки.
