Веселье началось еще до того, как Ян озвучил желание. Лицо Кэт, которая поняла, где находится, он будет вспоминать каждый раз, когда захочет поднять себе настроение. А потом стало еще веселее. Кэт понятия не имела, что именно задумал Ян, но стала сопротивляться изо всех сил. Впрочем, если б знала, то сопротивлялась бы еще больше.
Ян ехал по узеньким пустынным улочкам и удивлялся, как здесь могут жить люди. Середина лета. Суббота. Восемь вечера. А поселок словно вымер. Чем занимается местное население? Где-то раздавались удары топора, где-то блеяла коза, плакал ребенок. И все.
— Остановись, — скомандовала Кэт, когда они подъехали к белому кирпичному дому с цифрой «десять» на фасаде.
Ян прижался к цветнику возле забора, но «БМВ» все равно перекрыл полдороги. Из-под потрепанных «Жигулей», стоявших во дворе, вылез мужчина в спортивных штанах и с голым торсом. Тщательно вытирая перепачканные мазутом руки, он не сводил взгляда с бумера. Пока Кэт возилась с ремнем безопасности, Ян вылез первым. Мужчина вышел навстречу.
— Папа! — Кэт выскочила из машины и бросилась к отцу на шею.
Мужчина расцвел, и лицо у него стало добрым, как у мультяшного персонажа. На долю секунды что-то болезненно кольнуло Яна в сердце, но он тотчас же взял себя в руки.
— Папочка, это Ян! Он…
— Котенок, об этом позже, ладно? Не все сразу, — остановил ее Ян, чем ввел в замешательство обоих.
— Ян, это мой папа, Александр Михайлович, — уже с меньшим энтузиазмом продолжила Кэт.
— О-о-о-о-чень рад знакомству! — Александр Михайлович протянул руку, поглядывая то на Яна, то на машину. На машине взгляд он задерживал дольше.
— Что ж вы не предупредили… А может, я загоню машинку в гараж? Ну, чтоб не поцарапал кто?
Это была не просьба — мольба. Ян отдал ключи. Александр Михайлович испарился.
— Котенок?.. — прошипела Кэт, поднимаясь на крыльцо.
В ответ Ян лишь пожал плечами, мол, а что такое?
Ее мама выглядела типичной учительницей из школьного детства Яна. Слегка раздобревшая, волосы с химзавивкой, очки с толстыми стеклами. Она расцеловала Кэт, мягко пожала руку гостю — к нему она отнеслась настороженно, но с любопытством.
А потом началась суматоха с чисткой картошки, раскладыванием стола-книги в зале, поиском праздничного сервиза. Кэт ходила понурая, а Ян веселился за двоих. Он разговаривал без умолку, спрашивал, советовал, уточнял. Помогал нарезать салат, стелить скатерть, расставлять посуду.
Ему нравился этот игрушечный дом, в каждом окне которого колыхалась зелень. Нравились цветочные горшки, которыми были заставлены все полки, подоконники и холодильник. Нравилось, как поскрипывал деревянный пол — жалостливо, по-домашнему. Даже суета здесь казалась неспешной.
Ему не нравились только низкие дверные проемы, к одному из которых он уже приложился макушкой. Охая и так нежно за него переживая, Любовь Витальевна принесла из морозилки кусок замороженного мяса, обернутого полотенцем. Ян сидел, запрокинув голову, приложив мясо к ушибленному месту, и сквозь прикрытые веки подглядывал, как его Кэт с серьезным лицом проверяет количество тарелок и вилок за столом (столовыми ножами здесь, похоже, не пользовались). Как с любованием, склонив голову на бок, украшает салат веточками укропа, только что сорванного с грядки. Как, задумчиво прикусив губу, смотрит в окно, откуда доносилось козье блеяние. А на коленях у Яна, перебирая лапами, урчал кот.
Сели за стол. Отец налил до краев в стопочки себе, жене и гостю. Кэт отказалась, что было Яну на руку. Выпили за знакомство.
— Ну, теперь, думаю, пришло время рассказать, зачем мы сюда приехали. Котенок, — Ян приобнял Кэт за плечи — она сжала челюсти. — Ты расскажешь или я? Давай, я. Дело-то деликатное… — он встал, обвел глазами присутствующих. — Дорогие Александр Михайлович и Любовь Витальевна! Мы с вашей дочерью собираемся пожениться. Прошу у вас ее руки!
Александр Михайлович застыл.
Любовь Витальевна охнула.
Кэт сидела белее мела и все смотрела на свои ладони, сложенные на коленях.
Первым пришел в себя отец. Он крепко, по-мужски, обнял Яна. Глаза «тестя» уже влажно блестели.
— Ну, Ян, молодец! Ну, молодец! — быстро обновил стопочку. — Люб, а? Что сидишь? Глаза на мокром месте… Ян, давай, пока бабоньки в шоке…
Мужчины опрокинули рюмки. Отец звонко хрустнул соленым огурчиком.
— Мы согласны! Еще как согласны! Правда, Люб? — он тряхнул жену за плечо. — Лишь бы Катька была счастлива! Дочура, ну, будешь счастлива?
— Я все для этого делаю, — одарив Яна тяжелым взглядом, произнесла она.
Любовь Витальевна всплеснула руками. Поднялась, опираясь о стул.
— Поздравляю вас, дети мои! — смахнув слезу, она обняла дочку. — Катюша, ну что ты так побледнела?
Ян откашлялся, привлекая внимания.
— А это, собственно, объясняет, почему мы так поспешно решили пожениться.
Мама, нащупывая опору, опустилась на стул, словно внезапно почувствовав головокружение. Папа поднял стопку и выпил без тоста. С размахом поставил рюмку на стол, попал криво — на вилку, она задела тарелку и громко звякнула.
Вздрогнув, Кэт подняла на Яна ненавидящий взгляд.
— Ох, дочка! А я-то думал, ты меня без внуков оставишь!
— Папа…
— А что, девочке скоро двадцать два, а я рядом с ней никогда парня не видел. Вдалеке, под окнами, да, бывало, околачивался один. Но чтоб рядом, хоть бы под ручку, — да никогда. Вон, в электричке едем, попутчики, парни молодые, и так и сяк, и шуточкой и всерьез — а она в учебник уставится и читает. Так что, хорошо все это, хорошо, — без остановки говорил он, шлифуя «стопарики». — Быстро, конечно. Но хорошо. А внучок или внучка появятся — вот заживем!.. Песочницу построим, песка с карьера навезу…
— Папа! — Кэт подождала, пока отец посмотрит ей в глаза. — Погоди с песочницей. Мы точно не уверены, это еще не на сто процентов. Ведь правда, Ян? — с угрозой в голосе спросила она.
Но Ян, водя вилкой между тарелками с солеными огурчиками и маринованными опятами, даже не взглянул на нее.
— Ну, может, не сто процентов. Может… — он проколол огурец насквозь, — девяноста девять. Тест-то показал две полоски.
— Ян! — Кэт едва заметно кивнула в сторону растерянной взволнованной матери. — Тесты, бывает, ошибаются.
— Бывает. Но этот, надеюсь, не соврал, — сказал он с такой теплотой в голосе, что Кэт не нашла, что ответить.
И вечер закрутился, раздобрился. Кэт, глядя на родителей, со временем и сама повеселела, улыбалась шуткам, вворачивала в обращения к Яну «милый» и «дорогой». Навалила ему целую тарелку «Оливье» со словами «ты же не хочешь расстроить тещу». Потом Ян отпросился покурить и уже из коридора слышал, как «теща» сказала: «Все в нем хорошо, только курит…»
Ухмыльнулся. Прикуривая, мысленно повторил про себя окончание фразы. Выдохнул колечко дыма, поднял голову, следя за ним — и замер. Небо казалось огромным, поглощающим — и многослойным, прозрачным. Млечный путь, такой густой, и в самом деле напоминал разлитое молоко. А звезды… Когда он видел в последний раз такие огромные, яркие, такие четкие — как на картинке в учебнике — звезды?
Козырек веранды позволял рассмотреть только часть неба. Ян сошел с крыльца в поисках более подходящего места. Кружил между теплиц и грядок — пока не заметил лестницу. Приставил ее к стене гаража и залез на крышу. Лег на прохладный шифер.
Он чувствовал себя таким крохотным по сравнению с этим небом и в тоже время таким величественным, словно ему было подвластно все. Немного кружилась голова, ладони и ступни казались большими и горячими, но Ян чувствовал себя не пьяным, а опьяненным. Он опомнился только, когда скрипнула дверь, и Кэт, кутаясь в отцовский бушлат, назвала его имя.
Волнуется?..
Точно. Я же ее «муж».
Поднялся. В его пальцах тлела, оставив на шифере дорожку пепла, забытая сигарета.
Кэт отвела его в свою детскую — крохотную комнату с милыми девичьими деталями, которые, впрочем, Ян едва мог соотнести с хозяйкой. На стуле прижимались друг к другу плюшевые игрушки. На полке за стеклом стояла коллекция поздравительных открыток с изображением пушистых зайчиков и котиков. С настенной лампы свисал детский рюкзачок, к нему были пристегнуты значки с надписями «Маленькая вредина», «Тону в любви… Спасать не надо», «Я — папина гордость». На подоконнике, перевязанная резинкой для волос, лежала коллекция вкладышей от жевательной резинки «Love is…» Ян знал Кэт совсем другой, и теперь возникло странное ощущение — словно его обманули. Только когда — тогда или сейчас?
