случае, Вера, и исчезни поскорее. Очень надеюсь, что наш уговор ты не нарушишь, я таких вещей не прощаю ни мужчинам, ни женщинам, — сказал он на прощание холодно, и я лишь кивнуть смогла.
А затем вышла из машины, зажав документы под мышкой.
Домой идти тяжело, нужно вещи собирать — и свои, и Полины. Билет покупать: раз я с документами, то можно не на попутках добираться, а на поезде или самолете. Все это важно сделать сегодня, но вдруг Катя вернется, одумавшись?
Она психанула, убежала, но проветрит голову, и домой придет, а меня там нет! Как же поступить?
— Нужно найти ее. Но куда Катя могла пойти? — пробормотала, стоя напротив дома.
И едва я хотела войти в подъезд, я услышала звук сирены — громкий, оглушающий, а следом заплакала проснувшаяся Полина.
— Проходим, проходим, — поторопила меня полная женщина в форменном костюме, и я вошла в свою же квартиру в сопровождении множества людей.
Слинг болтается на груди, Полю прижимаю крепче, а она как чувствует, что беда, и надрывается громогласным плачем, от которого все раздраженно морщатся, а я… я паникую, задыхаюсь.
— Я ничего не сделала…
— Проходите внутрь, — командовала всем этим парадом безумия женщина лет сорока пяти.
Я таких за свою жизнь перевидала, особенно в детстве: плотная, среднего роста, одета в форму, короткая стрижка и волосы, выкрашенные в невнятный коричнево-красный. На лице выражение красней усталости, разочарования от жизни, и презрения ко всем, а весь разговор сух и бюрократичен. И пугает до колик, до судорог, нутро от страха скручивает.
Меня в детстве такие навещали: и у родной матери забрали, и когда удочерили, они приходили, и вынюхивали все. Высматривали, искали, к чему прицепиться.
— Давайте ваши документы, и документы ребенка, — женщина расположилась за кухонным столом, и я протянула ей файл с бумагами.
— Вот. Но я ничего не сделала, я не понимаю, что происходит.
Промямлила, а затем встрепенулась в недоумении: как они узнали, где я? Регистрации у меня нет, и никто ведь не в курсе, где я живу… поморщилась, и головой покачала, кляня саму себя. В курсе все: Влад, Евгений Александрович, обиженная Катя, у паспортистки я заполняла анкету, родители моих учеников тоже знают мой адрес.
Не так уж тихо я жила. Не так уж незаметно.
— Дайте ребенка Анне Алексеевне, девочку нужно осмотреть, — начала командовать главная, но я почти пришла в себя, и перебила.
— По какому праву вы пришли в мой дом? Вы кто вообще? Ребенка я своего никому не дам, осматривать не позволю, я ваших-то документов не видела! — возмутилась я и на этих незваных гостей, и на себя, что безропотно позволила ввести себя в подъезд, и сама им дверь открыла.
— Опека, — представилась моя собеседница, и показала удостоверение.
А следом один из мужчин, про которых я и думать забыла, произнес:
— Полиция.
Я обернулась, и уставилась на развернутое удостоверение, и жетон, номера которых совпали. Полицейский убрал документы с жетоном, и прижал пальцы к вискам, недовольный шумной Полей.
— Ребенка передайте нашей сотруднице. Нам необходимо удостовериться, что девочка не травмирована. Давайте по-хорошему!
— Давайте, — пробормотала я растерянно, по-прежнему прижимая дочь к груди.
А в квартире происходил полнейший ужас: в соседних комнатах слышался шум от выдвигаемых ящиков комода, эта Анна Алексеевна, которой я почему-то должна свою дочь отдать, рылась в холодильнике с недовольным лицом, то и дело фотографируя полки, и для всех, ДЛЯ ВСЕХ НИХ я не больше, чем грязь.
— Условия ужасны. Вы растите ребенка в полнейшей антисанитарии, без самых элементарных средств. Девочка истощена, дайте мне ее!
— Н-неправда! У Полины есть все необходимое. В квартире чисто, все необходимое есть, — я сделала несколько шагов назад, непроизвольно прижимая притихшую дочь крепче.
Зря, она снова начинала плакать, да и у меня истерика приближается. Как они меня нашли? Зачем? Евгений Александрович не мог позвонить в опеку, он ведь помог мне. Паспортистка — взяточница, ей тоже незачем.
Влад или Катя — кто-то из них. И на обоих думать больно, но разум именно об этом и твердит.
— Не создавайте себе лишних проблем, и передайте ребенка. Это просто осмотр, — недовольно бросил полицейский, пока Анна Алексеевна фотографировала меня с Полей на руках, а главная строчила что-то в своих бумагах. — Ваше упрямство вам же боком и выйдет, все это идет в отчет.
Я кивнула, и через себя переступив, усмирив разрывающееся от паники сердце, передала этой жуткой женщине своего ребенка. Она просто посмотрит, что у Поли нет болезней и травм, что она сытый, здоровый ребенок, и вернет ее мне.
Обязательно вернет, это ведь недоразумение. Я извинюсь за истерику, и напою всех этих людей чаем. А затем уеду поскорее. Домой уеду, во Владивосток. Вместе с Полечкой.
— А теперь, когда ребенок в безопасности, мы с вами побеседуем, — полицейский силой развернул меня, схватив за плечи, и буквально вытащил из кухни.
А там Полина, наедине с чужими, незнакомыми ей людьми…
— Пустите! Вы что себе позволяете?
— Гарай Вероника Евгеньевна, двухтысячного года рождения, — начал зачитывать полицейский, затащив меня в Катину спальню, — год назад пропала без вести при хлопке бытового газа. Предположительно мертва, но тело не было найдено. Могу я узнать, почему вы скрывались?
— Я не скрывалась, я… я вообще не Вероника Гарай больше! — подорвалась к двери, чтобы к дочери поближе быть, но мне не позволили. — Ничего я не сделала. Просто уехала подальше, а документы только что сделала. Знаю, что в новостях говорили, что этот взрыв не случаен, но не я его устроила!
— Разумеется, потому вы и скрывались, что не вы виноваты. Все невиновные именно так и делают, — кивнул мужчина, а мне визжать захотелось: я не понимаю, меня обвиняют в чем-то, или нет! — На вас неоднократно жаловались в органы опеки за ненадлежащий уход и жестокое обращение с ребенком, вдобавок поступила информация о месте, где вы скрываетесь, также…
Я бездумно кивала, хотя слышать что-либо, кроме плача дочери за стеной перестала. Сердце колошматило в грудной клетке, и все тело от этого сумасшедшего сердцебиения тряслось, как в припадке.
Влад?
Катя?
Кто это сделал? И зачем? За что?
Владу есть, за что мне мстить, но Катя… хоть бы это не она меня предала! Хоть бы не Влад!
— Я требую вернуть мне ребенка! Я обращусь в суд, вы не имеете право устраивать мне допрос. Я ни в чем не виновата! — перебила я речь полицейского, все равно ничего не поняла из нее. — Или арестовывайте меня, или убирайтесь из моего дома!
Мужчина
