была независимой. Я сама барахталась как могла и неплохо могла, пока однажды вечером у одного из фонтанов в парке рядом со мной не встал мужчина. Очень красивый мужчина. Темные волосы, небрежная щетина, идеальные черты лица, словно это не обычный человек, а какой-то благородный аристократ из прошлого, который попал в машину времени и теперь разгуливал по улицам летнего города.
Мне вообще тогда казалось, что настолько стильные и привлекательные мужчины в реальности не существуют, что они живут где-то на обложках глянцевых журналов или на Уолл-стрит. Но Матвей стоял рядом, медленно курил дорогие сигареты и молчал. Он просто периодически бросал на меня короткие взгляды. На меня! На хрупкую шатенку в дешёвом нежно-голубом сарафане с кружевом по подолу.
А потом, отбросив сигарету, он шагнул ко мне. Провёл кончиками пальцев мне по запястью, и я пошла за ним по одной из тропинок парка, совершенно забыв, что нельзя разговаривать и тем более идти за незнакомцами.
Но он мне казался тем самым не принцем, а королём из сказки, который просто решил прогуляться. И я шла за ним до парковки. И молча, без единого слова, села в спортивное авто, просто потому что хотела. В свете вечернего города мы приехали в гостиницу. Зашли в номер.
Мне было отнюдь не пятнадцать лет, чтобы я удивилась такому повороту событий. Мне было до одури страшно, но именно тогда впервые показалось, что все в моей жизни шло правильно.
И острый поцелуй на грани укуса ещё в прихожей, которая запомнила, наверно, навечно мои стоны от того, как язык Матвея проник внутрь, как огладил губы, задел зубы. Как он танцевал самим поцелуем, показывая, на что ещё способен. Меня оглушали такие противоречивые чувства. Я так боялась всего, особенно его, что просто кивнула, когда Матвей проронил:
— Матвей. И ты можешь уйти в любой момент.
Я судорожно второй раз кивнула и осталась. До утра. Которое оказалось смазано множественными оргазмами, поцелуями, самыми постыдными прикосновениями, от которых моя кожа плавилась, а нервы натягивались чуть ли не до звона.
И короткая фраза, которая не разрушила сказку совместного утра:
— Мне кажется, ты идеальная… — шептал Матвей, проводя языком мне по шее, отчего внизу живота все скручивало в тугую спираль, и я ничего не могла поделать с тем, что не стыдилась своего поступка, а просто поступила правильно, поверив незнакомцу из парка.
И моя сказка могла окончиться, как только я села в такси, но она продолжилась вечером со звонком Матвея:
— Хочу тебя… — его голос охрип, и Матвей спустя мгновение продолжил: — Увидеть. Сильно.
Вот именно его способность правильно подобрать минимум слов, сказать такое, от чего любой человек поверит, как поверила я в то первое наше утро, меня сейчас и пугала.
— Я не изменял тебе, Уль… — шептал Матвей мне в волосы. — Я докажу это. Поехали домой.
— Нет. Я не верю тебе, как ты не понимаешь, — всхлипнула я и вытерла отворотом пальто мужа свои глаза. — Не верю. Потому что если ты мне не изменял, почему ты ждал все это время? Почему не приехал? Почему сразу все не объяснил?
Последнее я сказала и стукнула кулачком в грудь Матвея. Он прикрыл глаза, а потом, резко взглянув на меня, проронил:
— Просто все это время я жил с предательством внутри. Ты предала.
Матвей. Чуть больше двух лет назад
— Вот, смотри, — мама листала переписку с Ульяной. — Вот тут ее какой-то Андрей встретил. Вот, смотри, он у неё в квартире…
Мама сидела со мной в машине и показывала доказательства предательства.
— Матвей, дорогой мой, услышь меня наконец… — выдохнула тяжело мама. — Ни одна женщина не будет сбегать из-за следов помады на воротнике. Просто пойми, Ульяна сбежала не от тебя, а к кому-то…
Мне показалось, что мир в один момент потерял краски, утратил всю четкость картинки. Я как заколдованный сидел и смотрел перед собой.
Нет. Ульяна не могла так поступить. Да, я не сахар, я сам прекрасно знаю свой сволочной характер, свои вспышки злости, свою требовательность, но это никогда не было применимо к жене.
Уля… она же…
Она настолько для меня идеальная, что другой не найти было. Я женился в нормальном возрасте и многих женщин видел, и ни одна не была похожа на Улю. Все какие-то жеманные, нервные, ещё псины их мелкие, тявкающие. И все как одна считали, что это я им обязан чём-то, словно, ложась в постель с мужчиной, они делали одолжение.
Ульяна первая, которая не сделала. Она просто была собой. Молча пошла за мной и с такой страстью была рядом, что у меня кровь закипала от одного ее присутствия..
И оказалось…
— Всего ничего времени прошло, но Матвей, я с ней на связи. Я же вижу, что она неверна тебе. Ну подумай сам. Она даже выслушать тебя не захотела… — мама нудела как старая заезженная пластинка. А я просто не понимал, какого хрена происходило.
Получается, все чем я жил, все наши планы, это простой звук для Ульяны? Получается, ребёнка, которого мы хотели, хотел один я, а она соглашалась, чтобы не вызывать подозрений? Или как?
— Мам, прости, мне надо подумать, — сказал я бесцветным голосом. Такси привезло меня домой, и я долго сидел в спальне, вытащив наши с Ульяной фотографии.
Твою мать. Как же так?
Я снова набирал ее. Звонил. Звонил с другого номера, писал.
Мне казалось, мир лопнул как мыльный пузырь.
Прошла безумно длинная ночь. Я проверил все вещи, Ульяна ничего почти не забрала, ни подарков, которые я дарил, ни украшений, ни денег. Пару комплектов одежды, чемодан, сумку, сапожки…
Чертова безнадёжность накрыла куполом, и я только что и мог пить, не чувствуя вкуса. Глубоко за полночь я стоял на улице, разбитая губа давно зажила, и теперь, когда я курил, ее не обжигало огнем.
В пальцы впитался дым сигарет.
Я состоял на четверть из него, наполовину из бухла, и там какая-то часть крови и прочей херни.
Чувств только не было. Их выморозило.
Похмелье сменилось пьянкой, это непрекращающаяся какая-то история из алкоголя, отдоходняков от него и снова алкоголя.
Горло раздирал сигаретный дым. Я долбил в стены кулаками, чтобы разбить к чертям всем костяшки.
А потом я подумал, что мне плевать.
Мне плевать на то, что Ульяна ушла. Я просто верну ее обратно! Она моя жена, в конце концов. Только моя. Она у меня глубоко под кожей и даже не могла, наверно,
