Майкл, стоящий рядом со мной, единственный, кто это слышит. Он вопросительно смотрит на меня. Но я не могу встретиться с ним взглядом. Я слишком занят, наблюдая, как София входит в комнату в сопровождении двух других мужчин. Она не смотрит на меня, сразу же вставая за кресло отца рядом с сестрой.
— Это моя вторая дочь, София.
Она до сих пор не подняла глаз. Что, черт возьми, происходит? Должно быть, это шутка.
Мои мышцы расслабляются, и я хочу сделать шаг к ней. Но затем я улавливаю малейшее колебание выражения лица. Не Софии. Но ее сестра, чьи глаза нервно переводят взгляд с меня на Софию. Это всего на секунду, но этот взгляд говорит о многом.
Это действительно София. Женщина, с которой я подружился. Женщина, которая утешала меня в худшие моменты моей жизни. Она действительно здесь. И она солгала мне.
Совершенно ясно, что она меня использовала. На одну секунду у меня такое ощущение, будто я проваливаюсь в яму. Я смотрю прямо на нее, а она все еще не смотрит мне в глаза, и меня чертовски тошнит. У меня сжимается грудь, и пальцы чешутся чего-нибудь коснуться.
В голову мне приходит нелепая мысль. И я заметил, что она в брюках. Я никогда не видел ее ни в чем, кроме тех коротких юбок и платьев, которые сводили меня с ума. Я смотрю так пристально, а она не смотрит куда-то рядом со мной. Затем Эдуардо начинает говорить, и меня охватывает жуткое спокойствие. Наконец я отвожу взгляд.
Я никогда раньше не испытывал опыта выхода из тела, но такое ощущение. Или, по крайней мере, мне кажется, что я заставляю себя расслабиться. Я забыл, что она здесь. Я делаю вид, что это не так. Сейчас ее присутствие несущественно. Это не имеет значения. Не сейчас. Она намерена притвориться, что понятия не имеет, кто я. И я решаю сделать то же самое.
Мой взгляд возвращается к единственному человеку, на котором мне следовало сосредоточиться с самого начала. Он до сих пор на меня не взглянул, и это больше всего приводит меня в ярость.
— Ты не хочешь ссориться с моей семьей. Думаешь, мы так долго прятались, потому что мы слабые? Мы намного сильнее, чем ты можешь себе представить, — говорит Эдуардо.
Моя челюсть напрягается.
— И все же вы просили об этой встрече, — заявляет Роман.
— Вести переговоры. Я готов предложить тебе поощрения. В знак моей доброй воли. Ты отступишь, и, возможно, наши семьи смогут прийти к соглашению. Я старею, и мне неинтересно ссориться с твоей семьей, Де Лука.
Слышит ли он себя сейчас?
— Могу тебя заверить, ты не можешь предложить мне ничего из того, что мне нужно.
— Да неужели? — Эдуардо смотрит на Энцо. — Я слышал, у вас были проблемы с российским правительством. Разве главный источник богатства Руссо — не наркофермы в Москве?
— Мне интересно, когда ты бросишь эту карту, — говорит Роман, и я слышу улыбку в его голосе. Он наклоняется вперед. — И что, раз на твоей стороне Братва, ты считаешь себя непобедимым?
— Кстати, это риторический вопрос, — добавляет Энцо. — Ты не чертовски непобедим.
Эдуардо улыбается без зубов.
— Два маленьких мальчика не собираются говорить мне, кто я, а кто нет.
Это, черт возьми, вот и все. Я больше не могу этого терпеть.
— С меня хватит, — говорю я, делая шаг вперед.
Роман смотрит на меня, и я вижу предупреждение в его глазах. В комнате становится тихо, и все смотрят на меня. Но я смотрю только на него. Его карие глаза наконец встречаются с моими. Но они даже не мерцают.
— Ты знаешь, кто я, — это не вопрос. — Я слушал, как ты говоришь, и ты хочешь знать, откуда я знаю, что ты трус, Эдуардо? Потому что ты не упомянул причину, по которой ты на самом деле здесь. Причина, по которой мы все здесь.
Его челюсть сжимается, но он не говорит. Я наклоняюсь вперед к столу, кладу на него обе руки, все еще глядя на него.
— Мы здесь, потому что ты убил невинную, беззащитную женщину. Вызывает ли это у тебя чувство гордости? Ты хорошо себя чувствуешь? — рычу я. — А потом ты заходишь сюда. Ведёшь себя высокомерно, хотя тебе следовало бы просить милостыню. Что, черт возьми, ты сказал? Ты хочешь вести переговоры, ты хочешь, чтобы мы пришли к соглашению? Я могу сказать тебе только одно, ублюдок. Иди на хуй.
Я слышу откуда-то резкий вздох, но не поднимаю глаз. И тогда Эдуардо начинает смеяться. Это скрежещущий звук, и мои плечи напрягаются. Когда он наконец останавливается, он тихо вздыхает.
— Ты совсем не похож на своего отца, Энтони. В тебе есть искра, мальчик. Напоминает мне твою мать, — говорит он с весельем. У меня перехватывает дыхание и сужаются глаза.
Мне никогда не хотелось никого убить больше, чем в этот момент.
Но Эдуардо еще не закончил говорить.
— И тебе нужно перестать называть ее беззащитной, сынок. Она была совсем не такой. Она упорно боролась. И как бы то ни было, я прошу прощения, что ей пришлось умереть от моей руки. В ней было так много огня.
— Что с тобой, черт возьми, не так?! — кричит Роман, поднимаясь на ноги.
Я чувствую, что внутри меня есть плотина, сдерживающая все мои эмоции. Сейчас есть несколько трещин, и я близок к взрыву. Но я этого не делаю. Вместо этого я смеюсь. Все смотрят на меня с удивлением. Я отступаю назад, все еще посмеиваясь. Прежде чем кто-либо успевает отреагировать, я вытаскиваю лезвие, которое спрятал в куртке.
Эдуардо тут же встаёт на ноги, и, наконец, я замечаю в его глазах некоторый намек на страх.
— Тони… — осторожно говорит Роман.
Энцо теперь тоже на ногах. Я ни на кого не смотрю. Нож в моей руке дает мне солидную тяжесть и успокаивает. Резкий вздох, проходит секунда. Затем краем глаза я замечаю движение. Один из людей Эдуардо подходит к нему ближе. В этот момент я принимаю решение, и лезвие в моей руке летит.
— Черт, — выдыхает Энцо, достигая цели.
Мужчина падает на землю, мой нож воткнулся в его руку.
— Рико, — задыхается София, падая на землю рядом с ним.
Все остальные смотрят на меня в ошеломленном молчании. И я почти закатываю глаза. Наверное, было хорошей идеей не допускать использования оружия, потому что, если бы у нас было оружие, каждое из них уже было бы направлено на меня. Сейчас лица Минчетти покраснели от ярости.
— Он не умрет, — говорю я спокойно. — Вини своего дона в том, что он меня разозлил.
Я смотрю на Эдуардо.
— В следующий раз, когда мы встретимся, я гарантирую, что кровопролития будет гораздо больше.
— Встреча окончена, — объявляет Роман. — Уходи, Минчетти.
Лицо старика напрягается. Но он кивает своим людям, и они начинают уходить. Раненый тоже поднимается на ноги. Он бледен и быстро теряет кровь. Но когда дело доходит до ножей, я почти никогда не промахиваюсь, и ему не следовало выступать вперед, чтобы защитить этого сукиного сына. Эдуардо уходит последним, а затем в комнате остаются только наши люди.
Как только они уходят, я падаю в одно из кресел и закрываю лицо руками. Я пытаюсь, но безуспешно пытаюсь удержать их от тряски. Это из-за ярости. Мне потребовалось все, чтобы не броситься на этого человека. Я чувствую, как кто-то касается моего плеча. Когда я смотрю, это Майкл.
— Ты хорошо справился, Ти. Ты контролировал ситуацию, — говорит он, сочувственно улыбаясь.
— Действительно? — Роман тянет слова. Он сидит и смотрит на меня с раздражением. — Я сказал, никакого оружия.
— Я не собирался им пользоваться, — бормочу я.
— Рад, что ты это сделал, чувак. Это было чертовски круто. Ты должен научить меня так метать ножи, — говорит Энцо, ухмыляясь. Мои губы дергаются.
Тупица. Хотя он мой человек. Мы понимаем друг друга.
— Этот человек — чертов психопат, — бормочет Майкл.
Он не ошибается. Есть что-то тревожное в Эдуардо Минчетти.
— С ним нельзя шутить, — вздыхает Роман. — Есть причина, по которой мой отец отступил пятнадцать лет назад.
— Но мы же, блядь, этого не делаем, верно? — спрашиваю я своего лучшего друга.
— Нет. У нас есть вся необходимая информация. Теперь мы дадим отпор, — уверяет он меня.
