— Что ты собираешься делать? — Эти слова прозвучали резко, поэтому Сабрина повторила их еще раз, но уже мягче. — Что тебе нужно, Стефани?
— Все. Мне нужно все. — Она грустно рассмеялась. — Ведь именно поэтому мы с тобой и попали в эту историю, правда? Мне нужно было все. Нужно было лишь какое-то время побыть Сабриной Лонгуорт и в то же время иметь свою прошлую жизнь, чтобы вернуться к ней, как только мне этого захочется. Словно мир будет сидеть и ждать, пока я не смогу воплотить в жизнь все, о чем мечтала. Как ребенок, честное слово. Дети ведь смотрят на мир именно так.
— Мне тоже этого хотелось, — пробормотала Сабрина.
— Но твоя жизнь изменилась, и ты изменилась вместе с ней. Ты сделала так, что она стала принадлежать тебе. А я не изменилась, а если и изменилась, то недостаточно, и теперь не знаю, где мое место в жизни.
— А как ты его сама себе представляешь?
— Не знаю. Впрочем, где бы я ни оказалась, хочу, чтобы рядом был Леон. Не могу представить себя снова с Гартом. Когда я уехала в Китай, нас уже ничто не связывало, было одно лишь непонимание, злоба и разочарование, и мы оба хотели развода. Знаю, когда я уехала, у него словно камень с души свалился. Возможно, он надеялся, что я вообще не вернусь.
— Нет, он надеялся, что ты вернешься и сделаешь все, чтобы спасти ваш брак.
Стефани пожала плечами.
— Я этого не заметила. Я даже не уверена, что он так считал, пока не появилась ты. Ты каким-то образом заставила его стремиться к этому. Хотя это не имеет значения, неужели ты не понимаешь? Мне все равно, хотелось ему этого или нет. — Она подалась вперед, и после долгого молчания слова хлынули из нее рекой: — Когда-то мне было не все равно, но спустя какое-то время стало казаться, что работа для него важнее, чем я, куда интереснее и… значимее, и это меня просто бесило. Наверное, я его тоже бесила. Может, так оно и бывает в неудавшихся семьях: люди постепенно изводят друг друга до такой степени, что оказываются не в состоянии продолжать жить вместе. Не знаю, что ты в нем нашла. Возможно, после моего отъезда он переменился, а может, ты просто лучше понимаешь его, вот и он стал лучше понимать тебя. Может, потому, что ты не была Стефани, он не был тем Гартом, каким я себе его представляю. Наверное, звучит странно, правда? Впрочем, это неважно. Мы больше не можем жить вместе. Даже если бы у меня не было Леона, я бы относилась к нему так же. Но я хочу, чтобы дети остались со мной.
У Сабрины вырвался протяжный вздох; именно этот вопрос незримо присутствовал во всех их беседах в течение всех тех дней, что они провели вместе.
— Знаешь, я все время о них думаю. Когда ты мне показала фотографии из альбома, у меня было такое чувство, что я не выдержу — так мне хотелось прижать их к себе, услышать их голоса, то, как они болтают, перебивая и чуть не заглушая друг друга, такие взволнованные, такие довольные тем, что живут на этом свете… Господи, Сабрина, я так по ним скучаю, мне так одиноко без них… знаешь, как-то раз в Лондоне у Габриэль вышла размолвка с Бруком, она приехала ко мне, села ко мне на колени, и я, не подумав, брякнула: «Ну, успокойся, моя милая, милая Пенни…». Ах, почему я сразу не вернулась домой, зачем отправилась на яхте на морскую прогулку…
— Пофлиртую напоследок, — напомнила Сабрина, хотя понимала, что напоминать об этом сейчас жестоко по отношению к сестре.
— Я знаю, знаю, но мне казалось, что можно получить все сразу. Казалось, все можно отложить на чуть-чуть, потом еще на чуть-чуть, и ничего от этого не изменится, и не придется потом за все платить. Это, конечно, была еще одна фантазия, но я не позволяла себе об этом задумываться, потому что мне не хотелось возвращаться к прошлой жизни и снова становиться самой собой. Потому что такой я себе не нравилась. Но, несмотря на это, я любила своих детей и не забывала о них, даже лишившись памяти. В глубине души я чувствовала, что они все время со мной. Как-то раз в Эксе я встретила группу школьников на экскурсии. Одна девочка отстала от класса, и я взялась ее проводить. Я невольно назвала ее Пенни. Она спросила, почему я это сделала, а я сама не знала, почему, но подумала… и еще сказала об этом Максу… что так, наверное, зовут мою дочь. Когда я пришла в себя и мы стали разговаривать, он сказал мне, что я не была замужем… и это, разумеется, была правда, насколько ему было известно, потому что он думал, что я — это ты… но, встретив ту маленькую девочку, я решила, что он либо солгал мне, либо выдумал. В другой раз я сказала Леону, что Клифф всегда старался сделать так, чтобы я непременно обнаружила у него в комнате радиоприемник, который он откуда-то притащил. Все это было так странно, и я подумала, что у меня, видимо, есть сын, которого зовут Клифф. Я как-то раз даже вспомнила имя Гарта.
Официант ловко расставил на столе заказанные блюда, хотя они склонились друг к другу так, что между ними почти не оставалось свободного места. Он бросил мельком взгляд на два одинаковых, таких красивых лица и поразился, что таких женщин может быть две, но, не став задерживаться, налил вина в бокалы и отошел. Он с пониманием относился к посетителям, что пришли поговорить по душам.
— Я даже не уверена, что хочу жить в Америке. Знаешь, я могла бы жить во Франции, вместе с Леоном, Пенни и Клиффом. Этого хочет Леон. Он хочет, чтобы у нас были еще дети… я тоже хочу… но я хочу, чтобы Пенни и Клифф были со мной.
Эти слова раздавались в тишине, и, словно удары молота, они разбивали идиллические представления о жизни Сабрины вдребезги. Она оцепенела, словно уберечь свою жизнь можно было, лишь запретив себе какие бы то ни было чувства. Откинувшись на спинку стула, она отпила из бокала с вином и бесстрастным взглядом посмотрела на Стефани.
— И что ты им скажешь?
Стефани залилась румянцем.
— Я думала… Я думала, ты…
— Все им скажу вместо тебя? Нет. Этого я делать не стану. Или ты думала, что я тихонько отойду в сторону, чтобы освободить тебе место? Но они — не куклы, которых можно то и дело передавать из рук в руки, в зависимости от того, какой сегодня день недели, от того, что нам это удобно. Однажды мы уже обвели их вокруг пальца, и Гарту понадобилось немало времени, чтобы свыкнуться с этим, а если ты хочешь обмануть их во второй раз, то я не желаю в этом участвовать. Я люблю его, Стефани, люблю их всех, не представляю себе жизни без них, но даже если бы это было не так… Боже милостивый, нельзя же так обходиться с людьми, словно это оловянные солдатики!
— Ты ведь говорила, что Пенни и Клифф еще ни о чем не знают.
— Не в этом дело. Это люди, а не игрушки, и нельзя вести себя с ними, словно это не так. Кроме того, за последний год они повзрослели. Может быть, поначалу такой номер и пройдет, но в конце концов обман раскроется. Как и большинство детей, они все еще заняты собой, но они умны, любопытны и полны любви. Они многое видят, ко многому прислушиваются, пытаются сопоставлять увиденное и услышанное со своими представлениями. А через какое-то время они начинают задавать множество вопросов, на которые очень сложно отвечать. Стефани, я ведь их хорошо знаю! И я не допущу, чтобы им причинили боль!
