Мне вспомнились чувственные взгляды дяди Филипа в сторону мамы, взгляды, которые временами казались гипнотическими. Я вспомнила, как он всегда, казалось, кружил вблизи нее, пользуясь любой возможностью, чтобы дотронуться до нее или поцеловать.
– Но он любит тетю Бет, да? – спросила я. Как я не старалась, но меня охватил страх из-за этих откровений.
– Да, – успокаивающе сказала мама.
– Но не так, как вы с папой любите друг друга, – произнесла я.
– Нет, – мама слегка улыбнулась. – Но так поступают некоторые люди. – Она встала и, обойдя стол, подошла ко мне. – Давай не будем подробно останавливаться на этих печальных мыслях, дорогая. Тетя Ферн поступила жестоко, рассказав тебе об этом. – Мы вместе прошли к двери. – Ты скоро закончишь школу и будешь учиться дальше, чтобы стать отличной пианисткой. И твой брат скоро станет совсем послушным, – добавила она, глядя на меня широко раскрытыми глазами, полными надежды. Мы засмеялись.
– Я люблю тебя, мама, и я никогда не поверю в что-либо гадкое, сказанное о тебе, мне все равно, кто это скажет – тетя Ферн или еще кто-либо.
Мамино лицо стало серьезным, ее глаза сузились и потемнели.
– Я не такая уж безгрешная, Кристи. Таких людей нет, но я не хочу тебе врать, не было еще такого, чтобы я обманывала тех, кто меня любит. Я клянусь! – Она поцеловала меня в щеку. – А теперь сходи и посмотри, как там Джефферсон, и погуляй на свежем воздухе, сегодня такой чудесный солнечный день. Я с ужасом думаю о том, какую характеристику я получу на Джефферсона завтра, – добавила она. – Боюсь, что то место, где записывается отметка по поведению, будет исписано красными чернилами.
– А может быть, мы все будем приятно удивлены завтра, мама, – сказала я.
– Может, но я сомневаюсь, – ответила она, и ни мама, ни я даже не предполагали, насколько пророческими окажутся ее слова.
Весь остаток дня и большую часть вечера я потратила на разбор подарков. Я хотела поскорее отослать всем открытки с благодарностью. Джефферсон оказался весьма находчивым и, сидя рядом со мной на полу в гостиной, показывал мне каждый подарок и говорил от кого он. Некоторые подарки, которые я получила, стоили очень дорого. Это были одежда, украшения, парфюмерия и другие принадлежности туалета, а также кое-что для моей комнаты.
Когда мама настояла на том, чтобы Джефферсон шел спать, я прекратила разбор подарков, пообещав ему, что завтра этим займемся вместе сразу после школы. Я совершенно выбилась из сил и ушла в свою комнату, в волнении ожидая обещанного звонка от Гейвина. Мой взгляд упал на плотно завернутый подарок от тети Ферн. Это был единственный подарок, который я не хотела бы открывать в присутствии Джефферсона или кого-либо еще, а особенно папы. Но любопытство пересилило.
Я медленно развернула его и как бы невзначай полистала страницы. Почему тетя Ферн так настаивала, чтобы я прочитала это. Я вспомнила ее комментарий к десятой главе. Я просмотрела страницы и поняла – почему. Конечно, я читала, видела и более откровенные вещи, но каким-то образом, может, потому что это было подарено тетей Ферн, которая занималась всем этим, и я была тому свидетелем, все это делало эту историю еще более запретной. Но то, что говорилось когда-то о запретном плоде, оказалось правдой. Я просто глаз не могла оторвать от слов, описывающих занятие любовью. Читая, я начала представлять себя и Гейвина. Я так увлеклась чтением, что не услышала первый звонок телефона. Когда он зазвонил во второй раз, я быстро схватила трубку и захлопнула книгу.
– Привет, – сказал Гейвин. Меня охватило чувство вины, когда я услышала его голос после того, как представляла нас вместе.
– Привет! Как поездка? – быстро спросила я.
– Тоска! Нет, даже хуже, с того момента, как я уехал из Катлерз Коув.
– Да?
– А ты? Все успокоилось?
– Да. Мы с Джефферсоном просмотрели подарки. Я получила столько милых вещиц.
– Еще бы!
– Завтра последний день учебы в школе. Мама боится того, как будет выглядеть характеристика Джефферсона.
– Моя в его возрасте тоже была не слишком хорошей, – признался Гейвин. – Но я хотел сказать тебе, что мне очень понравился твой праздник, и особенно наш танец.
– Мне тоже. Еще раз спасибо за твой чудесный подарок.
Мы оба замолчали на мгновение.
– Я буду писать тебе каждый день на этой неделе, – пообещала я. Он засмеялся. – Правда.
– Здорово! Ну, наверное, пора прощаться. Не могу дождаться нашей новой встречи, Кристи. Спокойной ночи! Спи крепко, и пусть ничто и никто не потревожит твой сон!
– Спокойной ночи, Гейвин!
Еще долго после того, как он повесил трубку, я держала в руке свою. Казалось, она все еще хранила тепло голоса.
– Спокойной ночи, – снова прошептала я и повесила трубку.
Я взглянула на «Любовника леди Чаттерли» и подумала о тете Ферн. Она подарила мне это не для того, чтобы я узнала о том, что такое любовь и как она может быть прекрасна. Тетя Ферн хотела раздразнить меня, возможно, она надеялась, что я превращусь в ее подобие. Я поклялась, что никогда не буду такой, как она. Я взяла ее подарок и запихнула его в дальний угол моего комода. Когда-нибудь я, возможно, снова прочитаю это, думала я, но не как запретный плод и не как какое-либо зло от тети Ферн.
Я свернулась калачиком в кровати, закрыла глаза и мгновенно уснула с мечтой о наступающем лете и приезде Гейвина.
На следующее утро Джефферсон не рвался вскочить с постели, зная, что мы должны пойти в школу, чтобы получить аттестаты и характеристики за этот год. Маме пришлось вытряхнуть его из постели, а за завтраком он, казалось, собирается просидеть вечность. По выражению его лица я поняла, что учительница уже сообщила ему о том, что будет в его характеристике.
Пока не было проблем с прибытием или отъездом гостей, Джулиус возил нас в школу на машине, принадлежащей отелю. Он также всегда подвозил нас по дороге домой.
Ричард и Мелани, как обычно, были одеты в одежду одного цвета: он – в пиджаке, брюках и галстуке, а она – в платье. Он был единственным семиклассником, который так официально одевался в школу, но я не могла его представить в другой одежде. Сегодня, в последний учебный день, он выглядел еще более аккуратным, его волосы были аккуратно причесаны, его галстук был завязан даже туже обычного, ботинки – идеально отполированы, а кончик носового платка, торчащего из верхнего кармана пиджака, был таким острым, что, казалось, его можно использовать вместо ножа.
Сегодня, когда Джефферсон наконец уселся на заднем сиденье рядом со мной напротив Ричарда и Мелани, он показался мне каким-то необычно подавленным.
– Вы что, не можете вовремя собраться даже в последний школьный день? – сухо спросил Ричард.
