– Переверни его, – сказал он, и когда я это сделала, то смогла прочитать надпись: «С любовью, навсегда, Гейвин». У меня перехватило дыхание.
– О, Гейвин, он так прекрасен. Это лучший подарок, – проговорила я. – Но он наверняка такой дорогой.
– Мне не на что больше тратить свои деньги. Когда у меня они есть, то вот, – со смехом произнес он. – Давай я помогу тебе одеть его.
Я протянула руку, и он аккуратно застегнул замочек цепочки. Я посмотрела ему в глаза и увидела, какими они стали нежными, когда его пальцы держали мои. Затем он так по-особенному посмотрел на меня, и этот взгляд вошел глубоко в мою душу.
– Спасибо.
Я быстро поцеловала его в губы, и он уставился на меня внезапно, как бы повзрослев.
– Тебе лучше пойти в дом, пока ты снова не замерзла.
– Я не засну сегодня! – воскликнула я. – Увидимся за завтраком рано утром, отдохнувшими и веселыми.
– Я приду рано, но я не буду веселым, – прокричал он вдогонку, когда я побежала вверх по лестнице. Он стоял, провожая меня глазами и улыбаясь, пока я открывала дверь и медленно входила в дом, неохотно завершая самый удивительный вечер в моей жизни.
Я долго не могла заснуть, но когда все-таки я заснула, мне снился этот вечер. Только в моем сне был еще один гость, появившийся в самый последний момент. Мама пела «С днем рождения», и все гости вторили ей хором, как вдруг появился высокий, темноволосый, красивый мужчина. Он медленно шел по проходу от главного входа и, улыбаясь, подходил все ближе и ближе. Мама замолчала.
– Привет, Кристи, – сказал он, – с днем рождения!
У него были белоснежные зубы, такие же белые, как клавиатура рояля, а его черные глаза сияли.
– Кто вы? – спросила я, в то время как все гости вокруг продолжали петь «С днем рождения».
– Я твой настоящий отец, – он наклонился, чтобы поцеловать меня, но когда он приблизился, его лицо превратилось в лицо дяди Филипа, хитрое, улыбающееся лицо с влажными губами. Я попыталась отпрянуть, но он стиснул мои плечи и притянул меня ближе к себе, ближе и ближе, пока…
Я села на кровати, в поту и тяжело дыша. Первое мгновение я не могла понять, где я и что произошло. Мое сердце сильно билось. Я глубоко вздохнула и обхватила себя руками. Затем я почувствовала на запястье браслет, который подарил мне Гейвин. Это успокоило меня: я почти слышала, как Гейвин говорит: «Не бойся». Некоторое время я лежала с открытыми глазами, размышляя об этом сне. Наконец мои веки отяжелели, и я снова заснула.
Хотя утро было ярким и солнечным, я не проснулась раньше Джефферсона, который, как мне казалось, спит и видит, как он открывает мои подарки. Но он вломился ко мне с криком, и я застонала.
– Можно мне начать открывать их? Можно? – канючил он.
– Джефферсон!
Он решительно подергал меня за ногу.
– Хорошо, начинай, только отстань! – крикнула я.
– Ура! – завопил он и бросился прочь из моей комнаты по коридору к лестнице.
Я снова застонала и села. Когда я посмотрела на часы, то поспешила встать. Я знала, что дедушка Лонгчэмп хотел как обычно рано отправиться в аэропорт, и я боялась, что не увижу Гейвина.
Постучав в дверь, вошла мама. Она была уже одета.
– Я проспала, мама.
– Все в порядке, дорогая. Папа уже в отеле. Встретимся в столовой. Для Джефферсона миссис Бостон приготовила завтрак здесь. Он не уйдет, пока хоть один подарок останется не распечатанным.
– Скажи всем, что я сейчас спущусь, – сказала я и поспешила в ванну принять душ.
Когда я пришла в отель и вошла в столовую, все уже сидели за большим столом. Тетя Триша выглядела выспавшейся и счастливой в своей яркой ситцевой юбке и блузке. Она рассказывала разные истории, и все смеялись и улыбались. Когда я вошла в столовую, Гейвин поднял взгляд от своей тарелки и улыбнулся. Рядом с ним оставалось свободное место. Я поторопилась его занять.
– Вот и она, на день – старше, на день – серьезнее, – объявила тетя Триша. Все поздоровались, а я извинилась за опоздание.
– У тебя есть на это право, дорогая. У тебя был непростой вечер. Это была чудесная вечеринка, лучшая в моей жизни, – произнесла Эдвина. Все с ней согласились.
– Когда ты уезжаешь? – спросила я Гейвина.
– Сразу после завтрака. Ты же знаешь моего отца. Ему бы следовало быть управляющим аэропорта, обычно когда мы приезжаем туда рано, на много раньше вылета самолета, то он начинает жаловаться на это каждому, кто его будет слушать, – продолжал Гейвин, глядя на дедушку Лонгчэмпа. И хотя он жаловался на него, но я не сомневалась в том, что он всем сердцем любит своего отца.
Вскоре медленно вошла тетя Ферн. Она была бледной и уставшей, ее короткие волосы топорщились в разные стороны. На ней были темные солнцезащитные очки. Не думаю, чтобы она удосужилась причесаться хоть чуть-чуть. На ней была полинявшая водолазка, узкие джинсы и грязные теннисные туфли. Она метнула свирепый взгляд на папу, чье лицо стало серым, как только она появилась такая растрепанная и неряшливая. Мама поморщилась, а остальные уставились на нее, пока она усаживалась на свое место.
– Только кофе, – простонала она официанту.
– Ферн, в котором часу ты уезжаешь в колледж? – спросила тетя Триша.
– Как только смогу собраться с силами, – ответила она.
Потягивая черный кофе, она тяжело облокотилась на спинку стула, никого не слушая и ни с кем не разговаривая.
После завтрака Гейвин и я смогли побыть вместе в вестибюле подольше, пока его родители наверху упаковывали вещи. Тетя Триша уехала первой. Мы с мамой обняли ее на прощанье, и мама пообещала, что мы приедем в Нью-Йорк, чтобы увидеть ее в новом шоу. Она еще раз обняла и поцеловала меня, прежде чем сесть в такси.
– Это была прекрасная вечеринка, дорогая. Я так счастлива, что мне удалось попасть на нее.
Она посмотрела на Гейвина, который стоял в нескольких шагах от меня.
– Ты быстро повзрослела и стала такой красивой!
– Спасибо, тетя Триша.
Мы проводили ее в такси и вернулись в вестибюль. Я ненавидела прощаться, особенно с теми, кого любила. Во мне возникало чувство пустоты сначала где-то в животе, а потом распространялось по всему телу, словно я превращалась в собственную тень. Каждое прощание уносит кусочек меня, думала я. Эта часть уезжает вместе с человеком, которого я люблю.
И всегда возникало то жуткое чувство, что, возможно, я прощаюсь с ними навсегда, не понимая отчего это. Я боялась сказать Гейвину «до свидания», но это время подошло. Папа послал Джулиуса подогнать гостиничную машину для них. Мы все обнялись, поцеловались и обещали звонить и писать друг другу. Гейвин ждал, когда наступит последняя минута. Мы впились друг в друга глазами, и люди вокруг нас даже и не пытались приставать к нам с поцелуями.
