В самый разгар такелажных работ зазвонил телефон, напугав ее так, что подкосились ноги, и она присела на корточки у стены. Фу, даже пот прошиб! Снова взглянула на часы — пора закругляться.
Даша выключила в кладовке свет, подождала немного, пока остынет лампа, и, с трудом до нее дотянувшись, вывернула. Взявшись за цоколь, изо всех сил ее встряхнула и только затем ввинтила обратно в патрон. Снова щелкнула выключателем — свет в кладовке не горел. Даже если Лапа туда сунется, что маловероятно, вряд ли увидит ее в темноте. Тем более если она с головой закроется своим плащом.
Отдышавшись, Даша перешла в кухню. Включила свет и заглянула в шкаф, где Костик хранил кастрюли. Отыскав нужный предмет — небольшой эмалированный ковшик, в котором можно сварить пару яиц, — она выставила его в первый ряд. Взглянула на стол, и, не приметив ничего интересного, хотела было удалиться в свое укрытие, но вдруг снова обернулась. Внимание привлекла длинная пластиковая трубочка явно аптечного вида. «Донормил», — прочитала Даша и вспомнила, что Лапа принимает иногда это легкое снотворное, которое продается свободно, без рецепта, как самый безобидный товар. Большая толстая таблетка растворяется в чашке воды, а легкая пена резвящихся пузырьков углекислого газа поднимается вверх и, подобно шампанскому, шибает в нос. Однажды она тоже попробовала этой снотворной водички и действительно быстро заснула…
Опустив три таблетки в электрический чайник, наполовину заполненный водой, она подождала, когда осядет углекислая пена, и закрыла крышку. Прикинув в уме соотношение снотворного и воды, снова подняла крышку и опустила в воду еще одну. Склонившись над чайником, придирчиво его обнюхала, но никаких посторонних запахов не почувствовала. Снова взглянула на часы — без пяти двенадцать. Костик должен быть на подходе. Через пять минут он, конечно, не превратится ни в крысу, ни в тыкву или во что там еще можно превратиться в «Золушке»? Но, если все пройдет по плану, превращения в спящего вечным сном красавца ему этой ночью не миновать.
Взыскательно оглядев кухню, Даша потушила свет и, пробираясь в темноте на ощупь, направилась в кладовку. Удобно устроившись на перевернутой полке и положив рядом плащ, чтобы в любой момент им можно было накрыться, она чуть приоткрыла дверь и стала ждать.
Костик появился минут через двадцать. Сначала стало слышно, как тарахтит лифт, потом хлопнула дверь и зажегся свет в прихожей. Что-то у него там не заладилось, он злобно чертыхнулся, и дубленка упала, звякнув мелочью в карманах. Снова чертыхнувшись, он, видимо, нагнулся, чтобы ее поднять. Потом, шлепая тапками и шмыгая носом, он направился в ванную. Помыл руки, зашел в туалет, потом прошаркал на кухню. Даша услышала, как зашумела, нагреваясь, в чайнике вода. Тем временем он заглянул в комнату, включил там свет, телевизор и вернулся на кухню. Судя по звукам, готовил себе чай и какую-то нехитрую еду. Несколько раз хлопнула дверца холодильника. Потом все затихло, но через пару минут она различила осторожные шаги, словно Лапа шел по канату. Она догадалась, что чай и ужин плавно переезжают в комнату. Свет в кухне он не потушил — значит, собирается туда вернуться.
Дышать под плащом стало трудно. Даша чуть сдвинула в сторону край и сделала глубокий вдох. Пора бы ему ложиться спать. Время-то уже позднее. Полпервого, не меньше. Завтра ведь на работу. Господи! О чем она? Какая работа? Ни на какую работу он уже не пойдет. Он вообще никуда больше не пойдет! Сам виноват — жадность сгубила.
Подумала про снотворное. Не утратило ли оно своей силы от кипячения? Кстати, когда он заснет, нужно будет ополоснуть чайник на всякий случай. Одно дело — следы снотворного в кружке. Его запросто мог принять Костик по собственной инициативе. Другое — в чайнике. Это уж не просто подозрительно, это — прямая улика…
От резкого телефонного звонка Даша чуть не вскрикнула.
— Алло, — пропел Костя. — Да, меня не было, пришел недавно…
Судя по тому, что она слышала его все отчетливее, он встал с дивана и направился на кухню с трубкой в руке. Вдруг остановился около самой кладовки.
— Я не катался на них сто лет! — сказал Костя, посмеиваясь. — Но вроде работают, если не заржавели.
Даша поняла, что речь идет о санках, которые минут сорок тому назад она лихо закинула на антресоли.
— Да бери, пожалуйста, вон они, в кладовке стоят. Только вернуть потом не забудь… Ну, знаешь, всякое бывает!
В тот момент, когда он настежь распахнул дверь и щелкнул выключателем, Даша перестала дышать и подумала, что прямо сейчас, на этом месте, умрет от разрыва сердца.
— Черт! — Костик остервенело пытался включить свет. — Лампочка перегорела в кладовке. Ну давай завтра! Приезжай часам к девяти… Вечера, старый, конечно, вечера. — Он прошел на кухню, громко зевая. — Спать хочу как лошадь… Пока…
Он потушил свет на кухне, в коридоре, и через несколько минут в квартире стало очень темно и очень тихо.
…Даша осторожно открыла дверь и, стараясь не производить шума, выбралась из своего укрытия. Было нестерпимо жарко. Под париком волосы взмокли, и жутко чесалась кожа. Мелкие капельки пота, покрывавшие лоб, сливались в крупные и струйками текли по лицу. Прижимая к себе куртку и плащ, она неслышно пробралась на кухню и присела на табуретку. Руки в нитяных перчатках горели, но снять их она не решилась. Прикладывая ладони то к щекам, то ко лбу, она промокнула пот. Стало немного легче.
За время сидения в кладовке глаза привыкли к черному кромешному мраку, поэтому в кухне, где темень не была такой непроглядной, она ориентировалась абсолютно свободно. Протянув руку к электрическому чайнику, аккуратно его приподняла и понесла к раковине. Выплеснув остатки воды, Даша тихонько ополоснула чайник под краном и осторожно, чтобы ненароком не сшибить какой-нибудь малополезный, но громко бьющийся Костиков шедевр, поставила на место. Из шкафа достала маленький эмалированный ковшик, который держала в руках всего час назад, налила в него воды и положила боком на конфорку, словно опрокинула. Ну все? Вроде ничего не забыла.
Ступая легко, почти неслышно, она вышла из кухни, прошла один коридор, другой и остановилась на пороге комнаты, где спал Лапа. Прислушалась. Спал он крепко, даже чуть-чуть похрапывал.
Что она тут делает? Еще не поздно все отыграть назад. Просто забрать свои вещи и тихо уйти. Лапа даже не поймет, что кто-то был здесь ночью. Или скинуть с себя одежду и забраться к нему под одеяло. Она попыталась представить его лицо, если он вдруг увидит ее в своей постели. Пожалуй, подумала Даша, рехнется мальчик от ужаса. Но все-таки это лучше, чем лишать его жизни.
Она вернулась на кухню, надела куртку, поверх нее плащ, начала стягивать нитяные перчатки… Перчатки-то! Кожаные! Она оставила их в кладовке. Вот черт! И свет там теперь не зажечь. Господи! Опять становится жарко… Кладовка представлялась сауной, в которой включили нагреватель и заставили ползать в полной амуниции… и темноте.
Перчатки она нашла, когда пот уже заливал глаза, а к горлу подступала тошнота. Приди ей сейчас в голову мысль измерить температуру тела под водолазкой, зимней курткой и плащом, градусник взорвется у нее под мышкой. Не хватает хлопнуться здесь в обморок или забыть впопыхах сделать то, ради чего она пробралась в этот дом. Стиснув зубы, превозмогая дурноту, она перебралась на кухню и снова подошла к плите.
Маленький ковшик лежал на боку, уютно прижав к конфорке эмалированное брюшко — словно устроился там на ночлег. Теперь, если кому-то вздумается реконструировать события, все будет выглядеть так, будто Костя поставил на плиту ковшик, чтобы вскипятить воду, но, приняв снотворное, быстро заснул. Ковшик тем временем опрокинулся, вода вылилась, огонь погас… Вполне жизненная ситуация, подумала Даша и включила газ.
О смерти Костика она узнала на другой день из ночных теленовостей. Имени его не назвали, но показали улицу, дом, разбитые окна его квартиры, куда с крыши на канатах проникли верхолазы. Они перекрыли газ, впустили милицию и «скорую», в помощи которой Костик уже не нуждался. Всю ночь в квартиру поступал газ. Запах почувствовали утром соседи — они-то и забили тревогу…
Даша смотрела телевизор, лежа на диване рядом с Валеркой. С тех пор как вернулась домой, ее била нервная дрожь. О еде и сне даже думать не могла. Было так одиноко и страшно, что она вновь позвонила Валерке. Алкоголь на голодный желудок да любовные объятия немного расслабили. Колотун, от которого хотелось выброситься из окна, стал отпускать, но окончательно успокоиться ей, как ни странно, удалось, только после того, как узнала, что Лапа умер. Она прижалась к Валеркиному плечу, когда почувствовала, что ее отпустило, и вдруг расплакалась.
О Лапе теперь вспоминалось без неприязни и раздражения. Они провели вместе много хороших дней. Иногда он ужасно ее смешил, хорошо целовался, ей нравилось с ним танцевать — они были самой заметной парой на дискотеках и вечеринках.
