…Это было так давно, словно и не с ним. Университетская пора приносила много радости. Учился с удовольствием. Москва, богатая и великолепная, после нищего, разрушенного войной Воронежа, откуда он приехал, кружила голову. Казалось, что в этой эйфории он будет всегда. И с Ларисой познакомился именно на волне волшебно-беспечного и лихого настроения.
Иван Антонович потом часто задавался вопросом, почему же его интерес к темноглазой розовощекой девушке так быстро сошёл на нет. Ведь Лариса была весьма привлекательной — можно сказать, выделялась из толпы. Он увидел её на катке в Парке Горького. С трогательным упорством она училась держаться на коньках. Тоненькие «гаги» никак не желали резать лёд, а так и норовили разъехаться в разные стороны. Она падала, но, не давая себе передышки, снова вставала на ноги. Он сказал ей что-то ободряющее, прокатил в санках-кресле по большому кругу, потом пригласил на новогодний вечер в университет. Тогда молодые люди как-то проще знакомились на улице, в транспорте, в общественных местах. Знакомясь с Ларисой, он, честно говоря, не рассчитывал на такой успех. Однако вскоре понял, что девушка как-то уж слишком серьёзно воспринимает его знаки внимания. Ему бы насторожиться и отойти от неё — уже тогда было понятно, что для беспроблемного, лёгкого романа она не создана. Особых усилий над собой делать бы не пришлось. Влюблен не был. Спортивный азарт резвился в нём больше, чем страсть. А к тому времени, когда дело дошло до постели, в нём и азарта-то почти не осталось! То ли не было в ней того, что сейчас называют сексапильностью, то ли ему как-то слишком легко давалась победа любовная, но скука разбирала смертельная. Однако момент, когда расстаться с Ларисой можно было легко, не превращая разрыв в событие вселенского масштаба, оказался упущен. Лариса влюбилась в него без памяти, а Ваня Слуцкий стал находить удовольствие в новом для себя образе кумира-повелителя.
Вскоре он понял, как удобно иметь постоянную любовницу — покладистую, преданную, которая готова идти за ним хоть на край света. Во-первых, это экономило уйму времени, во-вторых, многие ребята на курсе ему отчаянно завидовали, что весьма льстило мужскому самолюбию. Лишь когда она завалила весеннюю сессию в своём педагогическом, поскольку, кроме любви, ни о чем думать не могла, он почувствовал себя неуютно. Лара приехала из провинции. В Москве ни родителей, ни родни — совсем одна. Он вроде как был самым близким ей человеком в столице и определенную ответственность за нее, конечно, ощущал.
На лето Лара уехала домой в свой Тихорецк, Слуцкий остался в Москве. Они не виделись почти три месяца. Когда она вернулась и он узнал о её беременности, делать аборт было поздно. Слуцким овладела сначала паника, потом ужас. Он закатил Ларисе скандал. В рамках, приличествующих мужчине, не удержался, сорвался на отвратительную истерику с визгливыми бабьими интонациями и даже слезами. Лара гладила его по голове и приговаривала:
— Ничего, ничего… Это ведь твой ребёнок. Со временем ты полюбишь нас вместе. Ну, как одно целое. Не бойся, глупенький, мы будем очень счастливы.
— Да не хочу я! Понимаешь ты это? Не хочу… — задыхаясь от бессильного гнева, выкрикивал Иван.
— Не хочешь быть счастливым или не хочешь с нами? — обречённо допытывалась Лара и жалко смотрела на него полными слёз глазами.
— Ты мне осточертела, гнусная шантажистка… — заревел он громовым голосом.
Это объяснение происходило в комнате её общежития. Потом, после того, как всё случится, скандал Ларисы и Ивана будут вспоминать соседи. Оказывается, он орал так громко, что его слышно было на другом этаже. Он ушел, хлопнув дверью, и больше никогда её не видел.
В конце февраля Лара родила мальчика. Слуцкий узнал об этом от её подружки, которая разыскала его в университете. Он не пришел к ней ни в роддом, ни в общежитие, куда она вернулась вместе с малышом.
Лара ждала его пять дней, а на шестой выбросилась из окна своей комнаты, прижав к груди ребёнка.
Для Слуцкого это событие стало потрясением. Из Тихорецка прилетел отец Ларисы, чтобы увезти домой тело дочери и малыша. Слуцкий не мог себя заставить пойти в морг, чтобы проститься с ней и с сыном, которого никогда не видел. Было страшно увидеть мёртвую и, наверное, очень некрасивую Лару, мёртвого и чужого, но он-то знал, что своего сына. Было страшно встретиться с отцом Ларисы и рвать себе душу сознанием того, что он и есть истинная причина отцовского горя.
Тот сам пришёл к нему в общежитие. Тихо прикрыл за собой дверь и сел на стул рядом с кроватью. Иван лежал лицом к стене и даже не понял сначала, кто вошёл к нему в комнату, а когда понял, то ужасно испугался.
— Не бойся. Убивать не буду… — хриплым и каким-то неживым голосом произнес Ларин отец. — Но если есть Бог, он меня услышит и покарает тебя за предательство. Ты заплатишь за мою девочку.
…Слуцкий очень тяжело пережил ту историю и, наверное, благодаря ей сделал неимоверный рывок в учёбе. Это был последний студенческий год, когда учёба и научная работа уже сливались в некий общий процесс — трудовой и творческий. Именно тогда он упрочил свою научную репутацию взамен сильно подмоченной человеческой, поскольку зарекомендовал себя самым любознательным и жадным до знаний студентом на факультете. Никакие развлечения его больше не интересовали — целые дни проводил в лаборатории, забыл про выходные и праздники.
С Лидой — своей будущей женой — он познакомился через два года после смерти Лары. Слуцкий полюбил её с первого взгляда. Она излучала такую женственность и мягкость, что совершенно его завораживала. Он мог смотреть на неё часами, а постоянное стремление от чего-то её защищать буквально превратилось в навязчивую идею. Его умиляло в ней всё — как причесывается, высоко подняв руки, смеётся, удивляется, радуется любому, даже совсем простенькому его подарку.
С годами невозможный, немыслимый какой-то восторг перед ней, конечно, притупился, уступив место ощущению покоя и счастья.
Всё рухнуло, как это обычно и бывает, в один миг. Пьяный водитель грузовика… Лида среди тех, кто стоял на автобусной остановке… Пострадавших много, но погибла она одна. Тогда Слуцкий был уверен, что жить без неё не сможет, но спасла дочь, вернее, необходимость о ней заботиться. Анечке только-только исполнилось двенадцать, и пережить такую трагедию, как потеря матери, она могла лишь с отцовской помощью. Сама того не зная, дочь стала той самой соломинкой, за которую он ухватился, чтобы не утонуть в своём горе.
Вскоре он понял, что жить в Воронеже не может — без Лиды этот город для него больше не существовал. Иван Антонович попытался оживить московские связи, ведь, когда заканчивал университет, ему обещали место в аспирантуре, но история с Ларой всё тогда изменила. Было бурное комсомольское собрание, его поведение признали аморальным, исключили из комсомола. Только учитывая блестящую успеваемость и близкое окончание учёбы, не выгнали из МГУ. С такими фактами в биографии мечтать об аспирантуре не приходилось. Остались, правда, на кафедре люди, которые очень сожалели о том, что Слуцкому по окончании университета придётся вернуться в Воронеж. Они-то и помогли перебраться в Москву.
Академия наук, которая приняла учёного на работу, жильём обеспечить не могла, и довольно долго Иван Антонович вместе с дочерью ютились в академическом общежитии. Потом, как величайшее благодеяние, ему предложили вступить в жилищный кооператив, но денег даже на первый взнос у него не было. Продать же воронежскую квартиру по тогдашним законам запрещалось. В конце концов было найдено компромиссное решение в виде временной прописки в Москве и служебной — значит, тоже временной — площади — пока на кооператив не накопит. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем… На покупку собственной квартиры Слуцкий так и не накопил, и семь лет вместе с дочерью прожил в служебной.
Уникальная для того времени возможность отправиться в длительную научную командировку в Америку, в Йельский университет, представилась Слуцкому в семьдесят пятом. У него был только один вопрос — можно ли взять с собой Аню. Получив утвердительный ответ, он неожиданно для себя столкнулся с категорическим отказом дочери, которая ссылалась на необходимость закончить учёбу в Москве.
— Дочь, я твою логику, пожалуй, впервые в жизни не понимаю! — горячился Иван Антонович. — Как эта командировка может быть тебе не интересна? — потрясал он руками. — Скажи, у кого из твоих сокурсниц есть возможность учиться у носителей языка?
Аня упрямо молчала, и Слуцкий, исчерпав все свои доводы, подошёл к дочери, ласково обнял и спросил совсем тихо:
— Тебя в Москве что-то другое держит? — Не услышав ответа, вздохнул: — А я-то дурак старый… Логика, логика…
Вдруг он почувствовал, как плечики дочери стали судорожно вздрагивать. Уткнувшись отцу в грудь, она горько заплакала.
