Ознакомительная версия.
И сказал Бог:
– Чистых и спорных людей мы забрали. Мы всегда утверждали, что выбор – на стороне людей и мы не имеем права принимать решение за них. Но побеждать стали худшие. Клетка смерти в них становится почти необоримой. Ты, Будда, самый равнодушный, потому среди твоих детей больше всего чистых, но и больше всего ленивых. Они не творят зла, но добра от них нет тоже. Добро – это не просто любовь, это желание строить, улучшать мир. И себя в первую очередь. Ты, Аллах, самый молодой. Ты хуже всех умеешь отличать добро от зла, ты доверчив и наивен. Твой Коран, который, я вижу, ты правишь, красив и поэтичен, но умный и глупый прочтут его по-разному. Ты запутываешь людей неточностью мысли. А наши книги должны быть ясны, как солнце на небе.
– Но это у тебя первым убийцей был Каин. Это он убил Авеля, – сказал Христос. – А мог и не убить. Разве не тобой сказано: если правая рука тебя соблазняет, отсеки ее.
– Каин – завистник, – ответил Он.
– Но где же логика? – вскричал Христос. – Оставлен-то завистник, а праведник убит.
Бог молчал. Он помнил братьев. И конечно, мог вмешаться. Но, может, именно тогда он понял всю необходимость права выбора, данного им человеку, и положился на это право. В случае с Евой был просто гнев на непослушание. И он изгнал перволюдей. Но нельзя же было гнать и проклинать каждого заблуждающегося. Человек обязан сам отличать добро от зла и знать, чего стоит он в своих мыслях и чувствах. Он не разрешил казнить Каина. Он оставил людям выбор. Он оставил им право на «да» и «нет». Иначе было нельзя. Для покорности и послушания были овцы.
– Земля, – пробурчал Будда, – все равно рано или поздно задохнется от зависти. Тогда зачем кого-то спасать сейчас? Ты разве не знаешь, как завидуют люди деньгам, славе, красоте? Меньше всего завидуют уму.
– А это, кстати, хороший признак, – сказал Моисей. – Независть уму как раз и говорит о том, что у человека осталось еще осознание собственного разума, независимого от других. И когда речь идет о достоинстве собственного ума, он не может из зависти пасть, как падает завистник, когда радуется сгоревшему дому соседа.
– Ты давно общался со своим народом? – засмеялся Аллах. – Они первые завистники чужому уму.
– Ложь, – ответил Моисей. – В них много накопилось греха, но ум их горд и свободен.
Христу не хотелось вмешиваться в разговор. Он отвечал за спасение «чистых» и экологию предназначенной для людей планеты в созвездии Змееносца, где надо было слегка снизить концентрацию озона в атмосфере до уровня, к которому привыкли земляне. Но разговора было не избежать.
– Ты мой сын, Иисус, – услышал он. – На тебя возлагал я самые большие надежды. Но ты долго был человеком. Тридцать три земных года – это целая жизнь, и естественно, что ты всегда оставался на стороне людей. Ты прощал убийц, ты не останавливал войны, ты взял на себя слишком много человеческого греха, и груз оказался непомерен. При таком грузе легко ослабеть. И ты ослабел, сын мой, тебе предстоит огромный труд, чтобы снова стать больше Богом, нежели человеком, который уничтожает сейчас сам себя. И все мы в этом почти бессильны.
– Я не бессилен, – сказал Моисей. – Я дал им знание, значит, они были предупреждены.
– Но именно твой народ за всю историю потерял больше других, значит, не все знал? Значит, предупреждены были не все? Ты забыл им сказать, что быть избранным народом не привилегия, а тяжелый долг. Твой народ заносчив, Моисей. И корыстолюбив. Это дурные свойства. И чистых среди твоих, увы, не больше, чем у других.
– Надо дать возможность людям забрать животных, – заявил Будда. – Я с этим сюда шел, но вы сбили меня с мысли.
– Планета, куда они переселяются, полна животными, – ответил Моисей.
– О чем ты? – сказал Будда. – Я о тех, кто доверчиво жил вместе с человеком и, может, единственных, кто не видел в нем зла и тем охранял от него. Домашние кошки, собаки, птицы, хомячки… Все они – врачеватели больного человечества.
– Он прав, – услышали боги Его.
– В Марокко, – обронил Аллах, – самка мула принесла детеныша. Это четвертый раз за все время существования человечества. Каждый такой случай означал, что на Землю идет большая беда.
– А то мы не знаем сами, – сказал Христос. – Потому и сидим. Потому и готовим место для переселения.
А потом Боги играли в нарды. И гусеница успокоилась на палочке, красивая такая, изумрудная, с высокими ушками-антеннами. Она еще не знала, что скорее всего именно ей придется вернуться на мертвую Землю и начинать все сначала, чтоб прошли тысячелетия тысячелетий, пока оживет Земля, и пустит корни, и появится высокий красивый мужчина, и оплодотворит мышь, которая слижет с его пениса, когда он будет спать, сладкую сперму. Потом он оплодотворит деревья, реки, и Земля станет живой.
И тут раздался легкий шелест. Так вкрадчиво ходил только один из всех. Вельзевул. Ему не позволялось приближаться. Но не тот был момент, и он вошел открыто и нагло.
– Опаздываете, мальчики, – сказал он (он был вульгарен во всем: в обращении, в одежде, в манере появляться не вовремя с видом главного гостя). – Я насчет быстроты вашего ума. Один умелец уже сообразил, как уничтожить Землю. Дивный, скажу вам, эксперимент. Сам видел. Земля погибнет раз и навсегда. И я в этот раз к этому делу отношения не имел. Но смотреть смотрел. Я туповат по части массовых убийств. Мне это скучно. А это, как они там говорят, чмо спалило город с целой свадьбой. Земля превратилась в клейкую массу, на которую нельзя ступить.
– Найти немедленно выход, – сказал Он.
– Ах ты, Боже мой! – засмеялся Вельзевул. – А зачем я там был? Вот он, умелец, – и он бросил им под ноги корявого безногого мужичонку-пиротехника.
– Тоже мне, напугал, – сказал мужичонка. – Не дал, гад, довести дело до конца.
– Ты как это сделал? – спросил Христос.
Безногий смотрел на него долго, у него даже заслезились глаза. Но это были не слезы умиления, это было последствие ранений, операций, пыток и прочих замечательных признаков прожитой жизни.
– Вы, не знаю, как вас называть, я никогда в вас не верил, сидите тут, а люди людей в клочья рвут, голодом морят, а вы как бы не виноватые, боги долбаные. А ты, – и он ткнул пальцем в Христа, – отвечай мне, дядька Христос! Сколько ты сможешь еще нести на себе человеческой мерзости? Или это брехня все – про твой непосильный груз? Может, пора его скинуть с плеч, пусть сами, говнюки, за себя отвечают?
– Твой аппаратик на чем работал? – спросил Христос, как бы не слыша обвинений.
– Озончиком балуюсь, – сказал мужик, – им, родимым.
– Тогда пошли, – сказал Христос. – Ты-то мне и нужен. На Змееносце проблемы с озоном.
Ознакомительная версия.
