Ознакомительная версия.
А что значит «как красив мир»? Да скажи лучше, где ты? Как я буду без тебя? Я же умру…
Но знаю – не умру. Во всяком случае сейчас, закрывая створки окон и думая, что прыгнуть вниз с десятого – такой простой выход.
Я ухватила камень рукой. Сколько голосов сразу. Это говорит пока еще живая Земля.
Огромными усилиями создавались пространства, куда эвакуировали «чистых» людей. Там открывали школы, где работали лауреаты нобелевских премий, где Платон и Платонов стояли в одном ряду, где Иисус и Мохаммед сравнивались до запятой не старыми богословами, а самими детьми.
Нужна была новая порода людей, новая элита. К островам приплывали веками живущие отдельно тибетцы, давно знающие о клетке смерти. Они были чисты.
Русская академия открытия не признала. Клетку ДС назвали ложной хромосомой, провели свои опыты и все связанное с ней объявили еще одной лженаукой. Некоторые лихие борцы с мракобесием называли это новым расизмом. Подумаешь, войны! А когда их не было? И что? Человек воспроизводил самого себя в любых условиях.
В стране все шло по-старому. Юркие ребята из органов опеки (так по указу президента стали называть старую гвардию чекистов) тем не менее под видом ученых, санитаров, подметальщиков старались проникнуть на чистые острова. Но охрана была жесточайшей.
В общем, мир жил, как жил, хотя внутри него что-то явно происходило.
Но войны шли. Хотя почему-то неожиданно успокоилась Ирландия. Замирились баски и испанцы. Евреи, проснувшись однажды, сообразили, что арабы – их двоюродные братья, а арабы в это утро не захотели кричать «Аллах акбар». Они смотрели на солнце, и оно не палило им глаза ненавистью, а было ласковым, как мать. Заплакали и запели вместе абхазы и грузины, и вычистили свой прекрасный берег, и сразу оказалось, что турецкий берег нам на самом деле не нужен.
И только севернее Эльбруса Россия истекала кровью.
Вахид лежал на земле и ждал возвращения сынов и внуков. Все сроки прошли, но их не было, зато над ущельем очень низко стали летать вертолеты, так низко, что цеплялись за горы и разбивались. Вахид хоронил русских солдат и плакал над ними, молодыми, почти мальчишками. В одном из вертолетов оказался русский старик; он искал своих сыновей, хоть живых, хоть мертвых. Он прошел все госпитали и морги, и вот упросил взять его в вертолет, который летел в ущелье, где могли быть пленные. У него были перебиты ноги, а над пахом была огромная кровавая дыра, из которой хлестала кровь. Вахид, как сумел, стянул рану, но знал – это не надолго. Знал это и раненый Степан.
– Скажи, чеченец, – спросил Степан, – тебе эта война нужна?
– Я остался один. А какая была семья! Какая семья! Нужна ли мне война? Я проклинаю ее с первого выстрела, который убил мою почти семейную ворону. Я плакал над ней, как мальчик. А потом погиб от бомбы мой сын, сожгли соседей с улицы, и я уже не плакал. Как я мог хотеть войны? Я что, ненормальный?
– А другие чеченцы? Которые бандиты, которые насилуют русских девушек?
– Степан, нас стравили, как петухов. На нас делали ставки. Я учил детей в школе, сын – в университете. Если б ты знал, как мы ненавидели войну задолго до войны. Как мои внуки хотели учиться в Москве. Я пойду и сам себе отрежу голову, если узнаю, что после этого война кончится. Я оплакал всех, ты оплакал всех, но разве это дает нам право желать горя другим? У зверей этого нет – мести.
– Тогда у меня к тебе слово, – сказал Степан. – Ты похоронишь меня, как человека?
– Я буду спасать тебя как человека, пока смогу. Мне бы вспомнить слова молитвы моей бабушки. Она заговаривала кровь. Но клянусь, если не спасу, я похороню тебя и лягу рядом с тобой. Понимаешь, Степан, то, что творится, заставляет стыдиться быть человеком.
Вахид пошел к разбившимся вертолетам искать какие-никакие медицинские пакеты, какой-никакой йод. В одном из вертолетов он нашел еще человека – полуживого русского солдата. Тот несколько месяцев был в плену сначала у чеченцев, потом у своих, был весь изрезан, кастрирован, и свои хотели просто сбросить его с вертолета. Вахид с трудом вытащил раненого. «Брось! – говорил тот. – Я почти неживой, мне шаг до могилы». – «Не болтай, – сказал Вахид, – у меня лежит старик простреленный, и я не позволяю ему так думать. А ты еще молодой».
Он сам не знал, как ему удалось дотащить парня до убежища. Никакой медицины он не нашел, кроме пузырька с зеленкой. Парня звали Николай. Вахид укутал его, чем мог, и положил рядом со Степаном.
– Удивляешься? – спросил Николая Степан.
– Чему?
– Ну, что я, русский, с ними? Я тоже навернулся с вертолетом. Вот враг, можно сказать, подобрал и лечит.
– А если бы ты подобрал чеченца, ты б лечил? – спросил парень. – Вот дай мне ответ на этот вопрос.
Степан как-то неловко дернулся и уже хотел что-то сказать, но Николай перебил.
– Мы умрем через час, а может, через десять минут, так давай не врать друг другу. Русские обучены и приучены убивать. Где меня только не носило: весь Афганистан, Африка, Аравия. А отец мой даже в Колумбии покуролесил. Наша с ним профессия – учить убивать. Прилетаем – дети прыгают, солнце светит, бабы на голове горшки несут. А задание – уничтожить всех от мала до велика. «Красные бригады» патриотов. Зачем? Для чего?.. Готовили террористов для всего мира. Я лично. У меня друган был из учителей убийц, ему в Афгане отрезало ноги. Вернулся – и никому не нужен. Он классный пиротехник. Все мог подорвать до основания. Когда ему, безногому, даже коляску не дали, я для него украл ее в больнице. И он меня спросил: «За что? За что нам это все?» Мне надо его найти. У него страшный замысел – взорвать сразу всех… Мне бы только как-то проскочить мимо Москвы. Там удавят, без вопросов.
Утром его уже не было. Ни Вахид, ни Степан не заметили, как он исчез.
– Пропадет бедолага, – сказал Степан.
– Думаю, нет, – ответил Вахид. Полез в карман – там был камень.
Он готов был умереть от стыда, что не сделал задуманное, не успел отдать камень.
…На них пала тень. Большая птица с серебристыми крыльями подхватила их с земли легко, как мальчишек, и унесла вверх.
– Это не похоже на смерть, – сказал Вахид. Слезы все еще катились из глаз, оттого что Николай ушел пустой, без защиты.
– У меня не течет кровь, – ответил Степан.
И они летели все выше и выше, птица заворачивала их в странные теплые крылья, и они крепко уснули, а проснулись уже на чужой земле. Было тепло, тихо, и над Степановой раной колдовала однорукая Эльвира. Вахид вскрикнул от удивления, но она махнула на него рукой: «Потом. Сейчас к тебе кто-то придет. И запомни: ты отдал тому человеку камень. А тебе дали новый».
Ознакомительная версия.
