Артур Миллер и Мэрилин Монро
Меня стоит полюбить хотя бы за белокурые волосы…
Артур Миллер был трижды женат; мне довелось познакомиться только с двумя его женами — первой и последней. Я открыл Америку в 1952 году: путешествие прошло как нельзя лучше. Я пил чай в уютной гостиной Элеоноры Рузвельт. Она рассказывала о жизни в Белом доме, о муже, о его отношениях со Сталиным. «Сталин никому не доверяет, — говорил Франклин. — Он честен, но уж очень недоверчив. Однако мы должны выполнить все наши обещания».
В Чикаго я удостоился ужина в скромном доме Энрико и Лауры Ферми. Великий физик был горячим поклонником Гуарески и восхищался неореалистическим кино.
Однажды вечером моя приятельница Наталия Мюррей повезла меня в Бруклин и познакомила с молодым драматургом по фамилии Миллер — это имя только что прогремело на все Соединенные Штаты. Жену его звали Нэнси, она мне очень понравилась.
Одно время в витринах Таймз-сквер красовался плакат с изображением обнаженной женщины на алом фоне. За этот снимок никому не известной актрисе Норме Джин Бейкер заплатили пятьдесят долларов. Впоследствии она стала Мэрилин Монро и четыре года была женой «Арта» или «Папочки», как она его называла.
С Инге Морат, третьей женой Миллера, которая почти безвыездно живет с ним в глуши, в Коннектикуте, я познакомился на парижском конгрессе, устроенном фотоагентством «Магнум». «Моя жена — первоклассный фотограф», — представил ее мне Миллер.
Мы провели вместе несколько вечеров в компании еще одного знаменитого мастера фотографии, Анри Картье-Брессона. Инге, веселая, жизнерадостная австриячка, похоже, сумела проникнуться духовными муками своего замкнутого, очень нелегкого по характеру супруга.
Однажды вечером в Лос-Анджелесе я отправился в Уэствуд — так называется кладбище, где похоронена Мэрилин. Сквозь толстые стены ограды сюда почти не проникает уличный гул. Она тут — единственная знаменитость, объясняет коллега-журналист, сопровождающий меня. Памятник очень скромный: имя, фамилия и две даты, 1926–1962. На могиле живые красные розы. По воле Джо Ди Маджо, их меняют три раза в неделю. Кроме Джо, ни один из ее любовников не почтил своим присутствием траурную церемонию. Он же распорядился похоронить ее в белом шелковом платье — это был ее любимый цвет.
Я вспомнил пьесу Артура Миллера «После грехопадения», ее героев — Мэгги, женщину-ребенка, изначально не способную причинить зло, жаждущую искреннего чувства, и Квентина, самолюбивого интеллектуала, незадачливого Пигмалиона, приписавшего себе честь духовного сотворения жены, которую впоследствии бросил, и терзающегося запоздалым раскаянием после ее самоубийства.
Для миллионов людей Мэрилин стала секс-символом («самый непобедимый сексуальный миф века», — писал Энтони Бэрджесс) и метафорой, воплотившей трагическую растерянность Америки. Незаконная дочь, изнасилованная в детстве («в двенадцать лет у меня была фигура вполне сформировавшейся женщины»), раннее замужество в попытке избежать полуголодного существования, три развода, оглушительный успех, страшный конец. Карьера, начавшаяся эротической фотографией плюс удачная острота («Что на мне надето ночью? Шанель номер пять») и закончившаяся несбыточной мечтой («Я хотела бы сыграть Грушеньку в «Братьях Карамазовых»»). А в промежутке были мужья — рабочий, чемпион по бейсболу, писатель, — актерская студия, немного Фрейда, немного Достоевского, мимолетный роман с Джоном Кеннеди, для которого это было «не более чем чашка кофе или кусок торта», безнадежная любовь к отцу семерых детей Роберту Кеннеди и вообще жажда любовных приключений.
Все страсти мгновенно вспыхивали и столь же быстро сгорали: брак со спортсменом длился всего девять месяцев, с Артуром Миллером он оказался долговечнее — может, потому, что им редко удавалось побыть вместе. Она хотела ребенка, но две попытки закончились неудачей.
«Миллер — незаурядный человек, — сказала Мэрилин, когда они расстались, — но как писатель он, пожалуй, стоит больше, чем как муж».
«Жить с гением слишком утомительно», — заявила Рита Хейворт, когда развелась с Орсоном Уэллесом.
В своей цели преуспеть да и просто выжить Мэрилин особо не гнушалась средствами. («Звезда не может позволить себе спать по своему усмотрению».) Как повествуют безжалостные биографы, она не отказала ни Фрэнку Синатре, ни Элии Казану; миллиардер Говард Хью покинул ее, расцарапав все щеки своей щетиной и подарив на память недорогую брошку; прошли через ее постель и шофер, и массажист, и даже преподавательница актерской студии, лесбиянка; в последнем, правда, Мэрилин раскаивалась («Я не получила такого удовольствия, как с мужчиной»).
Она снималась с Ивом Монтаном в картине «Займемся любовью». Артур был в отъезде, в Нью-Йорке, Симона Синьоре — тоже далеко, в Европе, и то ли сюжет фильма подействовал, то ли близкое соседство (они занимали два бунгало рядом в отеле «Беверли-Хиллз»), но между ними возник короткий роман без осложнений. «Я не осуждаю своего мужа и свою подругу за то, что произошло между ними, когда они работали вместе и жили почти что под одной крышей, — писала в своих воспоминаниях Симона Синьоре. — Ну как тут не разделить одиночество, тоску, веселье и воспоминания о нищем детстве!.. Я, пожалуй, даже сочувствовала Мэрилин: ведь без косметики, наклеенных ресниц и высоких каблуков она была, ну может, чуть покрасивее какой-нибудь крестьянки с Иль-де-Франс».
Чересчур откровенные репортеры злословили, будто и в постели эта секс-бомба была не Бог весть что. Якобы ничего такого особенного в ней не было, недаром она придумала себе наивно-поэтический девиз: «Меня стоит полюбить хотя бы за белокурые волосы».
Так кто же она такая — Мэрилин Монро? Джо Манкевич, снимавший ее в своем фильме «Все о Еве», говорит о ней: «Это было какое-то щемящее одиночество».
Ему вторит Билли Уайлдер» режиссер фильма «Некоторые любят погорячее»[6]: «Не знаю даже, настоящая ли она была женщина или манекен. Грудь твердая, точно из гранита, а в голове одни дырки, как в эмментальском сыре. Может быть, поэтому она как бы блуждала в пустоте и закон всемирного тяготения на нее не распространялся».
Роберт Митчум, у которого она снималась в «Великолепной добыче», вспоминает не без яда один эпизод, свидетельствующий, в сущности, лишь о наивном стремлении Мэрилин к совершенству. Кто-то ей, видно, сказал, что она недостаточно образованна, и она взялась штудировать словарь по психоанализу.
Митчум, притворившись простачком, спросил, почему она выбрала именно эту книгу.
— Хочу научиться поддерживать светскую беседу, — ответила Мэрилин.
