Глава 12
Конни Траватано сидела в приемной врача и занималась самым ненавистным в жизни делом. Она ждала. В студиях звукозаписи и на репетициях Конни всегда заставляла других ждать себя, но здесь, в приемной виднейшего в Беверли-Хиллз специалиста, даже звезде приходилось стоять в очереди. Активная и страстная почти в любом своем проявлении, Конни по складу психики граничила с ипохондриком. Эту черту она унаследовала от матери, которая однажды попросила сделать ей общий наркоз для удаления вросшего ногтя. Пытаясь побороть скуку, Конни пристально разглядывала хорошенькую молодую секретаршу, которая из кожи лезла вон, чтобы вести себя в присутствии звезды непринужденно. «Тебе же до смерти хочется заговорить со мной, — мысленно усмехнулась Конни, — вот только смелости не хватает».
Что ж, слава Богу! Конни терпеть не могла вступать в разговоры с мелкими людьми. Нет, когда говоришь им, что надо отрегулировать уровень звука или прибавить света, это нормально. Это работа. Но в обычной жизни у нее было слишком мало времени, чтобы тратить его на пустые разговоры и говорить первому встречному и поперечному, какой чудесный выдался сегодня день. Чудесный день так просто не выдается, считала Конни. Надо работать, очень много работать, чтобы он действительно стал чудесным. А вот этого маленькие люди, похоже, не понимали или не хотели понять. И потому на всю свою жизнь так и останутся маленькими людьми.
За недомоганием, которое она почувствовала сегодня утром, вероятнее всего, не крылось ничего серьезного. Однако Конни все же отменила репетицию с музыкантами и отправилась к доктору Маервицу. Она не хотела рисковать, тем более что до ее выступления в Вашингтоне оставалось всего каких-то пять дней. Она уже получила письмо от президента, в котором говорилось, что тот с нетерпением ждет встречи, «мечтает насладиться ее легендарной вокальной техникой». Конни нравился президент. Жаль, что он женат и что жена держит его на таком коротком поводке! Уж она бы, Конни, показала ему вокальную технику!..
— Уже скоро, мисс Траватано, — не выдержала наконец секретарша.
— Надеюсь, что да. Я здесь целых пятнадцать минут.
— Доктор занимается сейчас Кенни Роджерсом.
— О, — ответила Конни, словно это имело для нее какое-то значение.
— Он один из его любимых пациентов.
— Ага, — улыбнулась Конни. Так значит, Кенни Роджерс один из любимых его пациентов? Может, с самим доктором Маервицем что-то не в порядке?.. По мнению Конни, Кенни Роджерс вряд ли мог бы претендовать даже на звание пациента ветеринарного врача, не говоря уж о лучшем в Беверли-Хиллз специалисте-отоларингологе.
— Желаете полистать какой-нибудь журнал? — осведомилась секретарша.
— А что у вас есть?
— «Пипл», «Персонэлити», «Тайм» и «Вэнити фэр».
— Полагаю, что обойдусь, — небрежно отмахнулась Конни. Про нее в свое время писали во всех этих четырех журналах, и статьи ей не понравились. Там много говорили о совершенстве ее голосовых данных, о непреклонности и упорстве в достижении цели, но ни словом не было упомянуто о ее таланте и красоте. На кой черт вообще существуют эти журналы? Почему не пишут о том, о чем ей хотелось бы?
Затем Конни отмахнулась от этих мыслей и стала думать о старом добром докторе-терапевте, к которому Роза водила свою дочь еще девочкой, в Ньюарке. В приемной у него было полно детишек, на столе стояла огромная коробка с леденцами на палочке, а рядом на журнальном столике высилась стопка «Ридерз дайджест» — чтение для взрослых. Конни всегда хватала журнал и отыскивала в нем свой любимый раздел: «Самая выдающаяся личность, с которой мне доводилось встречаться». Что ни месяц там публиковали новый рассказ о каком-нибудь замечательном учителе, адвокате или плотнике, круто изменившем свою жизнь благодаря общению с этой самой выдающейся личностью. Для Конни подобные истории были своего рода путеводной звездой. Уж если эти люди достигли столь многого, что ж тогда ожидает ее, когда она станет взрослой? Ибо в глубине души Конни Траватано была твердо уверена: она являет собой совершенно выдающуюся личность, а потому ее ждет великое будущее.
Карен потянулась, лежа на своей необъятной постели; соски под бледно-розовой тканью сорочки затвердели. Было десять тридцать утра, и ей давно бы следовало встать. Но зачем? Ради чашки кофе и булочки с отрубями? Нет уж, лучше еще поваляться.
Рядом, на тумбочке, зазвонил телефон.
— Алло? — бросила она в трубку.
— Привет, сердечко мое, — сказал Колин.
— Привет, зайчик.
— Что собираешься делать?
— Знаешь, что-то заспалась сегодня… А ты где?
— У себя. Я имею в виду в доме, который мы снимаем с Фионой.
— Значит, изменяешь мне, негодник этакий?
— Да нет, Господь с тобой! Просто пришел забрать кое-что из одежды. Фиона у парикмахера.
— Это я так, просто проверяю.
— Да я весь день только и думаю о том, как бы тебя трахнуть! — выпалил Колин, окончательно свихнувшийся на прелестях Карен.
— Очень мило, — пробормотала она и заерзала задом по простыням.
— Вообще-то я звоню узнать, нельзя ли к тебе заскочить и хотя бы разок, так, по-быстрому…
— О, мне тоже страшно хотелось бы, но у меня на двенадцать назначена встреча с агентом и…
— Но мы не виделись целых четыре дня! — взмолился Колин.
— Обещаю, скоро мы будем вместе, — сказала Карен. — Кроме того, на следующей неделе предстоит идти на вечеринку к Дэвисам. Или ты забыл?
— Это бесконечное ожидание меня просто убивает!
— Меня тоже. Зато представляешь, как здорово нам будет, когда начнутся съемки «Макбета»!
— Ах да, «Макбета»… — печально протянул Колин.
— Весь день будем заниматься Шекспиром, а все ночи напролет — исключительно друг другом.
— Так что же, прикажешь ждать до этой самой вечеринки у Дэвисов?
— Нет, почему же. Мы встретимся гораздо раньше, — сказала Карен. — Позвони мне завтра.
— Пока, любовь моя.
— Пока.
Едва успела Карен опустить трубку на рычаг, как в спальню из ванной вошел мужчина шести футов двух дюймов ростом, с темными волосами, стройной фигурой и сине-серыми глазами. Его детородный орган был столь велик, что торчал из-под опоясывающего бедра полотенца.
— Кто звонил? — спросил мужчина.
— Да так, один чудак с телемаркета, — солгала Карен. — Хотел узнать, не желаю ли я принять участие в розыгрыше какой-то там лотереи. А теперь, милый, почему бы тебе не нырнуть обратно в постельку и не трахнуть меня еще разок?
Колин опустил трубку и взглянул на свое отражение в зеркале. Лицо бледное, руки трясутся. Он являл собой совершенно жалкое зрелище и знал это. Ну точь-в-точь какой-нибудь алкаш, выпавший по дороге из фургона и продолжающий катиться вниз по склону горы в пропасть. Он решил покончить с лишенным плотских радостей браком и превратиться в полного идиота, помешанного на сексе. Одна мысль о Карен Кролл настолько возбуждала, что заставляла забыть обо всем, чем он прежде так гордился. То есть о работе. Не далее как вчера на совещании в студии «Тристар» он заявил, что предлагает роль леди Макбет Карен Кролл.
