— Да. Я полагаю, что вы мой отец.
Нет, она не сумасшедшая. Просто наивная девчонка, которая вбила себе в голову какую-то глупость и искренне в нее поверила. И Джордж призвал себя к спокойствию.
— С чего это вы так решили?
— У меня есть маленькая фотография отца. Я считала, что он умер. Но вы с ним похожи как две капли воды.
— Не повезло бедняге.
— О нет, я бы этого не сказала...
— Фотография у вас при себе?
— Да, она здесь... — Селина снова нагнулась, чтобы поднять сумку, а Джордж попытался определить ее возраст и, судорожно напрягая память, стал соображать, возможно ли, что это чудовищное обвинение — правда. — Вот... Я всегда ношу ее с собой — с тех пор, как нашла... пять лет назад. А когда увидела снимок на обложке вашей книги... — Селина протянула фотографию Джорджу. Не сводя с девушки глаз, он взял карточку и спросил: — Сколько вам лет?
— Двадцать.
От облегчения Джордж почувствовал слабость в коленках и, скрывая радость, принялся изучать фотографию, которую ему дала Селина. Потом, ничего не говоря, подошел с ней поближе к свету — точно так же недавно поступил Родни в пустой лондонской квартире. Повертел карточку в руках, помолчал еще немного и наконец спросил:
— Как его звали?
— Джерри Даусон. Инициалы совпадают, — с трудом выдавила Селина.
— Вы б не могли что-нибудь о нем рассказать?
— К сожалению, очень мало. Мне всегда говорили, что он погиб до моего рождения. Мою мать звали Гарриет Брюс, она умерла сразу после родов. Поэтому меня воспитывала бабушка и моя фамилия Брюс.
— Бабушка. Мать вашей матери.
— Да.
— И вы нашли эту фотографию...
— Пять лет назад. В маминой книжке. А недавно... недавно мне подарили «Фиесту в Кала Фуэрте», и я увидела фотографию на обложке, и подумала, что вы — это он. Одно лицо, понимаете? Один и тот же человек.
Джордж ничего не ответил. Подойдя к Селине, он вернул ей фотографию. Затем закурил, помахал в воздухе спичкой и, когда она погасла, положил точно в середину пепельницы.
— Вам говорили, что отец погиб, если я правильно понял. Почему же у вас возникли сомнения?
— Мне постоянно это внушали. Но я знала, что бабушке он не нравился. Она не хотела, чтобы мама выходила за него замуж. Поэтому, когда я увидела фотографию, я... подумала, что, может быть, произошла ошибка. Что его вовсе не убили. Что он был ранен, или... мало ли что... например, потерял память. Согласитесь, всякое могло случиться.
— Но не с вашим отцом. Его нет в живых.
— Значит, вы...
— Я не ваш отец, — очень мягко сказал Джордж.
— Но...
— Вам двадцать лет. А мне тридцать семь. Возможно, я выгляжу старше, и тем не менее — всего тридцать семь. Я даже не успел побывать на войне.
— А как же фотографии...
— Джерри Даусон — мой троюродный брат. Мы похожи — наследственность, ничего не попишешь. Да и не так уж сильно, если приглядеться. Ваш отец сфотографирован много лет назад. Я даже в лучшие времена не был так красив.
Селина смотрела на Джорджа во все глаза. Ей еще не случалось видеть такого загорелого человека... надо бы пришить ему пуговицу — рубашка распахнута до пупа, видна темная поросль на груди... и рукава закатаны кое-как, словно он поленился сделать это аккуратно. У Селины появилось странное ощущение, будто она теряет контроль над собственным телом. Казалось, колени ее вот-вот подогнутся, из глаз хлынут слезы... еще секунда, и она его ударит — ударит человека, стоящего перед ней и уверяющего, что никакой он ей не отец. Что Джерри Даусон мертв и это чистая правда.
Джордж еще что-то говорил, тщательно подбирая слова...
— Мне очень жаль, что вам пришлось тащиться в такую даль. Не расстраивайтесь... подобные ошибки случаются... в конце концов...
К горлу Селины подступил комок, лицо Джорджа стало затуманиваться, расплываться, точно он погружался на дно пруда. Только что ей было жарко, но внезапно по телу пробежала холодная дрожь, руки, спина, лицо покрылись гусиной кожей. Откуда-то издалека она услышала:
— Вам нехорошо?
И тогда — к своему стыду — поняла, что не упадет в обморок и не набросится на него с кулаками, а просто позорно разревется.
Селина сказала:
— Такой вещи, как носовой платок, у вас, конечно же, нет.
Платков у Джорджа действительно не было, но он принес и сунул Селине в руки толстую пачку бумажных салфеток. Вытащив одну, она высморкалась и сказала:
— Так много мне вряд ли понадобится.
— Не уверен.
— Простите. Я не хотела... не собиралась плакать.
— Я в этом не сомневаюсь.
Она взяла еще одну салфетку, снова высморкалась.
— Я так долго ждала. И вдруг стало ужасно холодно.
Джордж за локоть подвел ее к гигантской тахте, усадил и, поскольку она дрожала, накинул на плечи красно-белое одеяло. Потом сказал, что сейчас принесет немного бренди. Селина заявила, что не любит бренди, но он все же ушел, а она с тахты наблюдала, как он, зайдя за стойку своего маленького камбуза, ищет бутылку и стакан и наливает ей бренди.
Когда он вернулся, Селина сказала:
— Вообще-то я бы чего-нибудь поела.
— Хорошо, но сначала все равно надо выпить.
Стакан был маленький, из толстого стекла, а бренди — неразбавленное. Селину передернуло. Когда она выпила все до дна, Джордж забрал пустой стакан и, по пути на кухню ногой разворошив кучку золы в камине, кинул туда кусок плавника. Зола взметнулась и осела, запорошив дерево легким серым налетом. Селина увидела, как сверкнул красный огонек и затрепетало робкое пламя.
— Даже раздувать не придется... уже занялось.
— Местные жители умеют делать очаги. Чего б вам хотелось поесть?
— Что дадите.
— Суп. Хлеб с маслом. Холодное мясо. Фрукты.
— У вас есть суп?
— Из пакетика...
— Если не сложно...
— Это куда легче, чем утирать вам слезы.
Селина обиделась.
— Я, кажется, вас не просила.
Пока грелся суп, Джордж присел на стенку, огораживающую очаг, и принялся расспрашивать Селину.
— Где вы живете? — спросил он, достав сигарету и прикурив от щепки.
— В Лондоне.
— С бабушкой?
— Бабушка умерла.
— Но вряд ли вы живете одна?
— Не одна. С Агнессой.
— Кто такая Агнесса?
— Моя няня, — сказала Селина и тут же прикусила язык. — То есть... бывшая няня.
— А еще кто-нибудь у вас есть?
— Да, — сказала Селина. — Родни.
— Он кто?
У Селины округлились глаза.
— Мой... мой адвокат.
— Кто-нибудь знает, что вы здесь?
— Агнесса знает, что я собиралась.
— А адвокат?
