И тем не менее ехать по Кала Фуэрте в машине Джорджа Даера оказалось очень приятно. Ребятишки, заливаясь смехом, махали руками и что-то громко выкрикивали. Женщины, сидящие в своих садиках или обменивающиеся новостями на пороге домов, дружно оборачивались и улыбались им вслед. Мужчины, возвращающиеся с работы, останавливались, чтобы с поклоном пропустить машину и крикнуть по-испански что-то дружелюбное, чего Селина — в отличие от Джорджа Даера — понять не могла.
— Что они говорят?
— Интересуются, где я нашел свою новую сеньориту.
— Только и всего?
— Разве этого мало?
Эффектно подкатив к гостинице «Кала Фуэрте», автомобильчик так резко затормозил, что из-под колес взметнулось белое облако пыли и окутало столики на террасе, где сидели завсегдатаи бара за первым в этот вечер аперитивом. Какой-то англичанин пробормотал: «Чертов наглец!», но Джордж Даер пропустил это замечание мимо ушей, выскочил из машины, не потрудившись открыть дверцу, и, поднявшись по ступенькам террасы, скрылся за занавеской из колечек; Селина побрела за ним.
— Рудольфо!
Рудольфо стоял за стойкой бара. Он сказал по-испански:
— Зачем кричать?
— Где таксист, Рудольфо?
Рудольфо, не переставая сбивать коктейли, мрачно буркнул:
— Уехал.
— Уехал? И не потребовал денег?
— Потребовал. Шестьсот песет.
— Кто же ему заплатил?
— Я, — сказал Рудольфо. — Мне нужно с тобой поговорить. Подожди, я обслужу гостей.
Он вышел из-за стойки, молча проплыл мимо них и исчез за занавеской. Селина уставилась на Джорджа.
— Он злится?
— Я бы сказал, слегка раздосадован.
— А где Тони?
— Уехал. Рудольфо с ним расплатился.
Чудовищность этого известия не сразу дошла до Селининого сознания.
— Уехал... а как же... как же я попаду в Сан-Антонио?
— Одному Богу известно.
— Придется вам меня отвезти.
— Я сегодня туда не собираюсь, но даже если бы и поехал — на какие шиши вы собираетесь покупать билет?
Селина закусила губу.
— Рудольфо казался таким симпатичным, — пробормотала она.
— Как и все мы, он не лишен недостатков.
Рудольфо вернулся; занавеска раздвинулась и сомкнулась за его спиной. Поставив пустой поднос, он обрушился на Джорджа.
Рудольфо говорил по-испански и правильно делал: слова, которыми он усыпал свою речь, могли оскорбить слух хорошо воспитанной английской леди. Джордж горячо защищался; постепенно оба перешли на крик. Селина, догадавшаяся, что большая часть эпитетов предназначается ей, попыталась сказать что-то вроде: «Пожалуйста, объясните, в чем дело», или: «Вы бы не могли говорить по-английски, чтобы я понимала?», однако ни тот, ни другой не удостоили ее своим вниманием.
Спор наконец прервался благодаря появлению толстого немца, попросившего кружку пива, и, пока Рудольфо его обслуживал, Селина воспользовалась случаем, чтобы дернуть Джорджа за рукав и спросить в упор:
— Что случилось? Скажите мне, что случилось?!
— Ты сказала, что подождешь меня в Каса Барко, и Рудольфо решил, что таксист туда отправится вместе с тобой. Наш милый приятель не терпит, когда у него в баре околачиваются случайные люди, да еще все время ноют, а этот твой Тони, видно, его совсем допек. — Ох!
— Вот именно: ох!
— Это все?
— Нет, конечно. В конце концов, чтобы избавиться от этого типа, Рудольфо ему заплатил. А теперь требует с меня шестьсот песет и, поскольку понимает, что отдать их я не могу, озверел.
— Я ему отдам... честное слово...
— Все не так просто. Рудольфо нужны деньги прямо сейчас.
Толстый немец, учуяв, что пахнет большим скандалом, торопливо убрался со своим пивом. Не успел он уйти, как Рудольфо и Джордж снова накинулись друг на друга, но тут уж поспешила вмешаться Селина.
— Прошу вас, мистер... я хотела сказать, Рудольфо!.. Я одна во всем виновата... вы получите свои деньги, не сомневайтесь, но, поймите, у меня все украли...
Рудольфо это уже слышал.
— Вы сказали, что подождете в Каса Барко. Вместе с таксистом.
— Я не думала, что он здесь застрянет.
— А ты, — Рудольфо повернулся к Джорджу, — ты где был? Уезжаешь в Сан-Антонио, по двое суток носу не кажешь, и никто не знает, где тебя искать...
— Твое какое собачье дело? Куда хочу, туда и езжу...
— А по твоим счетам я должен платить, да? Это мое дело...
— Тебя никто не просил платить. И счет не мой. И вообще ты все испортил — теперь сеньорите не на чем вернуться в Сан-Антонио.
— Отвези ее сам!
— Дудки! — рявкнул Джордж и, вылетев пулей из бара, одним прыжком соскочил с террасы и нырнул в машину. Селина бросилась за ним.
— А со мной что будет?
Джордж оглянулся.
— Ты едешь или остаешься?
— Я не хочу здесь оставаться.
— Тогда поехали.
Делать было нечего. Кажется, полдеревни и все клиенты Рудольфо с упоением наблюдали за этой сценой. Джордж перегнулся через сиденье, чтобы открыть вторую дверцу, и Селина уселась с ним рядом.
И в эту секунду, точно по мановению руки какого-то небожителя, разразилась гроза.
Ослепительная молния разорвала тучи, оглушительно грянул гром, и от резкого порыва ветра закачались деревья. Скатерти на столиках перед гостиницей вздулись и захлопали, точно плохо натянутые паруса. С вешалки перед лавкой Марии сорвалась шляпа и покатилась, как огромное желто-розовое колесо, вниз по улице. Ветер взметнул было пыльные вихри, но тут же стих, и на землю обрушился ливень — такой сильный, что сточные канавы вмиг заполнились водой.
Все опрометью бросились под защиту крыш: клиенты Рудольфо, кумушки, судачившие на лавочках, дети, двое рабочих, мостивших дорогу. Площадь опустела в мгновение ока — будто от рева сирены, возвестившей об авиационном налете. На дороге остались только Селина, Джордж и его смешная машина.
Селина хотела выскочить, но Джордж уже завел мотор и втащил ее обратно. Селина сказала:
— А почему бы нам тоже не спрятаться?
— Зачем? Ты что, дождика испугалась?
— Дождика? — Лицо Джорджа словно окаменело: он явно не собирался ей отвечать. — А крышу нельзя поднять?
Джордж резко включил передачу, и машина рванулась вперед со скоростью ракеты.
— Она уже десять лет не поднималась, — крикнул Джордж, перекрывая рев мотора и шум ливня и ветра. Их буквально заливало водой; ноги Селины мгновенно промокли.
— Зачем тогда нужна крыша, если она не поднимается?
— Перестань канючить.
— Я не канючу, но...
Джордж прибавил скорость, и у Селины от страха язык прилип к гортани. Машина помчалась вниз по дороге, с визгом шин срезая углы, вздымая волны бурой грязи. Море приобрело свинцовую окраску; ветер безжалостно гнул деревья в окружающих прелестные маленькие виллы садах, в воздухе, будто обломки кораблекрушения, летали листья, пучки соломы, хвоя. Когда они наконец перевалили через холм и спустились в долину, ведущая к Каса Барко улочка, зажатая между высокими стенами оград, ничем не отличалась от настоящей реки, по которой машина, казалось, уже не ехала, а плыла.
