— Ты бухло нормальное взял? — Валик толкает Должанова в бок. — А то придётся давиться местным дерьмом, у меня потом от него на утро ноги нафиг отказывают.
— Белый, ноги у тебя от количества кинутых палок отказывают.
— Рома, фу быть таким пошлым, — Белов кривит рожу, и мы ржём.
Вроде бы и настроение должно уже подняться, а оно всё так и сидит ниже плинтуса. Мой отец настолько токсичен, что шлейф его смрадной душонки преследует меня ещё какое-то время после встречи.
Туса сегодня на шестом этаже, и я уже пожалел, что попёрся пешком. Но лифт тут хреновый, можно не доехать, и тогда торчать в кабине в ожидании лифтёра, пока все будут веселиться.
— Настёна о тебе спрашивала, когда звонила, — Роман подмигивает, пытаясь поднять мне настроение.
— Какая именно? — не сказать, что меня прямо пробрало это известие.
— Та, что с буферами и тёмненьким каре. С факультета рекламы, если мне память не изменяет.
— Аа, эта, — ну да, девчонка зачётная, давно я хотел уложить её, она даже пару подкатов отбила, для проформы, видимо.
— Макс, ты что-то совсем кислый. Так батя выбесил? Или по мышонку соскучился?
— Ром, отвали, — отмахиваюсь, раздражаясь ещё сильнее.
— Ну если соскучился, тут недалеко. Однако, Настёна — вариант более вероятный, а мышка уж слишком замороченная какая-то. Тут цветочки-киношки нужны.
— Отвали, говорю.
Толкаю дверь в шестьсот девятнадцатую комнату, откуда доносится музыка и взрывы смеха. Наше появление отмечается улюлюканьем. Ребята и девчонки рады нас видеть. Настя, которая сидит в кресле, приосанивается, выпячивая грудь, смотрит в глаза сразу. И правда ждала.
Роман ставит на стол три бутылки водки и упаковку пива. У ребят и так достаточно всего на столе, но пойло отвратное, тут Белов прав. Да я сегодня и не думал бухать в хлам. А вот подымить было бы хорошо.
Но ни одно, ни другое сегодня настроение особо не поднимает. Ребята веселятся, обсуждают кого-то из преподов, щедро добавляя в обсуждение пошлости, Настя уселась на подлокотник дивана рядом со мной и смеётся чуть громче, чем следует.
«Как можно быть таким никчёмным? Ты всю жизнь собираешься задом на сцене трясти?»
Бухло обжигает горло, и я едва не закашливаюсь. Настька заботливо подаёт стакан с соком. Ещё бы с рук напоила, дура. Горло першит, но внутри теплеет. Должанову уже тоже хорошо, только он, по ходу, не может никак определиться, кому достанется его ширинка — Катюхе с её мощными сиськами или Алинке с невероятными зелёными глазами. Или обеим сразу. Но Ромыч не любит тандемы. И очень даже зря.
«Гастролями он зарабатывает… Да если бы не мои деньги, уже б давно забыл про шмотки дизайнерские и тачки, с распродажи бы в переходе одевался…»
Чувствую, как Настины пальчики проходятся под столом по моему бедру, пока я переворачиваю ещё одну рюмку. Она уже пересела, втиснувшись между мной и подлокотником. Тоже пьёт. Олимпийку сняла, оставшись в одной маечке.
— Девчонки, слышал у вас на этаже новенькая? — Голубев отходит к окну и распахивает его, подкуривает.
— Да, сегодня только заселилась, — Ирина из моей группы кивает. — Второкурсница, вроде бы из социологов.
— Гуля, а ты уже яйца подкатить решил? — Белов ржёт, а я ловлю на себе взгляд Ромыча.
— Ну если зачётная, почему бы и не подкатить.
Голубев скалится, а у меня внутри начинает фонтанировать что-то едкое. Я не фанат махать кулаками, хотя достаточно намахался. Если у тебя есть такой друг как Шевцов, вспыхивающий как спичка, то подобные тренировки неизбежны. Однако сейчас зачесалось именно у меня.
— Может она приласкает мои взгрустнувшие яйца, — девчонки фукают и называют его придурком, пацаны ржут, не считая Должанова. — Может, наведаться к ней?
Но когда они замолкают, я говорю как только могу спокойнее.
— Гуля, подкатишь к новенькой — я наведаюсь к тебе и оторву твои грустные яйца, понял?
Все вдруг затыкаются, а Голубев роняет пепел прямо на письменный стол на учебники. Смотрит с удивлением.
— Ты что ли уже успел?
— Просто усвой информацию, Гуля, — встревает Белов. — Остальное тебя не касается.
Голубев краснеет, но затыкается, он знает, что с нами лучше не связываться. Себе дороже выйдет.
Чувствую, как напрягается и притихает рядом Настя. Ну как бы и ладно.
«Чего ты без меня стоишь, щенок?»
Я затягиваюсь сладковатым дымом, и голова моментально начинает кружиться. Ком в груди немного ослабевает, размывается. Кто-то шире распахивает окно. Тянет осенью. Не той лёгкой и ароматной, а уже холодом, ночными заморозками, когда лёгкой ветровкой не обойдёшься. Но я такую люблю. Когда руки зябнут и хочется натянуть капюшон до самого носа. Когда свежий холодный воздух врывается на пробежке глубоко в лёгкие.
Только вот сейчас в мои лёгкие врывается совсем не свежий воздух, а отрава. Но я принимаю её, позволяя туманить сознание. Мышцы расслабляются, в пояснице появляется знакомое тепло. Я закидываю руку на спинку дивана и провожу указательным пальцем по Настиной спине. Девушка напрягается и шумно выдыхает.
«Только и знаешь, что по девкам шляться. Достали твои шлюхи. Неужели ни одной нормальной нет?»
Настя скользит ладонью мне по внутренней стороне бедра, цепляется пальцами за ремень. Я откидываю голову на спинку дивана, позволяя ей огладить ширинку, и вдруг сквозь туман пробивается мысль, что я её не хочу. А потом крадётся ещё одна…
Нет, нафиг мне это надо. Даже сформироваться этой мысли в слова не позволяю.
— Макс, говорят ты в компах разбираешься? — мурлычет девчонка мне в шею. — Родители мне ноут новый подарили, а я никак не могу антивирусник установить. Не поможешь? Он у меня в комнате.
О, какая поразительная изобретательность.
Однако едкая мысль стучится, бьётся птицей в замёрзшее стекло. И всё же пробивается…
— Не сегодня, детка, — убираю с бедра её руку и встаю.
Настя смотрит непонимающе и обижено, поджимает губы, чтобы никто не заметил, что они мелко дрожат. Знаю, что неприятно, куколка, прости, но туман больше не спасает от навязчивой мысли.
— Макс, ты куда? — Костик как раз разливает водку.
— По делам, — за меня отвечает Должанов, когда я уже выхожу в коридор и приваливаюсь спиной к двери.
Очень плохая идея, Ларинцев. Очень плохая.
На кухне я умываюсь и открываю настежь окно, чтобы вода и прохлада хоть попытались остудить мою дурость. Но в крови слишком много посторонних веществ, и они заставляют резко развернуться и скатиться с шестого этажа на четвёртый. Замереть у комнаты номер четыреста семь.
Тишина за дверью. Может, Пёрышко уже спит в своей новой кроватке? От представленной картины внутри всё замирает, а потом наливается жаром. Твою ж мать, мне нельзя туда, за эту дверь. Нельзя.
Но кто мне запретит?
Несколько раз стучусь, но ответа не следует.
Туман в голове становится гуще, заставляя вязнуть в нём и смутных желаниях. Я нажимаю на ручку и толкаю дверь. Комната оказывается незапертой и пустой, освещённой только светом от монитора ноутбука. Очень глупо, Пёрышко, очень…
Глава 20
Сегодня весь день разбирала вещи и обустраивалась. К вечеру так устала, что сил не осталось даже ужин себе приготовить. Но в целом результатом я осталась вполне довольна, довольно уютно получилось. На следующей неделе ещё из дому привезу своё любимое покрывало на кровать, чтобы уж совсем по-домашнему всё выглядело. Над кроватью как раз гвоздь прибит, туда пробковую доску повешу или магнитную — удобно, когда можно и по текущим вопросам напоминалки прикрепить и фотки.
После разговора с мамой по телефону, решаю принять душ. Интернет в общежитии ловит слабовато, поэтому ставлю загружаться фильм, беру полотенце, пижаму и иду в душ.
Сверху откуда-то слышна музыка и смех. Ребята, которые живут далеко или по другим причинам не ездят домой на выходные, весело проводят время, отдыхая от учёбы. Надеюсь, я найду себе здесь друзей, мне бы очень этого хотелось.
