Только лукавые чертенята в глазах.
У Руса был полный набор. Все карты козырные, крупных мастей.
Понятно, что и эту партию Маруся собралась отдать Рустаму.
– Негодница! – зарычал Нагашев, стремительно выбросил руку и отыскал в ворохе одеял девичью ступню. А поскольку молодые люди сидели друг напротив друга, то задача была нехитрой.
Маруся тут же заверещала, когда горячие пальцы принялись порхать по ее ногам. Что поделать, если девушка до смерти боялась щекотки!
– Признавайся! Подтасовала карты? – наигранно рыча, Рустам обхватил ладонями обе ноги и притянул ближе.
Маруся проехалась попой по постели. Она хохотала, изворачивалась, но Рустам держал крепко.
А потом вдруг все замерло, застыло, будто время остановилось.
Рус подался вперед, коснулся губами крохотных пальчиков на ногах. Марусю пронзило острое удовольствие от этих ласк.
Она все еще никак не могла привыкнуть к тому, что Рустам Нагашев может быть настолько нежным и чутким. Он будто читал каждую ее мысль. Угадывал желания. Подстраивался под нее.
– Моя мама в прошлом была воровкой. И ловко играет в карты. Передалось по наследству, – сипло произнесла Маруся, с трудом выталкивая слова из внезапно пересохшего горла.
– У тебя замечательные предки, – пробормотал Рустам, мягко скользя крупными ладонями по тонким лодыжкам, подбираясь к коленям.
Маруся лежала на спине, рассматривая молодого мужчину, который, к ее огромному стыду, целовал ей ноги.
Это просто… Уму непостижимо. Нереально. И нравится до умопомрачения. И стыдно от того, что он так делает.
Ладно бы руки, живот, на худой конец. А тут – ноги!
Но Рустам делал это с таким наслаждением, уделяя внимание каждому пальчику на ее стопе тридцать шестого размера, что Маруся не посмела возразить.
– Твой отец тоже ничего, – ответила Маруся комплементом, прекрасно помня сурового и строго мужчину, которого видела раза четыре за все время.
– Угу, только тебя я с ним не оставлю в одной комнате без свидетелей, – обронил Нагашев.
Маруся обиделась. Нет, ну она, конечно, не аристократка, но и хрюкать в приличном обществе не стала бы.
А Рустам будто прочел ее обиду, пояснил, не прекращая исследовать все линии ее ног, аккуратно подбираясь к коленям.
– Бабник он. Когда мать умерла, будто сорвался, – пробормотал Рустам.
Маруся замерла. Не шевелилась. Следила за каждым движением Нагашева.
– И ты тоже бабник? – тихонько спросила девушка.
Эта мысль корежила душу девушке. Весь внутренний мир Маруси Завериной восставал, протестовал, стремился заявить права на Рустама. Чтобы только на нее он смотрел вот так, как сейчас. Чтобы только ее целовал. Чтобы только ей одной улыбался своей широкой открытой улыбкой.
А Рус обхватил девчонку за талию и подтянул еще ближе. Футболка сбилась, открывая плоский живот.
– Я, Маруся, со всеми потрохами твой, – выдохнул Рустам, вновь вернулся к жадным, коротким поцелуям совершенного тела. – А будешь сомневаться, прикую тебя к себе наручниками.
Глава 25
– Правда? – улыбнулась девушка, ее карие глаза затянула прозрачная пелена.
Но Рустам уже не боялся, что ей больно или страшно. Ведь говорила, что плачет от счастья.
– Наручники показать? – хмыкнул Рус и заскользил пальцами по бедрам, нырнул под футболку, накрыл пышную грудь, не стесненную тканью лифчика.
Русу нравилось, как ладно она помещается в его руках. И как острые вершинки легко трутся по грубоватой коже ладоней.
– Я не про это! – вспыхнула девчонка. – Ты, правда, только мой?
Нагашев шумно выдохнул. Он уже стянул одежду, которая мешала ему любоваться совершенным телом своей девчонки.
Подхватил руками под бедра и притянул Марусю к себе, устраивая удобнее. Но в то же время, не позволяя выскользнуть или убежать.
Рустам не признавал орального секса. Нет, минет его устраивал. А вот куни – это уж мимо. Но с Марусей все ощущалось иначе. Потому что она была вся перед ним, раскрытая, жадная, красивая до звона в ушах и тумана перед глазами.
Он хотел вновь оказаться в ее теле. Вновь ощутить тугой плен ее плоти, но понимал: больно будет ей сейчас. Нужно немного времени. Ведь первый раз был совсем недавно.
А потому Рустам, прежде чем воплотить в жизнь все свои фантазии, взглянул Марусе в глаза.
– Только твой, маленькая, пока не сдохну. Железобетонно, – пробормотал Нагашев.
Маруся всхлипнула, стерла набежавшие слезы ладонью. А потом протяжно застонала от неожиданности.
Ну что поделать, если она не рассчитывала увидеть голову Рустама между своих ног. Но Нагашева, судя по всему, не смущали вопросы гигиены. Хорошо, допустим, Маруся мылась пару часов назад. Но ведь это противоестественно целовать там…
Но потом все мысли улетучились, благодаря жадным откровенным ласкам любимого.
Маруся лежала, открытая перед Рустамом. Пыталась увернуться. Или, на крайний случай, сдвинуть ноги. Но Нагашев не унимался. Так и целовал ее, жадно, неистово. Сводил с ума своими пальцами и губами. А язык…
Она оглохла, позабыла собственное имя, перестала дышать. Ее хватало лишь на громкие стоны, всхлипы.
А руки лихорадочно вжимались в мужской затылок, щеки, макушку. Девушка пыталась отодвинуться, но мужчина не позволял. Держал крепко, бережно, кайфуя от каждого ее стона.
Изучал ее ртом, пальцами. Сам задыхался от того, какой она была узкой. Как плотно обхватывала его собой. Как замерла, напряглась, изогнулась дугой перед разрядкой.
Рус и сам готов был кончить от одного только вида, как бьется в оргазме его малышка.
Чудом сдержался. Не пацан ведь желторотый. Но уже балансировал на грани.
Маруся затихла, закрыв глаза и пытаясь восстановить сбившееся дыхание. А Рустам поглаживал разомлевшее тело, вновь принялся изучать свою Маруську, словно пытался запомнить каждую впадинку, все округлости и красивые линии.
Когда дошел до хрупких расслабленных пальчиков на руках, улыбнулся.
Обе ее ладони помещались в его одной. Тонкие запястья с голубоватыми венками. Бархатная кожа. Сладкая на вкус.
Рус млел от этого. Кажется, ничего более убойного он и не пробовал никогда. Сносило крышу подчистую.
А взгляд прикипел к багровым следам от ментовских лап на предплечьях девчонки.
Нет, все же зря он смалодушничал и пошел навстречу подполковнику! Зря. За Марусю Нагашев никому и ничего не собирался прощать.
А Маруся уже уснула, спрятав нос на плече Рустама. Потом и вовсе закинула ногу на его бедро, словно привязывала к себе.
А смысл? Рус итак привязан к ней так, что не разорвать. И сейчас остро и отчетливо Нагашев понял: никогда он не отпустит ее. Вцепится мертвой хваткой, никому не отдаст. Потому что эта малышка – его.
Глава 26
Маруся проснулась от ощущения тяжести на собственной попе. Что поделать, если девушка не привыкла делить кровать с кем-то?
Было непривычно. Но очень приятно.
Рустам спал, по-хозяйски устроив крупную ладонь на ее бедре, вернее, на ягодице. Слегка сжимал, будто даже во сне припечатывал ее к себе. Безмолвно, языком жестов и тела подписывая: «Моя!».
А Маруся млела. Возможно, между ними развивалось все слишком быстро и стремительно. Возможно, между ними огромная разница в интересах. Да и Рус был на целых двенадцать лет старше ее. Но ничего не тревожило Марусю. Потому что она впервые в жизни влюбилась так, что все казалось мелким и несущественным. Имели значение только Рустам Нагашев и его слова, сказанные перед тем, как Маруся уснула.
«Только твой, маленькая, пока не сдохну. Железобетонно!».
Так он и сказал. Железобетонно. Пусть эти слова оказались немного не теми, которые ждала Маруся. Заветное «Я тебя люблю!» сказано не было. Но Маруся решила, что все еще впереди.
А пока что девушка решила порадовать Руса домашними блинчиками.
Выскользнув из кровати, Маруся на цыпочках прокралась в ванную, а после – на кухню. Спать не хотелось, несмотря на то, что на часах было всего восемь утра, а уснули они уже весьма поздно.
