— Мирон, ты меня слушаешь? — обиженно спрашивает она, провожая подозрительным взглядом телефон, который кладу в карман. Идиот! И это диагноз. Ее же муж бросил. Она теперь осторожничает. — Только не говори, что важное деловое письмо получил.
— Нет, никаких дел, когда я рядом с тобой, Нин. Ты мое единственное важное дело на ближайшее время.
— Звучит очень неопределенно, Бирюков, — наклоняет она голову и усаживается на кровать, вытягивает ноги и зевает.
— Ты устала, Нин, давай поспишь?
— А ты пока к жене поедешь?
Вижу, что жалеет о сказанных словах, закусывая губу и отворачиваясь.
— Я никуда не поеду. Буду здесь с тобой.
— Ты мне не нужен, Мирон, — вздыхает тяжко.
— Врешь, Нинуль, очень и очень нужен.
Глава 23. Роковая оговорка
Нина
— Лапы убери! — грозно смотрю на этого сластолюбца, взгляд которого стал голодным и диким, как у неандертальца. — Ты ужинаешь мною или картошкой?
— Что ты, что картошка — самый смак! И я за солью тянулся!
— Сомнительный комплимент, Бирюков! — осекаю его и накалываю на вилку картошку фри, пакет которой обнаружила в холодильнике и бросила на сковородку.
Всего-то делов, но Мирон смотрел как на восьмое чудо света. Он, что ли, никогда не встречал нормальных женщин, которые не боятся испортить маникюр готовкой?
— Я и несомнительные умею, — сказал с выражением кота Матроскина, когда тот хвастался умением вышивать крестиком.
— Что ты многое умеешь, я уже убедилась.
— Прозвучало очень провокационно, Нинуль, — ухмыляется этот наглый котяра.
— Вот вообще не хотела тебя провоцировать.
«Больно надо!»
— Ой ли? — изгибает бровь. — Кто-то врет не только мне, но и самой себе.
— А кто-то о себе слишком большого мнения!
— У меня всё большое! — хохочет он, явно наслаждаясь нашей перепалкой. Что интересно, я — тоже, хотя всячески пытаюсь это скрывать.
Ем с самым невозмутимым видом. Хорошо, что у меня нет эрекции. Никак меня Бирюков на чистую воду не выведет, в отличие от меня самой. Я-то вижу, как он ерзает, и бугор на его штанах очень даже замечаю! Прекрасно помню, какой он большой и как тесно ощущался во мне…
— Не лопни от гордости, Бирюков.
— Лопнет у меня кое-что другое, — намекает грязно, охватывая меня всю жарким взглядом. По телу прокатывается горячая волна, пробуждая неуемное женское либидо.
Откладываю вилку и решаю расставить все точки над «i».
— Мирон, и все-таки мы с тобой недопоняли друг друга.
— Давай понимать, — кивает важно, тоже откладывая вилку и изучая меня с пристальным интересом.
— Ты меня обидел. Прощать я тебя не намерена.
— Это поправимо. Ты не сможешь вечно дуться на своего мужа.
— Да что ж ты такой упрямый! — ударяю ладонью по столу и тут же морщусь. Не рассчитала силу удара. Больно.
— Давай подую, пожалею, — тянется ко мне, и я даю по загребущей руке своей.
— Жалей законную жену!
— Кто тут еще упрямый? — скрипит зубами.
— А ты чего хотел? Думал, прибежишь со своим предложением в зубах, и я, радостная и счастливая, в ЗАГС побегу, как собачка с тапочкой хозяина? Вообще-то, я там была! Не понравилось!
— А со мной понравится, — самоуверенный гад пожал плечами и даже не усомнился в своих же словах.
— И чем же ты сможешь похвастаться? Вот мне очень интересно, чем ты лучше моего мужа, — складываю руки на груди и задираю подбородок, мол, продолжай, мой хороший, а я послушаю.
— А какой твой идеальный мужчина, Нин?
— Э, нет, так нечестно, я, значит, тебе расскажу параметры, а ты подстроишься? Ишь какой хитрый! — грожу пальцем, прищуриваясь.
— Значит, хитрые не нравятся тебе? Тогда я — честный.
— Пф! Тоже мне, честный. Сбежал поутру, только тебя и видели.
— Но я же ничего не сказал, просто не мог втягивать тебя в свои семейные проблемы.
— Вот, Мироша! У тебя семейные проблемы. Значит, не такой ты и идеальный.
— А я жену не люблю, поэтому и проблемы, а тебя люблю. И у нас их не будет, — глумится, упиваясь своей самоуверенностью. Ввязываюсь в игру помимо собственного желания, просто потому, что он меня спровоцировал. Помимо прочего, это здорово отвлекает от обиды. — А еще мне нравится самая незамысловатая еда, приготовленная твоими руками. А еще я хорош в сексе. И мы идеально друг другу подходим.
— Это ты за один раз такое понял? — ляпаю не подумав.
— Четыре, Нина, четыре, — напоминает с потемневшим взглядом, и я тушуюсь, воспоминания взрываются яркими картинками. — А сколько я еще поз знаю, Камасутра отдыхает!
— Вот и ты отдыхай вместе с Камасутрой! — ерничаю, почувствовав очередную жаркую волну в районе паха. Оказывается, горячие разговорчики очень возбуждают. Так и до постели можно докатиться, вернее — морально упасть, совершив грехопадение.
— О чем задумалась, красавица? — стреляет в меня глазами этот мужлан, поигрывая мускулами.
— Кукиш тебе, а не мои мысли! — снова огрызаюсь, в глубине души ожидая его дальнейшего хода. Как же мне нравятся эти словесные битвы!
— А давай я угадаю, — довольно улыбается, сверкая глазами.
— Ты мысли читать умеешь? О, ну тогда тебе, Мироша, прямой путь на телевидение, на «Битву экстрасенсов».
— Нет, до битвы экстрасенсов мне дела нет, а вот что касается экстрасексов…
— Хм, а это кто такие? — смотрю на него в удивлении.
— А тебе скажи — и ты захочешь! — ухмыляется гад.
— Вот еще, ничего я не захочу. Мечтать не вредно, Бирюков!
— Вредно не мечтать, будущая Бирюкова!
— Ох, ну нет, документы я менять не буду. Та еще морока.
Говорю и осекаюсь, Мирон выпрямляется на стуле. Взгляд его темнеет.
— Это согласие, Нинуль?
Глава 24. Как в такого не влюбиться?
Нина
— Ты не так понял, — мотаю головой, пойманная с поличным.
— Но ты сама сказала, Нин, — он поднимается с места и подходит ко мне неспешной походкой хищника, и от его вида дух захватывает.
Чертовы гормоны. Чертов Мирон! Сердце бьется в унисон его шагам. Черт побери, я реагирую на него. Не могу сопротивляться его магнетизму! Просто не могу!
— Ты же знаешь, — меж тем проговаривает он так тихо, что приходится напрячь слух, — знаешь, что между нами неизбежно случится секс.
— Ты слишком самодоволен и сводишь всё к примитивному, — хмыкаю, — мы же не животные, — наклоняю голову набок и пытаюсь увернуться от его ладони, которая мягко массирует мне затылок.
И как так получилось, что Мирон оказался в непосредственной близости? Только что между нами было не меньше метра, а вот он уже подхватывает меня и перемещает на столешницу, раздвигая мои ноги и оказываясь между них.
Наши глаза встречаются. Его руки оказываются в моих волосах, его пальцы массируют затылок, расслабляя и одновременно электризуя кожу. Разряды двести двадцать шарашат на полную, полностью уничтожая сопротивление, не давая мне и шанса на побег.
Но хочу ли я бежать…
— Увер-р-рена? — спрашивает он тихо, выпуская сквозь зубы протяжный рык, который вибрацией проходится по моей коже и топорщит волоски. — С тобой, Нин, любой озвереет, я так точно. Озверел от воздержания.
— А кто тебе виноват, Бирюков? Не надо было…
Мягким жестом он перекрывает мою пламенную речь, опуская на губы палец. Сглатываю, не отрывая от него взгляда. В темных радужках плещется лава. Огненные круги завораживают. Как в омут затягивают, напрочь лишая рассудка. Сумасшествие.
— Мы не должны…
— Ну а если мы хотим? К чему сопротивляться?
Поцелуй становится неотвратимостью. Он погружает в меня горячий язык, изучающий, совсем не осторожный, наглый. Рецепторы бунтуют, приходя в бешенство, дикое безумие порождает скорость. Мирон похож на мощный гоночный болид, взявший разгон за несколько секунд.
Раз — и он уже властвует в моем рту, хозяйничает с моим телом, исследуя заветные уголки, куда так не хотела его пускать, но он ломает сопротивление жадными ласками, уволакивая в темную бездну, где забываешь запреты и обещания не сдаваться.
