в постельку.
Она подхватила дочку на руки. Сделала несколько шагов и в дверях столкнулась с мужем. Тот стоял все в той же позе – скрестив руки на груди и сверлил ее недобрым взглядом голубых глаз.
– Маша, мы не договорили.
– О чем нам говорить? – понуро пожала плечами она. – Я – обманутая жена, ты – муж, у которого появилась любовница. Банально и горько.
– У меня нет никакой любовницы! Прекрати говорить об этом при Лизе!
– А сообщение на твой сотовый вчера вечером, Боря? Я даже фото сделала! Хочешь, перешлю? Я до сих пор помню слова, которые отправила тебе твоя Танечка.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь!
Муж достал сотовый телефон и начал листать сообщения.
– То, что сообщил нам вчера отец, совсем выбило меня из колеи! У меня появился брат! Брат, понимаешь?!– он вышагивал за ней следом в ванную комнату, где предполагалось купать Лизу, и продолжал листать сообщения.
Мари поставила Лизоньку на пол в ванной и включила теплую воду.
– И что?
– А то, что он трется в казино днем и ночью! Неужели отец выберет его своим преемником?
– Зачем тебе соваться в казино, Боря? Я не понимаю! Мы же отлично живем! Бизнес процветает, все хорошо! К чему тебе незаконные игрища твоего отца?
– Потому что это небо и земля, Маша! Тебе и не снилось столько денег, сколько приносит казино! Все хотят играть! Все! Потому что никто в округе не решается открыть еще один такой незаконный проект!
Мари ничего не ответила. Она медленно намыливала дочь под теплыми струями душа.
– А вот что касается твоих фантазий насчет участия Лизы во всяких рекламных проектах, Маша, так об этом лучше забудь! Я категорически против.
– Хах… – вырвался у нее нервный смешок. – Ты против?! А какое тебе вообще дело до Лизы?! Она же не та! Не того пола! У нее члена нет!
– Не смей так говорить при ребенке! – взревел муж. – Она такая, какая есть! Этого не изменить! И то, что ты станешь выставлять ее, как обезьянку в зоопарке, на обложках дешевых журналов, никак не повлияет на то, что мы имеем!
– Обезьянку?! Твоя дочь ассоциируется у тебя с обезьянами?!
Мари размахнулась и хотела влепить мужу пощечину, но он успел перехватить ее руку.
– Не смей снимать Лизу в рекламе, ясно тебе?! – прошипел ей в лицо Борис. – Ее место дома! Ее предназначение – радовать дедушку своими успехами и красотой. И уж никак не быть украшением дешевых детских журналов!
– Пусти меня! – резко вырвала руку она. – Лиза будет сниматься в рекламе, и точка! А еще запомни – я все знаю про Копылову! Сегодня я устроила ей выволочку в клубе, и это только начало.
– Какую выволочку? – обомлел Борис.
– Которую она заслужила! – сжав кулаки, выкрикнула Мари. – Вряд ли теперь твоя Таня сможет танцевать в ближайшие две недели! Посидит без работы и без денег, и поймет, что чужих мужей трогать нельзя!
– Ты что же, успела опозорить нашу семью, устроив скандал в клубе?
– Нашу семью позоришь только ты, Боря, – с горечью бросила мужу Мари.
Она даже не успела вздрогнуть, как Борис схватил ее за руки и с силой тряхнул.
– Не смей так со мной разговаривать. Ясно тебе, Мари?! Никогда! Иначе пожалеешь…
Он отшвырнул ее от себя, и она едва удержалась на ногах.
Лиза под теплыми струями воды громко всхлипнула и закатилась плачем.
Растерявшись, Борис громко выругался и покинул ванную.
Мари выключила воду и принялась успокаивать дочку.
Укутав ее в полотенце, она вынесла девочку в холл. Ей было слышно, как Борис внизу схватил с комода ключи от своего черного внедорожника и вышел из дома, шумно хлопнув дверью.
– Мам… – поджав губки, посмотрела на нее голубыми глазками Лиза. – А что такое… член?
– Очень плохая штука, от которой постоянно одни проблемы, – сжав кулаки, ответила она.
«Он уехал к ней… к ней…», – вытирая дочку, с отчаянием думала Мария. Было противно и горько. Отвращение к самой себе до краев заполнило ее душу. Муж, который должен был по идее сейчас ползать перед ней на коленях, вымаливая прощение, вместо этого поехал утешать любовницу.
Тихо за окном. Ни единого шороха. Таня задернула занавески и забралась с ногами на сложенный диван. Обхватила колени и уронила голову на руки. Все тело било крупной дрожью. Репутация, которую она с таким рвением выстраивала в течение трех лет, теперь была под угрозой. Мария Загорская, жена Бориса, очень хорошо дала Тане понять, что той не видать рабочего места, как своих ушей.
Горькое отчаяние захлестнуло все ее существо.
«Какая же я жалкая… жалкая…– растирая слезы по исцарапанному и подбитому соперницей лицу, всхлипывала девушка. – У меня ведь ничего нет. Ни гроша за душой. Небольшие сбережения на черный день – вот и все. А теперь, если я не смогу танцевать, где я заработаю денег на существование? У меня даже знакомых нет… и поддержки нет. Как я могла так расчувствоваться и отправить Борису проклятое сообщение, что скучаю? Думала, сделаю ему приятное, а вышло, что подписала себе приговор…»
Она все всхлипывала, а слезы никак не кончались. Горечь, которой была пропитана вся ее жизнь, вдруг выползла наружу огромным некрасивым чудовищем, и от нее стало трудно дышать.
«К чему я его полюбила? Знала ведь, что он женат… что у него состоятельная семья… и таким, как я, вход в его общество запрещен… будь я хоть семи пядей во лбу, а без должного образования и хорошей родословной я ведь никто», – горько вздыхала Таня.
Ей вдруг все показалось смешным – и образ, и псевдоним, который она придумала. А танцы – до отвращения грязными и порочащими ее саму.
«Ну, и черт с ними, с танцами. Вышвырнут из клуба, так вышвырнут. Дотяну как-нибудь две недели, пока царапины на лице заживут и синяк под глазом сойдет, а потом перекрашу волосы и устроюсь официанткой в какой-нибудь ресторан».
Она сползла с дивана и достала из холодильника бутылку початого бренди. Борису нравился терпкий вкус этого напитка, и он приносил его к Тане домой. Вот и Таня пристрастилась. Небольшая доза перед сном помогала отлично справиться с бессонницей и болью в случае растяжения связок.
Плеснула коричневой жидкости на дно бокала на короткой ножке. Зажмурившись, опрокинула в себя.
По груди растеклось приятное тепло. Недолго думая, Таня налила вторую порцию.
«Вот и все… уже немного легче, – разламывая шоколадку на маленькие квадратики, продолжала размышлять она. – Правда,