в моем доме…
– Не переживай, Танюша. Я завтра снова приду, – касаясь ее чуть припухших от поцелуев губ, пообещал он. – Принесу тебе все, что нужно, чтобы ты из дома не выходила. Только список напиши и мне по телефону пришли.
– Нет, Боря, я больше тебе писать и звонить не стану. Ни к чему это. Жена твоя не успокоится теперь, пока меня отовсюду не вытравит.
– А я тебе другой номер дам. Никто ничего не узнает.
– Может, не стоит? Я как-нибудь сама справлюсь. Не хочу я больше мишенью для твоей жены быть.
– Тань… – он погладил ее по щекам. Заглянул в глаза. – Ладно, не пиши. Я так просто приеду. Только скажи, чего тебе хочется, и я привезу.
– … если решишь приехать, привези кофе, шоколад и фрукты, – сдалась она.
– Хорошо, малышка.
Он посидел у нее еще немного и засобирался уходить.
– До завтра, Боря, – грустно улыбнулась ему Татьяна.
Она понимала, что так будет всегда. Никаких ночей в одной постели. Потому что у него есть жена. Даже если он ее уже не любит, семья всегда будет на первом месте.
«Если только… я не исполню его мечту, родив ему сына», – медленно запирая дверь на хлипкий замок, подумала она.
Лицо осветила улыбка. Если получится мальчик, Борис не сможет от него отказаться. Родная плоть и кровь мужского пола окажется дороже, чем плоть и кровь женского пола.
«Только в этом случае он может подать на развод и сделать меня своей женой. Ради сына Борис пойдет на все», – растекались в ее подернутом бренди сознании мысли.
– К ней ездил?
Мари стояла в полумраке холла в черном шелковом пеньюаре, отороченном кружевом и сверлила появившегося на пороге мужа презрительным взглядом.
–Маша! – вздрогнув, передернул плечами Борис. – Ты зачем меня пугаешь? Как привидение, честное слово!
– Я спрашиваю, куда ты ездил?!
Она перегородила ему дорогу и не желала пускать к лестнице.
– Покататься ездил. Нервы успокоить, – бросив на комод из резного дерева ключи от машины, буркнул он. – Нет у меня никого.
Взял в ладони ее лицо и заглянул в глаза.
– Веришь?
Мари вздрогнула. Запах. Едва заметный, улавливаемый больше интуицией, аромат другой самки. Запах соперницы.
– Не верю!
Он усмехнулся. Попытался ее поцеловать, но она с силой оттолкнула его от себя.
– Ты пахнешь ею! Ты был у нее!
Борис развел руками.
– Маш… ну, правда… не сходи с ума… мы же охрану веселим…
– Так прекрати из себя клоуна строить, чтобы мы никого не веселили! – взорвалась она.
– Я катался, милая. А если тебе не нравится, как от меня пахнет, то я приму душ.
Он подчеркнуто шумно чмокнул ее в щеку и двинулся к лестнице.
– Жду тебя в спальне. Готов доказать своей страстью, что не у кого не был.
«Подонок», – сжав кулаки, мысленно бросила ему в спину она.
Мари поднялась за ним следом. Дождалась, когда Борис заберется в душ и бросилась к его брюкам. Достала сотовый телефон и начала пролистывать сообщения. То, проклятое «Ты уехал совсем недавно, а я уже скучаю» в списке больше не значилось. Как и въевшийся Мари в память номер. Его тоже не существовало. Она проверила список звонков. Нет, проклятого номера от Тани не высвечивалось.
– Ты мне настолько не веришь, что готова рыться в моем телефоне? – раздался голос мужа.
Мари вздрогнула и от испуга выронила его телефон.
В одном полотенце на бедрах, он стоял у нее за спиной и ухмылялся.
Она подняла голову, и сердце сжалось – в голубых глазах Бориса сквозила ледяная усмешка.
– Думаешь, я не знал, что ты сразу же полезешь в мои вещи? – приблизившись к ней сзади настолько, что она ощущала исходящую после душа теплую влагу, ядовитым голосом произнес свой вопрос он.
Она выпрямилась и замерла. По спине, одеревеневшей от страха, пробежал холодок.
Борис наклонился и поднял с пола свой сотовый телефон.
– Я знал, Маша. – Совсем рядом выдохнул ей в шею он. – Поэтому оставил телефон без присмотра. Мне хотелось убедиться, что ты действительно настолько низко пала, что побежишь в нем рыться.
Мари молчала. Она стояла в черном шелковом пеньюаре, примерзнув к полу от ужаса, и не могла пошевелиться. Сердце дико стучало где-то в горле, руки подрагивали, и казалось, ей нечем дышать.
– А за то, что ты роешься в моих личных вещах, мне придется тебя проучить, – Борис приблизился к ней вплотную и впился в хрупкие плечи сильными пальцами.
Резко развернул ее к себе лицом. Сверкнул взглядом и с силой впился ей в губы грубым поцелуем.
– Пусти меня… – задыхаясь, попыталась вырваться она.
– Ты мне обещала сына… помнишь?
Он резко дернул черный шелковый пеньюар вниз, и ткань треснула.
– Пока ты живешь здесь, ты будешь делать то, что я прикажу… – властно сминая показавшуюся округлую грудь, прошипел Борис. – Поэтому марш в постель и постарайся сделать наше соитие хоть немного наполненным страстью!
Он толкнул ее к роскошной постели. Мари сдавленно вскрикнула и в тот же миг оказалась в подушках. Попыталась выбраться из приторного плена одеял, но Муж схватил ее за руку и бросил обратно.
Отшвырнув в сторону набедренное полотенце, он возвышался над ней полностью обнаженным, демонстрируя свою власть и восставшую от возбуждения плоть.
– Видишь, как я хочу тебя? – бесцеремонно разводя ей ноги сильными руками, ухмылялся он. – О какой другой женщине ты говоришь, а?
Резко разорвав остатки шелковой ткани, он обрушился на нее своим телом и тут же заполнил собой без остатка.
Влажные и горячие поцелуи покрывали ее шею и плечи, и Мари казалось, что еще мгновение – и ее стошнит от отвращения.
Она извивалась под его натиском, словно дикая кошка, впивалась острыми ногтями в крепкие и широкие плечи, но он уверенным движением руки завел ее запястья над головой и новой силой впился губами в скривившийся ротик.
– Мы будем трахаться до тех пор, пока ты не забеременеешь, милая! Даже не думай, что получится ускользнуть от своих обязанностей. Ты замужем, и навсегда останешься моей женой! А если еще раз посмеешь трогать мой сотовый телефон, я высеку тебя ремнем. Ясно?
В тот же миг с его губ сорвался хриплый рык, и Мари почувствовала, как противная теплая жидкость заполняет ее лоно.
Довольный яркой разрядкой, Борис выпустил ее из своих цепких объятий и откатился в сторону.
Мария лежала, стараясь не шевелиться. Противная, вязкая жидкость вытекала на простынь, а ее трясло от ненависти и отвращения.
«Никогда. Слышишь, никогда я не рожу
