Перед Яриком возле кассы стояла женщина с детьми, значит, пара минут у меня имелась. Я набрала Андрея сама. Но… выслушала долгие гудки, а потом включился голос автоответчика. Неужели и правда страшно занят?
Тут вернулся Ярик с билетами.
– Я не знал, какой ряд ты любишь, взял средний, места в центре.
– Спасибо, – выдавила я улыбку.
Ярик присел рядом, но о чем ещё говорить – не знал и заметно нервничал. Мне его даже жалко, если честно, стало. Возникло ощущение, что он так старается, прямо из кожи вон лезет, чтобы справиться с поручением Андрея – развлечь меня. Но у него плохо выходит, он это понимает и расстраивается. И лихорадочно придумывает, как исправить положение.
– До начала сеанса ещё есть время, может, на фуд-корт сходим?
– Нет, спасибо, – покачала я головой. – Не хочу ничего.
В этот раз мне даже врать не пришлось – никакого аппетита не было. У меня всегда так, когда плохое настроение.
– Ну, может, попить взять или мороженое? – не унимался Ярик.
Но я упрямо отказывалась.
– Ты, если чего-то хочешь, бери себе, а мне не надо.
Ярик вздохнул, но никуда не пошёл. Неловкое молчание сгустилось и стало почти невыносимым. До начала оставались какие-то минуты, но Ярику, по-моему, они показались бесконечными. Когда народ потихоньку начал стекаться в зал, он с таким явным облегчением вскочил с кресла и выдохнул чуть не с радостью:
– Пора! Идем?
Я вяло кивнула и поплелась вслед за ним. Фильм хотя бы избавит от необходимости притворяться и вымучивать темы для разговора.
Это была какая-то комедия, судя по тому, что время от времени в зале смеялись. Мы же с Яриком оба таращились на экран безмолвно и с каменными лицами.
Когда фильм закончился, и мы покинули зал, он изрек:
– Какая ерунда!
Другие зрители выходили с улыбками, и Ярик на них поглядывал с откровенным недоумением. Я же под предлогом, что хочу в уборную, снова позвонила Андрею и снова нарвалась на вереницу гудков без ответа. Вот это вот действительно ерунда!
– Куда пойдем? – спросил меня Ярик.
– Мне домой надо. Меня мама отпустила всего на пару часов.
Ярик молча удивился – ну да, он-то не знал про мою маму. Но если честно, я и так никуда бы не пошла – не хотела.
Ярик, наверное, это понял. Провожая меня, он больше не докучал своими историями, больше похожими на статьи из википедии. Просто брёл рядом, изредка бросая малозначительные фразы, типа: «Вон там у нас городская библиотека» или «А там ночной клуб, вроде как, самый популярный в городе, но я не был, не знаю…».
Я на всё кивала без особого участия.
– А вон там спорткомплекс. Андрей раньше туда ходил, занимался. Хоккеем. Там его хоккейный клуб.
– А сейчас?
– Сейчас – нет. Нельзя ему.
– Нельзя? – оживилась я.
– У него травма была в прошлом году.
– А что случилось? – не могла сдержать я любопытства.
Однако Ярик с ответом не спешил. Даже как-то замялся, словно очень не хотел рассказывать. Потом всё же произнёс:
– Да подрался он с какими-то гопниками прошлой весной, ну и огреб очень сильно. Голову ему разбили, колено раздробили. Ну и не только… Если честно, живого места на нем не было тогда. В больнице долго лежал. Уже не помню сколько операций ему сделали. Ну и с хоккеем пришлось завязать. Да и вообще со спортом. Он же и на физру не ходит теперь, нельзя ему.
Я ошарашенно на него уставилась. А Ярик, помолчав, добавил:
– Только это между нами. Андрей не любит говорить об этом. Так что и ты не распространяйся.
– Какой кошмар, – пробормотала я. В груди больно защемило от жалости.
– Да, ужасно, – согласился Ярик.
– И что, навсегда это?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Может, восстановится. Но вроде как, надежд особо нет.
– Вот так всё плохо? А так по нему даже и не скажешь…
– Ну да, – улыбнулся Ярик. – Ты просто его в том году не видела. Я в палату, помню, первый раз к нему пришел – аж перепугался. Весь в бинтах лежал, как мумия. Глаза как бы не забинтованы, но глаз не видно. Веки надутые, как шары, и аж черные. Ну и потом он долго хромал. Ну и так психовал очень. Чуть с катушек не слетел. К нему лишний раз подойти боялись.
– Да? – удивилась я. В зените спортивной славы я его, конечно, не застала и какой он стал потом – тоже не видела. Но сейчас Андрей мне казался очень миролюбивым и спокойным.
– Ну да. Но его можно понять. Он был там у себя лучший. Тренер с ним носился. Приезжали всякие шишки на него смотреть, куда-то уже звали… Представляешь, такие перспективы, а потом – раз и всё, никому не нужен. Считай, будущего лишился. Любой бы сорвался. Андрей ещё довольно быстро справился…
Я и не заметила, как мы прошли остаток пути. Странно, но когда мы заговорили об Андрее, неловкость и скука исчезли. Мы ещё минут тридцать стояли возле моего подъезда – Ярик всё рассказывал про Исаева, про то, как он когда-то блистал, какие победы принес, какой он вообще стойкий и как тяжело восстанавливался.
– Я не удивлюсь, если он ещё вернется в спорт, вопреки прогнозам врачей, – заявил Ярик. – И, если честно – хоть бы. А то тратит себя на всякую… ерунду. Как будто специально себя разрушает. С этими дебилами, одноклассниками нашими, в тепличке постоянно зависает, а там они что только не делают…
– А что такое тепличка? – Я это слово уже слышала несколько раз. И от девчонок из класса, и от парней, и вот теперь от Ярика.
– Вообще, изначально это был просто школьный пристрой. Что-то вроде склада под всякий хлам. Там сгружают всё ненужное. Ну, типа старые парты и стулья, спортивные маты изношенные и всё такое. Но там действительно тепло, даже душно – окон же нет, а отопление работает. Поэтому, наверное, так назвали. Но главная особенность теплички в другом, – Ярик хмыкнул. – Там собираются пацаны из десятых-одиннадцатых классов. Чтобы потусоваться. Вместо всяких вписок.
– Ого… – поразилась я. – Школьный вертеп какой-то… У вас так можно?
– Ну, конечно, нет!
– Но тогда как… почему твоя… – я осеклась, чуть не сказав «твоя мама». – Почему Эльза Георгиевна это позволяет?
– Она не позволяет. Она ничего про тепличку не знает. Думает, что там просто склад и всё. Камер же там нет, охраны тоже, вход отдельный. Ещё и с торца. Даже из окон не видно.
– А ты ей что, не рассказывал про эти сборища?
– Нет, конечно! – Ярик посмотрел на меня с изумлением. – Я могу тысячу раз не одобрять всего этого, но сдавать наших… тем более Андрея… ты что!
– Ну ладно ты, понятно, он – твой друг. А остальные… что, неужели никто не донес?
– А кто донесет? Учителя тоже не в курсе, они за школу не таскаются, что им там делать? Завхоз… вот завхоз знает, но с ним договорились, вроде как. Ну а ученики тем более будут молчать. Они же не самоубийцы. Понимают ведь, что за такое по головке не погладят… мягко говоря.
– Нет, у меня просто в голове не укладывается… у вас такая крутая школа… бассейн свой, спортзал такой шикарный и вообще всё… и такое под боком. И что, часто в этой тепличке Андрей бывает?
– Андрей? – Ярик посмотрел на меня долгим взглядом. – Андрей этой тепличкой, можно сказать, заведует.
– В смысле?
– Ну… у них это как бы не просто место, где можно без взрослых тусануться. У них это считается, – Ярик вновь снисходительно хмыкнул, – типа элитный клуб.
– Склад с хламом – элитный клуб? – У меня вырвался смешок.
– Ну, ладно, не элитный клуб, а, скажем, закрытое сообщество. Суть ведь не в антураже. Да и пацаны там, конечно, навели порядок. Обжили. Из дома что-то принесли. Но главное же не это. Туда, понимаешь, не каждый вхож. Не каждого туда впустят. Только тех, кого уважают. Кого Андрей уважает... Серьезно! Вот ты смеешься, а, между прочим, пацаны из кожи готовы лезть за аусвайс в эту тепличку. Да! Некоторые… ну, типа отрабатывают право попасть туда. Или платят за вход. Но это только на один раз. Типа дал деньги и сам потусовался там разок. Но потом – всё, до свидания.
– И что, неужели находятся желающие?
