о подобном…
Ярцев встает из-за стола, направляется ко мне. Заставляю себя остаться на месте, не позволяю себе пасовать перед ним. Не дождется, пусть это последний наш разговор.
– Избавь меня от патетики и пафоса. Этим будете друг перед другом дрочить, – обрывает меня грубо. – Разберись со своими родственниками. Уясни одно – У тебя две недели, чтобы заставить меня передумать отправлять твоих родителей за решетку. Потом я уезжаю в Америку, довольно надолго. Предложение имеет ограниченный срок.
– Родителей? Еще и маму мою решили приплести? Вообще отлично! – у меня начинается истерика.
– Да, мать тоже, – кивает невозмутимо. – Много где стоят ее подписи. Но так удачно что у них есть дочь готовая раздвинуть ноги в случае провала.
– Замолчите! Это ложь. Это тут совершенно ни причём. Я уже давно вам сказала, что не продаюсь! Все дело в этом, да?
Я отказала ему, и он решил вот таким гнусным образом поквитаться со мной? Немыслимо!
– На тот момент сумма не была озвучена. Сейчас другое, – каждое его слово бьет наотмашь. – Не отнимай мое время спектаклем. Я и так посмотрел достаточно.
Выражение его лица становится хищным, опасным. Глаза угрожающе суживаются. Чувствую, как по позвоночнику распространяется ледяной озноб.
Мне хочется обозвать его, послать. Никогда не сталкивалась с таким неприкрытым цинизмом и наглостью. Не могу поверить, что это происходит со мной наяву, что это не кошмарный сон. Этот урод снова все свёл к сексу! Я отказала ему, и теперь вот так мстит. Ненависть захлестывает, я больше не испытываю к нему ни капли симпатии. Только жгучую ненависть.
Ярцев неожиданно протягивает руку, убирает выбившийся из прически локон мне за ухо. Резко отшатываюсь. Хочется ударить его по руке, но сдерживаю порыв. Все еще помню, что передо мной начальник. Хотя уже пора забыть. Писать заявление на увольнение. У меня нет другого выхода. Наверное, он этого и добивается. Ну не может он всерьез предлагать мне такое! Это давление, намеренное, чтобы вывести на эмоции. Видимо, заранее все решил. А я как дура час перед ним распиналась, графики чертила. И он слушал!
– Я не собираюсь ни за что платить. Если вам не нравится, как я работаю, надо было прямо сказать.
– Работаешь ты нормально. Другие твои успехи думаю тоже весьма неплохи.
Снова оскорбление! Надо немедленно уйти. Только он теперь преграждает дорогу.
– Я не хочу больше продолжать этот разговор. Уясните уже, что я не продаюсь!
– Такие девочки как ты – всегда продаются, – издевательски выгибает бровь.
Ему наплевать на все мои доводы. Он все решил и подписал приговор.
Меня спасает стук в дверь. Заглядывает секретарь Ярцева.
– Демид Александрович, приехал Вавилов, – пауза. Переводит взгляд с босса на меня, видимо догадываясь что наш разговор, который она прервала – не штатный. – Простите, что прервала, но вы его знаете… Отвела в конференц-зал, – снова запинается.
– Хорошо, Инна. Я сейчас подойду, – зато Ярцев абсолютно невозмутим. Сразу забывает обо мне как о незначительном эпизоде. Лишь взглядом еще раз давая понять, что все что он мне наговорил – советует хорошенько обдумать.
Открываю и закрываю рот, не в силах ничего сказать ему.
Ярцев выходит, секретарша испаряется. Я же остаюсь стоять столбом посреди чужого кабинета. Он не приставал ко мне. Не коснулся ни разу, а я чувствую себя так, словно он уже поимел меня. Изнасилованной морально.
Нет. Этого не будет!
Не помню как добиралась до дома. Не отпрашивалась, просто вышла из офиса. Перед глазами – плотная пелена тумана. Хотелось кричать, устроить истерику. Но разумная часть меня понимала, что этим себе не поможешь, лишь наоборот. Сделаешь хуже.
Как никогда остро я ощутила потребность в своей семье. Как же хотелось маминых объятий! Но и тут я потерпела сокрушительный удар.
Маме конечно сейчас очень нелегко, нервничает из-за Петра очень сильно, с ума сходит. Только я и подумать не могла, насколько меньше волную ее, нежели муж.
Рассказала ей все как есть, хоть и стыдно было, противно. Никогда ничем подобным не делилась. Про Марата отмалчивалась, не посвящала в подробности. А тут – меня словно прорвало. Только мама отреагировала совсем не так как я ожидала…
– Ян, ты хоть представляешь сколько женщин гоняются за Ярцевым? Не думала, что ты у меня такая глупая, – качает головой.
– Что? Мам, ты о чем вообще сейчас? Ты меня слушала? Твой муж за моей спиной посмел бог знает что наговорить моему начальнику! Своему начальнику! Как он смеет, а? Меня в жизни так не унижали! – не могу успокоиться, трясет от возмущения.
– Яна, ты все неправильно поняла, – поджимает губы мама. – Что плохого в том, чтобы нравиться мужчине? Да, я тоже заметила, что Демид на тебя глаз положил.
– Это каким образом ты заметила?
– Ну, до дома подвезти предложил, на работе к себе взял.
– Это совпадения. Мы ведь сейчас не об этом! Мы говорим про Петра. Он с чего взял, что может давать за моей спиной подобные обещания? Сам в дерьмо вляпался, и за мой счет решил выползти?
– Яна, не груби пожалуйста. Где бы мы с тобой сейчас, если бы не Петр? Разве ты не помнишь, как плохо мы с тобой жили? Как я выбивалась из сил, чтобы у нас хотя бы еда каждый день на столе была! Не могла тебе новую одежду купить. Ты можешь говорить что угодно, осуждать меня, но я всегда буду за Петра! Это он помог тебя вырастить, когда я была в полном отчаянии. Может быть, я этого не показывала, но иногда даже мысль пробегала, что тебе было бы лучше в приемной семье. Потому что в одиночку, без родителей не смогла бы вытянуть тебя, дать полноценное образование. Ты же знаешь, я потеряла родителей слишком рано. Единственная родственница, которая у меня осталась – тетя Лида, сестра отца, выгнала меня из квартиры. Я осталась практически на улице, и почти сразу забеременела. Твой отец бросил меня.
Мама действительно редко рассказывает мне о своем прошлом. Не любит вспоминать. Я знаю, что ей было очень тяжело. Детство свое помню, нам действительно было очень непросто.
– Как наше прошлое связано с тем что происходит сейчас, мам? Ты хочешь сказать, за то что Петр помог нам, стал мне отчимом, я теперь должна платить таким вот способом? Он продал меня, мама! Продал, неужели ты не понимаешь?
– Тебе хочется видеть все в таком свете. Разве ты не понимаешь, что мы снова окажемся на улице? Но для тебя похоже это неважно, да?
– Я не верю, что
