Мухтар, обретя свободу помчался во всю мощь, по накатанной дороге вдоль домов; бежал сбоку саней, виляя корпусом и без усилия таща девчоночье тело, шумно дышал, но с азартом и наращивая скорость, а Эльмира, откинувшись на спинку саней, воображая настоящие нарты, кричала победным кличем индейцев, смеялась оповещая соседей о новом развлечении. Если Мухтар вдруг останавливался, зависая и утыкаясь носом в собачьи экскременты, то девочка, ворча, лепила снежок и пуляла в зад тормозившей собаке.
— Фу, Мухтар, брось каку, — притопывая сапогами по льду. — А ну, пошёл! — дергая за поводок и направляя собаку дальше.
Али бежал следом и улыбался, не веря глазам: пес дедушки и правда оказался ездовым. Ему тоже захотелось прокатится.
— Эля, тормози теперь я поеду.
Но пёс, увидев вдали мелкую собачонку, прибавил скорость, не позволяя остановить санки, несся вперед, игнорируя окрики и ругань хозяйки. Проехав по кругу соседний переулок, выехали на свою улицу и Мухтар, резко скосив поворот, перевернул санки: Эльмира, не удержавшись, выпала, уткнувшись лицом в глубокий снег на обочине.
Собаки сцепились. Шавка дико заскулила, поджав хост, Мухтар зарычал, но топтался рядом, не нападая. Али, нагнав упряжку, растерянно застыл на месте: то ли вызволять Эльмиру из сугроба, то ли разнимать псов.
— Али, где Эльмира? — крикнул издали, откуда не возьмись — Эдем. С его ракурса девочка не была видна — в белом пуховике сровнявшись со снегом. Подбежал ближе.
На шум выскочил сосед и разогнал псов, придержав запряженные Мухтаром санки.
— Пошли вон, кыш…фу…, - ругался на собак, пока мелкая шавка не поняла, что спасена и не дала дёру. — Эй, никто не пострадал? — оглядел детвору и передавая поводок Эдему.
Эльмира, испытывая унизительное фиаско собачьего забега, прикинулась невидимой, наивно ожидая что все не заметят её и разойдутся. Но пока ребята переговаривались с мужчиной, Мухтар, сбежав, подскочил к девочке и ткнувшись её в лицо, лизнул нос.
— Ты выдал меня! — осуждающе прошипела Эля.
Но пёс, будто в отместку за ругань и шлепки снежками, задрав заднюю лапу поссал на снежный холм и несколько раз ударив лапами по снегу, потрусил к воротам хозяйского дома, волоча опустевшие саночки.
— Животное! Смердюк! — крикнула собаке вслед, морщась от обиды и садясь на пятую точку.
— Так вот ты где, Элька! — подошел Эдем и уставился на мокрое, покрасневшее лицо Эли: шапка съехала на бок, волосы у лица намокли и прилипли к щеке, а в глазах глубокое страдание — такое не привычное для одноклассницы. — Ты упала в снег?!
— А, что, не видно? — Эля поморщилась при взгляде за желтое пятно рядом и отодвинулась подальше, сняв шапку, принялась переплетать косу.
— Мы приехали к вам, а дед твой сказал что вы гуляете с Али, — обернулся эдем взглянув на подошедшего мальчика. — Дай руку, помогу, — протянул ладонь, но Эля, послав суровый взгляд пареньку, надменно отвернулась, возясь с одеждой.
Эдем присел на корточки: положив руку на плечо девочки в поддерживающем жесте, заглянул в глаза. Эля, недовольно повела плечом, стряхивая руку друга, не желая видеть сочувствие.
Али по привычке стоял в сторонке, ожидая, когда конфликт рассосется сам.
— Ну не злись на Мухтара, пошли с горки покатаемся, чего ты собаку запрягла? Он же неприученный.
— Отстань, — стряхнув руку Эдема, поднялась без его помощи. — Никуда не пойду — я промокла и могу заболеть! — и обогнув парнишку, поплелась вслед за дворнягой — домой.
— Девочки странные, Эдем, — сделал вывод Али. — Они или командуют или психуют и ревут.
— Не все, Али. Но наша Элька такая…, - подтвердил Керимов.
Глава 24
Ряженные.
Сочельник в России дети ждали с нетерпением. Смастерив костюмы, обрядились в них, взяв персонажи романов русских классиков — Булгакова и Гоголя.
В канун Рождества Леония и Эльдар присоединились к празднованию в доме Романовых. Дети чуть не разнесли дом, носясь друг за другом, шаля и крича, хотя и считались подростками, пока Анна и Селим не разогнали и приказали идти петь колядки соседям — авось чего и наколядуют.
— Ну, как я вам в роли Вия? — спросил Али. — Внушаю ужас? — и загудел утробным голосом, отбивая эхо стен спальни.
Одетый в серо-коричневые лохмотья, в состаренной шапке-папахе, с длинным спутанными космами, закрывающими обзор близко походил на заявленный образ гоголевского героя.
— Вполне, Али, — одобрила Эльмира. — Кто будет тебе веки открывать для устрашения зрителей?
Эдем схватил длинную линейку и поддел кавказский головной убор. Али захихикал и вытаращив глаза, уставился на сестру.
— Замри и подчиняйся!
— Ага, щаз как сам замрёшь у меня — так замрёшь и превратишься в камень! — бросила надменный взгляд на брата.
Али спорить не стал и отвернулся. Эльмира и в роли кузины могла заморозить, и испепелить разом неугодного.
Эля взяла прообраз булгаковской Маргариты: надела плотный лиф, расшитый паетками и бисером с вуалевой юбкой — костюм театрального реквизита из университетского драмкружка.
Эдем и Али смотрели на девочку скептически: лёгкий сценический костюм смотрелся неуместно даже в отапливаемом помещении, не говоря уже о зимней погоде за окном, но мнение свое придержали — девочку переубедить было невозможно.
Нацепив на собранные кверху пышные волосы золотую корону и покрутившись у зеркала, Эльмира осталась довольна образом.
— Эдем, ты мог быть Мастером.
— Еще чего, быть этим маргиналом, — покривился Керимов. — И образа то у него и нет.
— А Бегемотом? — злорадно улыбнулась Эльмира. — Кот-Бегемот!
— Ну тоже мне эталон для подражания! Я самим Воландом буду, — и взмахнул полой кожаного плаща, найденного на чердаке у деда Александра. Напялив шляпу с высокой тульей, выуженную Эльмирой из антресоли, удачно вошел в роль справедливого повелителя тьмы.
Морозная ночь — на небе вёдро. Месяц, серпом повисший в ночи; где-то в соседних дворах слышались русско-народные песни и подвывание им собак — вот она славная русская деревня.
— Пойдемте к соседям — друзьям моих родителей, к чужим я не пойду, — запротестовал Али.
— А давайте звонить в любой дом — кто откроет тому и колядуем, — задорно предложила Эльмира, шествуя впереди мальчишек.
— Мне без разницы к кому идти, я все равно никого не знаю, — хмыкнул Эд, — проваливаясь ботинками по щиколотку в сугробы.
— Эдем, ты наберёшь в обувь снег, — заметила Эльмира.
— Ну и что, мне нравится. Где я еще его увижу, — демонстративно погружаясь в высокие сугробы, оставляя глубокий след.
Эльмира пожалела, что не надела высокие сапоги, а еще лучше валенки бабушки с чердака. Её мама и тетя Люция рассказывали, как в детстве зимой носили только их, но образ Маргариты этот вариант обуви сильно портил.
Соседей дома не оказалось и подростки, опечаленные и обиженные поплелись обратно. Эльмира без энтузиазма волокла метлу, Али и Эдем пинали снежную наледь на обочине и пытались слепить снежки. Собаки, заслышав прохожих просыпались и выскакивая из будок, начинали лаять и даже проникнув головой под забор, оскалившись, мечтали сцапать ноги потревоживших их прохожих.
— Вот, тут реально деревня, — произнес Эдем и кинул в очередную псину кусок снега. — На, подавись, злая собака!
Пёс заскулил, но не сдался, став еще злее, обгрызая забор с еще большим рвением.
— Ну ты тварь, сейчас наподдам тебе, — и начал накидывать мерзлый снег на разъярённую собаку.
— Эдем, брось его, еще отцепиться и перемахнет через калитку, — забеспокоилась Эльмира.
— О, злой какой, гляди, — не сдавался парнишка, вступив в противостояние с животным. — Даже не боится. А вот на тебе еще, — добавив новую порцию снежной пыли.
Псина скалилась и хрипела, пытаясь отстоять хозяйские постройки и себя.
Али собаку пожалел и отошёл в сторону, ожидая, когда другу надоест доводить животное.
— Эй, шпана малолетняя, вы чего собаку травите? — послышался мужской голос из соседнего проулка, и дети испуганно замерли. — Ща я ваш уши надеру, — и силуэт стал резко приближаться.
