него могло бы быть совсем другое воспитание, если бы ты рассказала о нем раньше.
— Не судите меня за то, как я жила.
— Я сужу тебя за то, что ты могла дать ему и не дала.
Я усмехаюсь.
— И если бы я могла сделать это снова, Камилла, я бы все равно выбрал то, что у меня было, а не это.
— Ты глупа.
— Возможно, — соглашаюсь я. — Но лучше быть глупой, чем мертвой.
Я ухожу, чувствуя, что она смотрит мне вслед. Платье волочится за мной, каблуки цокают по мрамору. Я чувствую на себе взгляды, я чувствую, что они наблюдают за мной, пока я иду к лестнице, но на последней ступеньке я чувствую, как мое тело начинает пылать. Я поворачиваюсь и вижу в дверях Габриэля, порез на его лице очищен, но костюм весь в крови, руки тоже. Он оглядывает меня, а после отворачивается, возвращаясь к своему разговору.
Внутри меня все сжалось, напряглось. Я знал, что это лишь вопрос времени, когда я сломаюсь.
Я несу Линкольна в свою комнату, обнимаю и укачиваю его, пока он не засыпает, потом укладываю его и закрываюсь в ванной. Я снимаю платье, оставляя на полу бело-красную кучу, и начинаю оттирать кожу у раковины, пока за моей спиной наполняется ванна. Я счищаю кровь до тех пор, пока кожа не становится красной от того, что я царапаю ногтями
В горле стоял комок, глаза горели. Только когда я лежу в ванне, приподняв раненую руку, чтобы она не намокла, я срываюсь.
Всхлип эхом отдается в ванной, отскакивая от кафеля.
Мои плечи вздымаются при каждом вдохе, щеки мокрые от слез, которые капают с подбородка в воду вокруг меня. Эти выстрелы эхом отдаются в моей голове, крики умирающих, как больная песня, звучат в моих ушах.
Как кто-то мог так жить, как кто-то мог смотреть на смерть так, как будто она ничего не значит? Это были люди, которых действительно стоило бояться.
Им не было дела ни до живых, ни до боли утраты. Они просто были.
И это ужасало. Как легко они отмахнулись от этого и забыли об этом.
Поэтому я позволяю себе плакать, потому что это напоминает мне, что я не чудовище. Я не такая, как они, даже если мне пришлось это пережить.
Слезы все еще капают, когда я умываюсь и вылезаю из ванны, сливая воду. Завернувшись в полотенце, я выхожу в спальню и замираю на месте.
Габриэль сидит посреди моей кровати, Линкольн рядом с ним.
На нем все еще окровавленный костюм, но руки чистые.
Он смотрит на меня, медленно оглядывает мое тело, затем переводит взгляд на мое лицо и хмурит брови.
— Ты плакала, — констатирует он.
— Ничего себе, — шиплю я, бросаясь к комоду. Я вытаскиваю единственную пару шорт и камисоль4. —Ты наблюдателен. Поздравляю.
— Почему, leonessa? — спрашивает он с неподдельным любопытством.
— Почему, что? — я возвращаюсь в ванную, чтобы переодеться.
— Почему ты плачешь?
— Ты действительно спрашиваешь об этом, Габриэль?
Он качает головой в движении, которое кричит о хищнике, оно звериное, принадлежащее скорее зверю, чем человеку, тому, кто не имеет представления о том, какой должна быть нормальная жизнь.
— Да.
Я качаю головой и отказываюсь отвечать, вместо этого запираясь в ванной, чтобы переодеться. Мое отражение смотрит на меня. Как это могло случиться?
Я должна была уйти в тот момент, когда узнала о существовании Линкольна внутри меня, я должна была уехать тогда.
Порезы на запястьях зарубцевались, немного покраснели, но, конечно, на церемонии никто не видел этих ран, их закрывали рукава моего платья. И, конечно, теперь у меня была новая отметина. Боль была не слишком сильной, и я была уверена, что это благодаря уколу, который сделал мне Девон.
Выйдя из ванной, я обнаружила, что Габриэль все еще ждет, хотя и смотрит на моего сына.
— Знаешь, — пробормотал мужчина. — Он очень похож на Лукаса в этом возрасте, но у него твой нос.
Я игнорирую его заявление, бормоча: —Я устала, Габриэль.
— Тебе нужна одежда, — он окидывает взглядом мои ноги. — Я организую для тебя машину на завтра.
Я киваю, соглашаясь, и он поднимается с кровати, делая несколько шагов ко мне. Я быстро отступаю назад, ударяясь позвоночником о комод.
— Ты не должна меня ненавидеть, Амелия.
— Нет, должна.
Он смотрит мне в лицо и тихо говорит: —Посмотрим.
Глава 13
Габриэль
Телефон звонит, когда за мной закрывается дверь.
— Слушаю, — отвечаю я, поднося трубку к уху.
— Ты нужен на пристани.
— У меня нет на это времени, Атлас, — рычу я. — Мне нужно разгребать гребаную бойню.
— Что случилось!? — требует он.
— На дом напали сразу после церемонии, семеро убитых, четверо раненых, — сыплю я цифрами.
— Ашер!?
— В порядке.
Он шумно вздыхает.
— Что происходит на пристани? — молчание. — Атлас, — приказываю я.
— На ваш груз напали до того, как он причалил, судно подверглось налету, а команда была убита. До полудня никто не проникал на судно, но все пропало.
— Что значит "пропало"?
— Исчезло, Габриэль. Все.
— Как!? — мой голос прогремел. — Это же товар на три миллиона долларов, Атлас! Как кто-то может забрать все это!?
— Я не знаю, брат, мы сейчас пытаемся все это выяснить.
— Я уже еду.
Я вешаю трубку, гнев нарастает так быстро, что я слышу, как кровь стучит у меня в ушах. Я с ревом отбрасываю телефон, аппарат ударяется о стену, разбивает экран и падает на пол. Дверь позади меня распахивается.
— Что происходит! — она в панике.
— Иди в свою комнату, Амелия, — предупреждаю я.
— Габриэль, — хмурится она. — Что случилось?
— Вернись в свою комнату! кричу я.
Она отступает назад, глаза расширяются от страха. Когда она оказывается достаточно далеко, я берусь за ручку и захлопываю дверь, запирая ее на ключ, а затем быстро поднимаюсь по лестнице.
— Я хочу, чтобы двое мужчин постоянно находились у ее комнаты, — приказываю я, как только оказываюсь в фойе, в ответ они смотрят на меня в ступоре. — Сейчас же!
Двое мужчин вскакивают и направляются наверх.
— Девон, Ашер, за мной.
Они подходят и следуют за мной, пока я выхожу на улицу, где светит солнце.
— Что случилось? — спрашивает Девон.
— Кто-то, блядь, предал нас, — прорычал я. — И когда я, блять, найду его, я разорву его на части.
***
На полу лежал ряд белых мешков, судно, стоявшее на якоре, было заполнено полицейскими и моими людьми. Люди в мешках были мертвы уже сутки, но при такой жаре можно было подумать, что прошла неделя. Это была вонь, с которой
