осуждала отца, как бы ни была им разочарована — любила. Он был её отец, другого у неё нет и не будет.
— Поехали домой, пап, — подала она ему пальто. — Сколько Гросс дал тебе времени? Может, поставил какие-то условия?
— Никаких условий он не поставил, — тяжело вздохнул отец, не сразу попадая в рукава. — Или я отдам винокурню, или ни банка, ни сына. А где он, кстати? — оглянулся отец, словно кто-то мог спрятаться в комнате.
— Кто, Ярослав? — открыла Алекс дверь. — Понятия не имею. Я его сегодня не видела.
«И вчера не видела. И совсем была бы рада не видеть», — подумала Саша, но вслух не сказала.
Одно время она пыталась за ним следить — её уровень доступа позволял просматривать в том числе записи с камер службы безопасности банка. Но она уже пожалела, что сунулась в эту грязь.
Поэтому ей было плевать, где и с кем её чёртов брат.
«Пусть катится ко всем чертям!» — добавила она, но это, кажется, уже было адресовано не ему.
— Отвези Ангелину домой, — сказал Давид водителю, отстёгивая ремень безопасности. — И на сегодня можешь быть свободен.
Он посмотрел на часы: менеджер частной авиакомпании сообщила, что экипаж самолета готов к вылету через сорок минут. Давид приехал вовремя.
— А вы, Давид Борисович? — спросил водитель в открытое окно, когда Давид вышел. — Может, забрать вас, когда вернётесь?
— Я сам разберусь, Миш. Спасибо!
— Давид! — выскочила следом на мостовую Лина. — Давид, не бросай меня!
— Ты в своём уме? — Давид остановился.
— Нет, не в своём, — схватив его за рукав, женщина преданно заглядывала в глаза. — Ты обещал. Обещал, если я тебе помогу, позаботится обо мне, о детях.
— Разве не этим я занимаюсь уже три года без какой-либо твоей помощи? — изогнул он бровь.
— Нет. Ты мстишь. Ты использовал меня, а теперь бросаешь.
— Бросаю?! Лина, окстись! Езжай домой.
Он едва не добавил «И проспись!», но сдержался. Знал, что она бросила, подсев на бутылку после смерти мужа. Знал, что старается. Ради детей.
— Давай, я тебе кое-что напомню, — снял Давид её руку с рукава, но задержал в своей. — Ты жена человека, который называл себя моим другом и предал. Умер он не по моей вине. И мне не за что ему мстить. Но однажды я обещал, что, если с ним что-то случится, о тебе и детях я позабочусь. И я сдержал своё обещание. Спасибо, что ты мне помогла, когда твоя помощь понадобилась. Но на этом всё, Лина. Тебе надо заботиться о своей семье. О себе я позабочусь сам.
— Давид, — выдохнула она, сжав его руку. — Ты же знаешь, между нами больше, чем твои старые обязательства. Всегда было больше. Не уходи. Пожалуйста! Дай нам шанс.
— Лина, — покачал Давид головой, стёр пальцем слезу с её щеки. — Между нами ничего нет. Что бы ты себе ни придумала. И никогда не было. Прощай! — он решительно шагнул на дорогу, чтобы перейти на ту сторону проезжей части, к зданию частного аэропорта, но она снова вцепилась в рукав.
— Это из-за неё, да? Из-за той кучерявой, что я видела в твоём офисе? Из-за Александры Квятковской?
Давид усмехнулся.
— Нет, Лина. Она тут совсем ни при чём.
Сбросил её руку. И пошёл.
— Конечно, причём! — кричала Лина ему вслед. — Я же видела, как ты на неё смотришь! Видела, как она смотрит на тебя!
Давид скрылся за стеклянными дверями здания, в которое вошёл, и всё же оглянулся. Михаил уговаривал Ангелину уйти с проезжей части и сесть в машину. Она отпихнула его, но потом всё же послушалась. Зло хлопнула дверью.
«Как она на меня смотрит? — усмехнулся Давид. — Да она выставила меня за дверь! И хорошо, если ненавидит. Ненавидит — значит, думает, помнит, проклинает. Но похоже, ей глубоко всё равно».
Алекс Квятковская получила что хотела — Давид не стал выдвигать обвинения против её брата. И на этом её миссия была закончена. Она дальше прислуживает своему неблагодарному отцу, подчиняется ублюдочному брату. Да, собственно, какого чёрта он вообще о ней думает!
Он переживал, что она забеременеет. Но прошло полтора месяца, если бы это случилось, то наверняка Алекс бы уже знала, и ей было что сказать Давиду. Но нет, значит, нет. В конце концов, не каждый половой акт заканчивается беременностью. Да и девчонка наверняка приняла меры предосторожности, если, конечно…
Нет, о том, что она может скрывать свою беременность, а тем более её подстроить, он не хотел даже думать. Он уже это проходил. Его подташнивало от одной мысли, что всё повторится: его начнут шантажировать ребёнком, обвинять в чёрствости, заставят торговаться, а потом… нет, Давид не мог об этом даже думать.
В конце концов, откуда Алекс могла знать, что он не воспользуется контрацептивом. Она и не смотрела надел он там что-нибудь или нет.
Всё произошло так стремительно, что даже Давид потерял голову.
Ему не давала покоя кровь. Немного. И он заметил кровавый след только когда пошёл в душ. Но и тут были простые объяснения. Во-первых, у неё могли начаться месячные — и тогда он вообще зря беспокоился о залёте. А во-вторых, он большеват для неё. Такое случается, да и ему было туго, тесно внутри неё. Это, конечно, субъективно — она зажалась, приходилось преодолевать сопротивление. И тот, кто был у неё до него, мог, мягко говоря, обладать небольшим достоинством. Те, кто у неё был, хотел добавить Давид, но осёкся, вдруг подумав…
— Да ну, нет, — сказал он вслух, мотнув головой. В двадцать один девственница — это нонсенс.
— Простите, — отозвалась стюардесса на его реплику.
— Это я так, тихо сам с собою, — улыбнулся ей Давид.
Девушка, забрав у него пальто, профессионально улыбнулась:
— Приятного полёта, Давид Борисович!
— Благодарю! — откинулся на широкую спинку кресла Давид. Вытянул ноги.
Он планировал поработать в полёте, но какая работа, когда в голове одна Алекс Квятковская.
Какая, блин, работа, если ему словно разворотили грудную клетку.
Во рту до сих пор ощущался вкус её кофе. Жаль, что не поцелуя. Жаль, что…
Дурак! Сам себя оборвал Давид на полуслове. Дурак, что думал, будто завершит начатое и на этом всё закончится — он её забудет, выкинет из головы. Нет, стало ещё хуже: он метался.
Между адом и раем. Между ненавистью к ней и её семейке и желанием забрать её у них и оставить себе.
Ну, ладно полтора месяца он напрягался, что она залетела. Ну, сейчас-то уже можно её забыть?
А
