помирились. И прямо там, стоя в луже, оба мокрые до нитки, договорились никогда больше так не делать. Не уходить. Как бы трудно ни было, оставаться и разбираться здесь и сейчас, а не сбегать, хлопая дверями.
Тогда ещё всё было по-другому. Но сейчас… Сейчас я не побежала.
Наверное, я должна была расплакаться. Прямо здесь, при Беккере. Он был бы рад.
Слёзы накипали. Беккер ухмылялся. Моя боль его веселила.
Не дождёшься!
— Это ты его позвал? — сглотнув комок в горле, спросила я ледяным тоном.
Беккер вытаращил глаза:
— Я первый раз в жизни его вижу. Он кто? Твой муж?
— Ты знаешь, мы развелись.
— Раз вы развелись, какой смысл? — удивился он на редкость искренне. — Да и зачем мне это?
И редкий раз был прав. Какой смысл Михаилу устраивать встречу с бывшим? Он понятия не имел, что мы из-за него ссорились. Не считал Марка соперником. Ни у кого меня не отвоёвывал.
И какой смысл мне переживать, извиняться и оправдываться, если Марк мне больше не муж?
Но я не верила в такие совпадения, что Марк нечаянно шёл мимо или решил зайти именно в этот ресторан. И вряд ли Марк за мной следил. Это было не в его характере. Да и выглядел он потрясённым не меньше меня.
Разумных объяснений я не находила, кроме…
— Как ты узнал, что я буду на Эффи, — спросила я.
Он заказал ещё шампанского и вообще выглядел довольным.
— Твоё имя есть в списках на их сайте.
— Как ты вообще узнал про Эффи? — несмотря на ледяной тон, я едва сдерживала слёзы.
Беккер это видел, и ему это нравилось. Нравилось, что у меня трясутся руки. Нравилось, как я его ненавижу. Нравилось, что боюсь. Ненавижу и боюсь — это было его любимое сочетание.
— Ну, скажем, мне рассказала одна твоя коллега. Приехала в клинику, обещала сделать шикарную рекламу, ну и между делом поделилась, какие вы пиздатые, и какая ты молодец.
«Завьялова… сука! — выдохнула я. — Значит, так ты решила отомстить? За премию? За Манна? Считаешь, я его новая любовница? Или просто для профилактики, что рот на чужое не разевала?»
— Этот ресторан тоже предложила она? — догадалась я.
— И даже столик заказала, — равнодушно, как любой самоуверенный мудак, каким он и был, ответил Беккер.
— Ну что ж, тогда за друзей, — подняла я бокал.
Беккер посмотрел на меня с нескрываемым удовольствием.
Так смотрит палач на тонкую шею жертвы.
Так паук рассматривает прилипшую к паутине муху.
Меня подставили, поимели, предали. А он наслаждается моим потрясением, прозрением, шоком. Тем, как стучат мои зубы о тонкое стекло бокала, как я глотаю шампанское, не чувствуя вкуса, как кусаю губы.
Наслаждался моей болью. Гневом. Страхом.
Знает, что я его боюсь.
Боюсь. И ненавижу.
Он испортил мне жизнь. Из-за него распался мой брак. Из-за него Марк окончательно ушёл и уже никогда не вернётся. И я всю жизнь буду жить в этом страхе, если…
— Отвезёшь меня домой? — взяла я сумочку.
— Конечно, — легко согласился Беккер.
У дома открыл мне дверь машины.
— Ты знаешь, я, правда, не собирался ни на чём настаивать, — сказал он, когда я вышла. — Решил, если ты останешься непреклонной, эта встреча станет последней. Но ты… — он развёл руками, — ты просто не оставила мне выбора.
— Это чем же? — удивилась я.
— Во-первых, устроила в ресторане сцену. Во-вторых, завела своим напором, страстью, с которой чуть не побежала за мужем, ненавистью, с которой на меня смотрела. Я и забыл, как хороша ты бываешь в гневе. Ну а в-третьих, — он улыбнулся, — потрясающе выглядела в этом платье. Замужество определённо пошло тебе на пользу.
— Ты мне угрожаешь?
— Упаси бог! Конечно, нет, — опасно блестели в свете фонарей его глаза и казались жёлтыми как у дьявола. — То есть я, надеюсь, до этого не дойдёт. Но теперь я хочу большего.
— Насколько большего? — не верила я своим ушам. Чёрт побери, ведь должна была догадаться, что одним ужином это не закончится.
— Ещё не знаю, — загадочно улыбнулся Беккер.
Как же мне хотелось стереть с его лица эту ухмылку. И мне удалось.
— Так может, продолжим? — спросила я.
Его брови уползли на лоб до самых волос.
— Серьёзно? Ты сейчас приглашаешь меня к себе?
— А ты чего ждёшь? Красную ковровую дорожку?
— М-м-м… а это даже интересно, — смотрел он на меня с нерешительностью, словно чувствовал подвох.
Но что могло пойти не так? Мы всё это уже проходили.
И он решился.
— Хм… всегда знал, что ты горячая штучка.
Расплатился с водителем и догнал меня у подъезда.
А едва переступил дверь квартиры, сразу расставил точки над «ё».
— Теперь отнекиваться поздно, — схватил он меня рукой за шею.
Припечатал затылком к стене, грубо впился в губы.
Как восемь лет назад, меня парализовало от страха. Его запах, его вкус, его напор.
Я едва могла дышать от ужаса. И почти не могла двигаться, чувствуя, как его руки задирают платье, как много, горячо у него в ширинке.
Восемь лет назад я в отчаянии вцепилась в его руки: «Нет! Миша, пожалуйста, не надо! Я не хочу! Не могу! Я не готова!»
— Ты никогда не будешь готова, — швырнул он меня на кровать. — Да мне это и без надобности.
Я больно ударилась бедром, скорчилась, застонала. Но ему было всё равно…
Я словно переживала тот кошмар заново.
Вот только я уже была другой.
— Может, всё же на кровать? — спросила я.
Мои руки проворно расстёгивали ремень на его брюках.
Меня трясло от страха, но сейчас больше всего я боялась, что он скажет: «А здесь тебе чем не нравится?» или потащит меня не в спальню, а в гостиную. А мне обязательно надо в спальню. И так, чтобы я могла дотянуться до тумбочки.
— Подожди, подожди, — выскользнула я.
— Да какого чёрта! — заорал он.
Его огромный багровый член, налитый кровью, уже торчал из ширинки, поблёскивая на головке смазкой.
— Только не говори, что ты опять не можешь, — наступал он.
— Я могу, могу, — тяжело дышала я. И от двери спальни пятилась к кровати.
Прошлый раз я смотрела на его лицо, перекошенное от ярости. Стараясь заглянуть в глаза, словно у дикого зверя, затянутые пеленой жажды, азарта, похоти. И от ужаса не понимала, что говорю.
Я умоляла его этого не делать. Упрашивала. Заклинала. Плакала. А он ударил меня наотмашь по лицу, чтобы я заткнулась. И я заткнулась, а он навалился сверху.
Сейчас я смотрела на его член. Моя бабушка, наверное,
