на коленях, очевидно, что она не в себе.
— Тебе нравится сосать этот большой член, правда, Аспен? — дразнит знакомый голос, но я не могу вспомнить, кто это.
Видео обрывается, но тут же начинается другое.
— Открой, — инструктирует парень.
Камера слегка приподнимается. Не настолько, чтобы показать его лицо, но достаточно, чтобы я смог разглядеть черно-красную куртку, в которую он одет.
Секунду спустя в мои уши проникает рвотный звук.
— Да, вот так, — говорит парень, а затем раздается смех.
— Боже, Аспен, — щебечет кто-то, очень похожий на Стейси. — Кто бы мог подумать, что ты такая шлюха?
После этого видео обрывается, но это неважно. Ущерб уже нанесен.
Тушу сигарету в пепельнице.
— Господи Иисусе, — оглядываюсь на Аспен, которая все еще лежит в отключке на кровати. — Тебе пиздец.
Ребята в академии Блэк-Маунтин — стервятники, они всегда ищут следующую жертву.
К несчастью для моей новой сводной сестры… они только что нашли ее.
Прошлое…
Закрыл глаза, пытаясь расслабиться и ожидая, когда пульсирующая боль станет более терпимой.
Раньше я думал, что существует только один вид боли.
Но оказалось, что она многогранна.
Острая боль, от которой перехватывает дыхание, потому что она застает врасплох.
Боль, о которой ты молился, чтобы поскорее прошла… потому что она постоянно насмехалась над тобой, и ты знал, что это лишь вопрос времени, когда она снова поднимет свою уродливую голову.
А агония, которая, как ты знал, будет постоянной… потому что она просочилась в твою душу и зарубцевалась.
В тот момент я испытывал первую…
Прячась от монстров в подвале… в ожидании второй.
Вздрогнул, крошечные волоски на моей шее встали дыбом от страха, когда послышались шаги, спускающиеся по лестнице.
— Трент.
Голос матери был мягким и бархатистым как одеяло, укутывающее тебя во время снежной бури.
Такой голос заставлял тебя простить все ее проступки.
Даже если ты знал, что не стоит.
Часть меня хотела промолчать, чтобы она вернулась наверх… но я знал, что, если так поступлю, будет только хуже.
Прищурившись в темноте, разглядел очертания ее фигуры.
— Я здесь.
Она потянулась к шнурку на потолочном вентиляторе, и подвал наполнился светом.
Мама была красивой. Настолько, что люди всегда комментировали ее внешность.
Она была высокой и стройной, с такой бледной почти просвечивающейся кожей, и голубыми глазами, такими яркими, что небо и океан меркли в сравнении с ними.
Но больше всего мне нравились ее волосы.
Длинные, шелковистые рыжие локоны, которые мягкими волнами спадали по спине.
Мама рассказывала, что в детстве над ней смеялись из-за ее рыжих волос, но я никогда не понимал почему.
Это делало ее другой… особенной.
Она выглядела как принцесса из сказки…
Но наша жизнь была очень далека от нее.
Я вздрогнул, когда она опустилась на колени и провела ладонью по моей щеке.
— Мне жаль.
Она всегда сожалела. Но одного сожаления было недостаточно.
Не тогда, когда одно и то же повторялось снова и снова… как будто постоянно проигрывалась одна из худших песен, которую ты когда-либо слышал.
— Закрой глаза, — прошептала она, но я покачал головой.
Вот в чем особенность постоянной боли…
Она мешает доверять. Не только другим, но и себе.
— Пожалуйста.
Я знал, что лучше не отказывать, поэтому согласился.
— У меня для тебя подарок.
Я не был удивлен.
Подарки всегда приходили после боли… как радуга после грозы.
Только грозы становились слишком сильными и повторялись слишком часто.
И укрыться было негде.
— Протяни руки.
Когда это сделал, то почувствовал на коже что-то сухое и чешуйчатое.
Открыл глаза и увидел ящерицу с синим брюшком, и меня охватило смятение.
Видел ее раньше, когда мама брала меня на прогулку. Я просил и умолял оставить ее, но она сказала, что мы не можем.
У отца было строгое правило не заводить домашних животных. Мама говорила, что это из-за того, что у него аллергия на собак и кошек, а птицы и рептилии ему просто не нравились.
— Я купила небольшой аквариум в зоомагазине на соседней улице, в котором мы можем его держать. Если только ты пообещаешь кормить его и ухаживать за ним.
Я кивнул так энергично, что удивительно, как у меня не оторвалась голова.
— Обещаю.
Провел пальцем по ее спинке, но потом остановился: — А как же папа?
Она одарила меня одной из своих великолепных улыбок: — Ну, нам придется держать это в секрете от него. Думаешь, у тебя получится?
Снова кивнул. Я так привык хранить секреты, что это стало второй натурой.
— Как ты хочешь ее назвать?
Я пожал плечами. Раньше мне никогда не разрешали заводить домашних животных, поэтому я не задумывался об этом.
— Она зеленая, — заметил я, — и чешуйчатая, — рассмеялся, когда она высунула длинный язык, — и довольно симпатичная. — Кермит, — объявил я, потому что она была зеленой как лягушка из моего любимого телешоу.
Конечно, это не лягушка, но достаточно похожа на нее.
Мама похлопала пальцем по ее крошечной головке.
— Это Кермит.
Я неловко сдвинулся с места, пытаясь собраться с духом, чтобы спросить: — Мама?
Ее голубые глаза смягчились: — Да?
Мне нужно было знать, почему.
Почему это было так больно?
Почему она позволила этому случиться?
Почему я это заслужил?
Звук открывающейся входной двери наверху заставил меня подпрыгнуть, и я попятился.
— Ничего.
Она побежала вверх по лестнице, а я отправился на поиски безопасного места для Кермита.
Жаль, что я так и не смог найти его для себя.
— Мам, — зовет низкий голос, разбудив меня.
Открываю глаза и смотрю на незнакомый потолок. Внезапно до меня доходит, что я не в своей спальне.
И я не одна.
Мозг пульсирует в черепе как молоток, бьющий по стене.
Оглядываюсь по сторонам и вздрагиваю, понимая, что нахожусь в подвале.
Что за…
Ужас пробирает до костей, когда замечаю, что лежу в постели Нокса.
Несмотря на адскую мигрень и изнуряющую усталость, поднимаюсь с матраса.
— Что, черт возьми, происходит?
Шок приковывает меня к месту, когда опускаю взгляд и вижу, что на мне нет ничего, кроме черной футболки.
Пахнущей им.
— Заткнись, мать твою, — хрипловатый голос Нокса доносится из-под одеяла.
Он что, блядь, серьезно?
Подойдя к кровати, вырываю подушку, на которой он спит, и бью его.
— Почему я в твоей спальне, мудак?
Он раздраженно шипит, переворачиваясь на спину, и если бы взгляды могли убивать, у меня бы уже не было пульса.
— Потому что я тебя здесь уложил.
С этими словами
