услышал. — А теперь? Теперь я, блядь,
уничтожу тебя.
Он обхватывает мое запястье и двигается вперед, пока я не упираюсь спиной в стену.
— Давай, попробуй… рискни, — свободной рукой хватает меня за подбородок. — Может, тогда ты научишься не угрожать тем, что не можешь выполнить.
— О, это не угроза, Нокс. Это, блядь, обещание, — уверена, улыбка на моем лице выглядит по-идиотски, но мне все равно. — Сначала я расскажу твоему папочке обо всем, что ты со мной сделал. А потом подам заявление в полицию, — провожу пальцем по его щеке. — И наконец я предстану перед судом и прослежу за тем, чтобы справедливость восторжествовала, — показываю на свой рот: — И улыбка на моем лице сейчас? Посмотри на нее внимательно. Потому что ты увидишь ее снова, когда тебя отправят обратно в чертову психушку, где тебе самое место.
Он так сильно дергает меня за волосы, что я вскрикиваю.
— Ты собираешься попытаться уничтожить меня, да?
Пронзаю его злобным взглядом: — Не попытаюсь… а уничтожу.
Точно так же, как он уничтожил меня.
Хватка на волосах усиливается, и он наклоняет голову, скользя носом по моему горлу.
— Ты кое о чем забываешь, Бродяга.
— О чем же?
— Твой маленький план займет некоторое время, — он впивается зубами мне в шею, и я вскрикиваю от боли. — Когда моему потребуется всего несколько минут, — закрываю глаза, когда его пальцы нависают над горлом в угрозе сжать. — Я думал, у тебя хватит мозгов не угрожать кому-то разрушением жизни. Особенно тому, кто вполне способен покончить с твоей.
Сопротивляюсь, царапаю его ногтями, чтобы полиция позже смогла собрать улики… но Нокс крупнее. Сильнее.
Он со всей силы прижимает меня к стене. Мгновение спустя его пальцы сжимаются на моем горле.
Вот и все.
Он наконец-то убьет меня.
Если он ждет, что я буду умолять не делать этого, то быстрее рак на горе свистнет.
Удерживаю взгляд, пока он медленно, тщательно выдавливает воздух из моих легких, как будто делал это уже сотни раз.
Черт, может, так оно и есть.
На краткий миг поддаюсь страху. Есть так много вещей, которые хотела сделать в жизни.
Поступить в колледж.
Когда-нибудь открыть пекарню — правда, это несбыточная мечта, потому что не очень практичная, но все же… я хотела этого.
Внезапно он ослабляет хватку.
— Тому, кто из кожи вон лезет, чтобы помочь тебе.
Открываю рот, чтобы спросить, о чем, черт возьми, он говорит, но Нокс делает шаг назад и ворчит: — Я нашел тебя на улице прошлой ночью.
Растерянно моргаю: — Что? Где?
Он подходит к тумбочке и достает сигарету из пачки.
— Перед домом, — подносит зажигалку к концу сигареты и делает затяжку. — Шел сильный дождь, и, судя по всему, ты находилась там довольно долго. Я пытался тебя разбудить, но ты была в отключке. Как только поднял тебя, тебя вырвало, поэтому подумал, что не следует оставлять тебя одну, — он смотрит на меня угрожающим взглядом: — Я привел тебя сюда, чтобы присмотреть за тобой.
Опускаю взгляд на футболку, которая на мне надета.
— И снял с меня одежду.
— Ты промокла и дрожала. Поверь, я вовсе не хотел видеть твою волосатую киску.
Щеки заливаются краской от унижения, но я быстро прихожу в себя.
— Ну, если ты ждешь благодарности…
— Нет.
Собираю свою одежду с пола.
— Ты клянешься, что не имеешь к этому никакого отношения?
— Аспен, — ждет, пока я посмотрю на него, прежде чем сказать: — Если бы я хотел подставить тебя, я бы сделал это сам. Я бы не стал нанимать других людей, чтобы они делали за меня грязную работу.
Как бы хреново это ни звучало, в его словах есть смысл.
Я направляюсь к лестнице, и тут меня осеняет. Сейчас два часа дня.
— Я пропустила завтрак.
Отец Нокса строго следит за тем, чтобы мы ели вместе как одна большая счастливая семья. Вероятно, он не был в восторге из-за моего исчезновения.
— Я тебя подстраховал.
Мнусь на месте.
— Что ты им сказал?
Он стряхивает пепел и пожимает плечами: — Что ты больна и осталась в постели.
Приподнимаю бровь: — А мама… — прерываюсь на полуслове, когда понимаю, что она не стала меня проверять. Потому что ей все равно. Никому нет дела.
— Верно, — с этими словами поднимаюсь по лестнице, но не раньше, чем слышу, как Нокс рявкает:
— Это еще не конец, Бродяга.
Понятия не имею, о чем он говорит. И оборачиваюсь: — Что…
— Ты угрожала мне, — он затягивается сигаретой и выдыхает дым в мою сторону, — а у каждого поступка есть последствия.
Утро понедельника, и хотя понедельники, как известно, отстой… этот особенно плох.
Не сомневаюсь, что почти все видели это видео.
Вытираю потные ладони о клетчатую юбку, когда Нокс заезжает на школьную парковку.
Жду, что он начнет меня дразнить, особенно после предупреждения, которое сделал пару дней назад, но он молчит… за что я ему сейчас благодарна.
Внутри все опускается, когда он глушит двигатель. Больше всего на свете хочу убежать подальше от этой адской дыры и забыть обо всех и обо всем.
Нокс замирает, вертя ключи на пальце, словно ожидая, что я сделаю первый шаг.
Но я не могу.
Замираю на пассажирском сиденье джипа, не желая выходить.
Потому что знаю, что стоит мне это сделать, начнется настоящий ад.
Одинокая слезинка скатывается по щеке, чувствую себя такой униженной, что закрываю глаза, сжимая жемчуг, подаренный отцом.
Боже, как бы я хотела, чтобы он был сейчас здесь.
— Ты опоздаешь, — говорит Нокс спустя минуту.
— Я не против.
Его челюсть сжимается: — Бродяга…
— Ты, блядь, не понимаешь, — огрызаюсь в ответ, желчь подступает к горлу. — Мне нравилось быть неудачницей. Да, иногда это было отстойно, и мне было одиноко, но по большей части я оставалась незамеченной. Никто не обращал на меня внимания, и всем было наплевать на то, что я делала, — крепче цепляюсь за жемчужины. — А сейчас? Я никогда не смогу слиться со стеной. Никогда не смогу войти в класс и не думать, что шепот, который слышу, относится ко мне. Когда люди посмотрят на меня сейчас… в их глазах я уже не буду зажатой ботаничкой, которая носит жемчуг и получает хорошие оценки. Они будут видеть меня только с членом во рту. И подумают, что это все, чего я стою.
Он откидывается на сиденье.
— Ты права, — его голос отдается низким рокотом в ушах. — И что ты собираешься с этим делать?
Не