понимаю, на что он намекает.
— Что ты имеешь в виду? Я ничего не…
— Вот именно, — огрызается, прерывая меня, — ты ни черта не можешь сделать с тем, что произошло, — он открывает дверь и выходит. — С таким же успехом ты можешь войти и признать это.
Господи. Он сумасшедший.
— Быть шлюхой?
— У девяноста девяти процентов девчонок, разгуливающих по школе, был член во рту, Бродяга. Ты, блядь, не особенная.
— Может, это и правда, но их не накачивали наркотиками и не записывали на пленку без их…
— Бу-бу-бу, блядь, — насмехается он, прежде чем заговорить серьезно. — То, что их восприятие тебя изменилось, не значит, что изменится и твое.
С этими словами он захлопывает дверь и направляется к машине Шэдоу.
Хотя Нокс и грубый мудак, в чем-то он прав.
Я не могу изменить то, что произошло, или то, что люди будут думать обо мне теперь.
Но могу изменить свою реакцию на это.
Я все еще могу быть ботаничкой, который носит жемчуг и получает хорошие оценки.
Кроме того, до окончания школы осталось всего несколько месяцев. Я больше никогда не увижу этих людей.
Вылезаю из джипа с гордо поднятой головой, игнорируя все шепотки и тычки пальцами, пока иду к своему шкафчику.
— Ты в порядке? — спрашивает Бри, когда я перекладываю учебники в рюкзак.
— В порядке.
И хотя это неправда… притворяюсь, что это так.
Потому что создавать вымышленный образ для окружающих — то, в чем я всегда была хороша.
— Выспался?
На лице Кена Ракмана отражается замешательство, когда тот открывает глаза и оглядывает пустое футбольное поле.
Он пытается пошевелиться, но это ему ничего не даст, потому что он прикован наручниками к игровому табло.
— Какого хрена? — борется с наручниками, но учитывая, что движения слабые, он еще не пришел в себя. — Что, черт возьми, ты делаешь, урод?
Взяв полицейскую дубинку отца, хлопаю ее концом по своей раскрытой ладони.
— Мне нравится называть это — отплатить той же монетой.
Из-за сонливости, вызванной торазином, который я подсыпал ему в бутылку с водой перед школой, его речь невнятная. Подумывал о том, чтобы накачать его снотворным, как они это сделали с Аспен, но хочу, чтобы он запомнил каждый момент.
— О чем ты говоришь?
Останавливаясь, осматриваю дубинку.
— Я слышал, ты немного повеселился с моей сводной сестрой в эти выходные.
Он фыркает: — Скорее, она немного повеселилась со мной, если ты понимаешь, о чем я…
Бью его дубинкой по щеке и ухмыляюсь, когда струйка крови сочится из его рта.
— Почему тебя это волнует? — выплевывает, его лицо искажается от боли. — Все знают, что ты ненавидишь Аспен. Черт, если уж на то пошло, я оказал тебе услугу, урод.
Наклонившись, приближаюсь к его лицу: — Я не нуждаюсь в твоих услугах.
На его лице снова появляется замешательство.
— Ладно. Принято к сведению. Но я все равно не понимаю, почему ты защищаешь ее.
Бью по другой щеке открытой ладонью, потому что такой человек, как он, не заслуживает моих кулаков.
— Слышал, ты поступил в Нотр-Дам.
Он приподнимает бровь: — Да… да, поступил. Но какое, блядь, это имеет отношение к делу?
Пронзительный вой прорезает воздух, когда бью дубинкой по его правому колену, наслаждаясь хрустом, который оно издает.
— Поздравляю, чувак. Жаль, что ты не будешь играть за них в футбол.
Или за кого-нибудь еще.
По его крупной фигуре пробегает дрожь.
— Мне жаль, Нокс. Это то, что ты хочешь услышать?
Нет. Слишком поздно извиняться. Что сделано, то сделано.
— Пожалуйста, — умоляет он, когда снова поднимаю дубинку над головой, — я сделаю все, что ты захочешь, Нокс. Все, что угодно.
Делаю паузу, решая немного позабавиться с ним.
— Что угодно?
Он энергично кивает: — Все, что угодно, чувак. Только не заканчивай мою карьеру из-за какой-то сучки, которая не нравится ни одному из нас.
Вздыхаю: — Ты какое-то время не сможешь играть, но я ударил только один раз в правое колено, так что есть все шансы на полное восстановление.
Он выдыхает с облегчением: — Да.
— Но раз уж ты предлагаешь мне все, что захочу… наверное, мне стоит воспользоваться предложением, да? — Вставая между его ног, поглаживаю подбородок. — Решай, решай.
Он тяжело сглатывает: — Что бы это ни было, я с тобой, — и начинает сыпать предложениями: — Хочешь, чтобы я трахнул кого-нибудь для тебя? Будет сделано. Хочешь, чтобы помыл твой джип? Без проблем. Хочешь, чтобы угощал тебя обедом каждый день до конца года? Ты получишь и это, братан. Черт, я даже буду растирать тебе ноги…
— Хочу, чтобы ты отсосал мне.
Его лицо искажается в отвращении: — Какого хрена? Я не педик.
Выдерживаю его взгляд.
— Почему нет? Это то же самое, что ты заставил Аспен сделать с тобой после того, как эти сучки накачали ее наркотиками, — пожав плечами, указываю на дубинку. — Но раз ты отказываешься, мне придется закончить начатое.
Он настороженно смотрит на меня: — Ладно.
Прикладываю ладонь к уху: — Что?
Он опускает голову: — Я сделаю это.
Расстегивая свободной рукой молнию, придвигаюсь ближе: — Ты также проглотишь мою сперму как хороший мальчик?
Он выглядит так, будто его вот-вот стошнит.
— Господи.
— Так? — огрызаюсь, вынимая член из штанов.
Его глаза закрываются: — Все, что ты захочешь.
Достаю телефон и нажимаю кнопку записи.
— Тебе ведь понравится сосать этот большой член, правда? — Когда он не отвечает, хватаю его за затылок: — Скажи мне, как сильно тебе понравится сосать его.
— Мне понравится сосать твой большой член, — хрипит сквозь зубы. — А теперь мы можем покончить с этим дерьмом?
— Открой, — инструктирую я. И он нехотя открывает рот. — Боже, Кен, — выдыхаю, подходя ближе. — Кто бы мог подумать, что ты такая шлюха?
Злобно ухмыляясь, выпускаю струю мочи ему в рот. Он что-то бормочет и давится, прежде чем вытереться.
И тогда я снова и снова бью дубинкой по его другому колену, сминая до тех пор, пока от него не останется только дряблая кожа. Хватаю его за подбородок, заставляя посмотреть на меня полными слез глазами и мокрым лицом.
— Если кто спросит, на тебя напали двое мужчин в лыжных масках, так что ты не смог разглядеть их лиц.
— Да пошел ты, — рычит он. — Я скажу полиции, что это был ты.
— А я позабочусь о том, чтобы мой отец — отчим Аспен и агент ФБР — узнал, что ты с ней сделал, — указывая на телефон, бросаю на него ледяной взгляд. — Я
