Джош кивнул.
– Достаточно приостановиться и подумать о том, что мы еще связаны с нашим прошлым или должны быть связаны. Я много думаю об этом, когда приезжаю сюда. Конечно, у египтян свои проблемы, они пытаются сделать Египет современной страной, но здесь хорошо вспоминается, что мы должны прийти к соглашению с нашим прошлым и сделать его частью нашего настоящего.
Солнце скользнуло за гряду высоких песчаных дюн. Потом лучи его проникли в просвет между дюнами и отразились в поразительно красивой полосе оранжевого огня, протянувшегося через Нил. В следующую минуту солнце ушло совсем. Река стала синей, потом черной. В воздухе разлилась прохлада. Здесь не было сумерек, долгих и медленных; только солнечный свет и потом сразу темнота, заглатывающая землю, оставляя лишь россыпь огней на берегу, которые намечали контуры Нила.
– Пойду переоденусь к ужину, – сказала Анна. И встала, потягиваясь; она просидела неподвижно все время после обеда. – Хорошо?
– Конечно, – сказал Джош. Он встал вместе с ней. – В восемь часов? Мы можем поесть здесь или в кают-компании.
– Здесь, пожалуйста. И в восемь часов отлично.
Она прошла в каюту, куда Джош отнес ее вещи. Это была маленькая комнатка с двуспальной кроватью, покрытой белым одеялом, столиком и шкафом из дерева оливы, креслом, обтянутым голубым китайским шелком. Окно было сделано во всю стену каюты, и сейчас слегка приоткрыто, Анна могла слышать спокойный плеск волн о борт яхты. За дверью находилась крохотная ванная, выложенная розовой мраморной плиткой, с ванной, достаточно большой для ребенка или для взрослого, если сидеть, согнув колени. Анна улыбнулась. Ей нравилось все, что она видела. Ей нравилось все, что происходило.
Но ее улыбка померкла. «Здесь хорошо вспоминается, что мы должны прийти к соглашению с нашим прошлым и сделать его частью нашего настоящего. Да, – подумала она. – Я знаю. Только дай мне еще несколько минут».
От воды в ванне шел пар, она сидела в ней, погрузившись до подбородка, смывая утреннюю пыль, чувствуя себя бодрой и чистой. Она высушила волосы и оставила их свободно лежать на плечах, надела просторное длинное платье из тончайшего золотистого шелка. Когда она вернулась на палубу, Джош уже ждал ее; на нем были слаксы, рубашка с открытым воротом и синий блайзер. Когда она подошла, он восхищенно посмотрел на нее.
– Ты чудесно выглядишь.
– Ты тоже. Но эта яхта заслуживает того, чтобы мы наряжались, Джош, она такая прекрасная.
Он улыбнулся.
– Я тоже так думаю. У многих моих друзей есть яхты, но эта моя любимая. И должна быть самой лучшей для тебя. – Он смотрел на Анну. – Я купил тебе кое-что в Луксоре перед твоим приездом. – Он достал небольшой футляр из кармана блайзера и стал наблюдать, как она будет открывать его. На бархате внутри футляра лежало ожерелье из овальных отполированных кусочков бирюзы, соединенных между собой тонкими золотыми стерженьками. У Анны захватило дух. – Бирюза и золото, – сказал Джош. – Цвета фараонов. А если бы я мог выбрать для тебя что-нибудь из одежды на сегодняшний вечер, то выбрал бы золотистый шелк.
– Какое оно красивое, – сказала Анна и протянула ожерелье Джошу, чтобы он застегнул его у нее на шее.
Он постоял у нее за спиной, изучающе разглядывая.
– Супруга фараона, – тихо сказал он, – но гораздо красивее. И гораздо живее, не мумифицированная и, следовательно, как я понимаю, готовая ужинать.
Он взял ее за руку и провел к столу, накрытому для ужина, передвинутому, в место, защищенное от ветерка, который к вечеру немного усилился. Джош наполнил бокалы вином и поднял свой.
– Я рад, что ты здесь. Мне нравится видеть Египет твоими глазами. Хорошо, когда кто-то напоминает тебе как он выглядел в самом начале, мы слишком быстро это забываем. Так что спасибо тебе, ты помогаешь мне смотреть свежим взглядом на место, которое я люблю.
– Спасибо тебе за то, что взял меня сюда. – Анна дотронулась своим стаканом до его стакана. – Я чудесно провела время.
Они ели медленно, сидя близко друг к другу, тихо переговариваясь, пока приносили одно блюдо за другим, начиная с «тахини» и супа, а затем тушеный рис со специями и говядиной, поданной на больших кругах хлеба.
– Мне всегда нравилось экспериментировать с едой, – сказал Джош, накладывая себе еще рису. – Дора никогда этим не занималась.
Анна бросила на него быстрый, удивленный взгляд. Он не говорил о Доре уже несколько месяцев.
– У нее было нежное небо и никогда не соглашалась на что-то иное, кроме самой изысканной пищи. – Его голос был непринужденным и задумчивым. – Думаю, это дало ей повод оставить меня, когда она сделала открытие, что я не отвечаю ее требованиям к отличному мужчине.
Брови Анны удивленно поднялись.
– Она хотела уйти?
– Она все вела к этому. С потрясающей регулярностью заявляла мне, что не останется, если я не изменюсь и не стану таким, каким она хочет меня видеть. Я этого не сделал бы, а она не перестала бы требовать таких вещей, поэтому я сказал, что она должна уйти. – Он наклонился и подлил вина в бокалы. – Это кажется скучным и избитым даже мне; могу себе представить, как часто ты слышишь вариации всего этого в своем кабинете. Но мне это казалось важным. Я жил с двумя другими женщинами, и оба раза что-то не получалось; им было жаль, мне тоже, но мы оставались друзьями. Я точно знал, что не хочу жениться на Доре, но какое-то время нам было хорошо вместе, так что это была еще одна неудача. Я знал, что мог бы измениться в угоду ей, если бы захотел, но я не хотел. Это сказало мне больше о моих чувствах к ней или об отсутствии таковых, чем все остальное.
– Чего она хотела от тебя? – спросила Анна. Он усмехнулся.
– Это был длинный список. В эгоцентрическом мире Доры ничего никогда не было достаточно. – Он сделал паузу, мрачно сжав губы. – Что, как мне показалось, я увидел в Доре в первый раз и в течение нескольких месяцев после того, как она переехала ко мне, так это неутолимое желание все испробовать. Но это обернулось неутолимым желанием всем обладать. Нет, даже более того. Это была потребность владеть и управлять, манипулировать, склонять все и всех к выполнению своей воли.
Он замолчал.
– Кажется, это в ней от отца. В любом случае, через некоторое время, несмотря на ее привлекательность и обаяние, я видел лишь желание руководить и бесконечное восхищение самой собой. И так обстояло дело, когда я вернулся к своему обычному распорядку дня с работой по четырнадцать часов в день шесть-семь дней в неделю. Дора хотела, чтобы я больше времени проводил дома. Кажется, многого она не требовала, и, конечно, я мог бы выполнить эту просьбу. Но к тому времени я этого не хотел. Я всегда работал безумно много и до того, как мы стали жить вместе, и я не видел причин оставаться дома. – Он разглядывал свой бокал. – Если быть точным, то не всегда я работал, как сумасшедший. Я стал загружать свои дни, когда погибли мои родители, и это стало образом жизни. Сначала прошлое было средством для бегства от действительности, а потом приносило больше всего удовольствия. Я всегда знал, чем что кончится; не было никаких сюрпризов. Сейчас это кажется слабой позицией, но многие годы она меня удовлетворяла и я не задавался вопросами на этот счет.
