— Дима, — Вячеслав Анатольевич обнял вошедшего Дмитрия и крепко прижал его к себе, надолго задержав в крепких объятиях. — Чертовски рад тебя видеть.
Дима натянуто улыбнулся, начиная сомневаться в том, что сможет сделать то, что вынужден был сделать. Вячеслав был искренне рад его видеть, совершенно не подозревая о том, что ему уготовано. А между тем, состояние Димы было нельзя описать никакими словами. Он чувствовал себя так, словно оказался внутри замка с глухими стенами, совершенно один. И вот он кричал и кричал, но это был безмолвный крик ужаса, который никто не мог услышать.
Дима никогда не был верующим человеком, но именно сейчас, в эти самые минуты, он сидел и пытался воззвать к Богу. Пусть неумело, пусть он не знал, как это делать правильно, но он молился, потому что никакого выхода из этого положения не видел.
— Присаживайся, — дядя Слава тепло улыбнулся Диме и указал на стоящий справа от него диванчик, а сам устроился напротив, — Очень рад тебя видеть, сынок. Ты даже себе не представляешь, насколько.
Дима снова изобразил на лице кривоватую улыбку и, схватив стоящий на столике бокал виски, залпом осушил его, не дожидаясь тоста за встречу. Лишь бы только дядя ничего не заподозрил, иначе весь план полетит ко всем чертям.
— Что-то не так? Ты какой-то напряжённый, — вопрос Вячеслава Анатольевича ударил по и без того натянутым нервам, и Дима дал знак официанту снова наполнить его бокал.
— Нет-нет, — торопливо ответил он и снова натянуто улыбнулся, — Со мной всё в порядке.
— Ты просил о встрече, — дядя Слава прикурил тонкую сигару и откинулся на спинку дивана, кладя ногу на ногу и выпуская вверх колечко густого дыма, — У тебя что-то стряслось?
Так и хотелось крикнуть в ответ: «Да, стряслось, но одно моё слово, и погибнут любимые мною люди.» Но Дима просто молчал.
— Нет…папа, просто захотелось увидеться, вот и всё, — это обращение «папа» далось Дмитрию с огромным трудом, но он не имел права вызвать какие-либо подозрения.
— Это хорошо, — кивнул Вячеслав, — У меня как раз свободный вечер, и я с удовольствием проведу его с тобой.
Он замолчал, потому что официант принялся расставлять на столике закуски и напитки и теперь только смотрел на Дмитрия лучистым взглядом голубых глаз. И от этого взгляда становилось ещё хуже, чем могло быть вообще.
— Я ездил на могилу твоего отца, — дядя Слава вдруг стал серьёзным и в упор посмотрел на Диму, — Ты знаешь, я очень рад, что вы есть в моей жизни. Вы оба. Несмотря на то, что Сергея больше с нами нет, ты — его достойное продолжение, наш с ним сын. Я горжусь тобой, помни это, сынок.
Если Дима считал, что он уже прошёл все круги Чистилища перед тем, как его определили в ад, он был неправ. Именно сейчас, когда этот человек, который умрёт от его руки через несколько минут, сказал, что гордится им, он понял, что проходит последний круг. Это было невыносимо, но он не имел права выбрать ничего другого. А что, если рискнуть и всё рассказать? Что, если именно дядя Слава может помочь ему? Ведь, возможно, решение на самом деле очень простое и он сам его не видит.
— Пап, я…
Дима не договорил. Вячеслав Анатольевич дал ему знак подождать и отвлёкся на кого-то, кто звал его от двери.
— Я сейчас, Дим, подожди немного.
Он встал с диванчика и потрепал Дмитрия по волосам, отходя к бару, а Дима понял, что это его единственный шанс совершить то, что он должен был совершить. И всё равно он колебался, потому что выбор, который он должен был сделать, встал перед ним во всей своей пугающей простоте и сложности только сейчас.
Дима повернулся в ту сторону, куда отошёл дядя Слава, и увидел, что тот разговаривает по телефону, что-то яростно кому-то доказывая. Нужно было решаться немедля, иначе другого шанса могло и не представиться. Дима медлил только секунду, а потом достал из внутреннего кармана пиджака крошечный пузырёк и, ещё через одну секунду промедления высыпал содержимое в бокал с виски, из которого пил дядя Слава. Дело было сделано. Существовал только крошечный шанс на то, что Дима вдруг решится признаться в содеянном, но он априори знал, что он этого не сделает. Перед глазами снова встал образ Ани, за которую он так отчаянно переживал, ведь он совершенно не знал, что с ней сейчас происходит. Не знал, где его девочка, где его свет.
Вячеслав Анатольевич вернулся через пару минут, легко опустился на диван напротив и улыбнулся Диме.
— Людям вечно нужно доказывать, что твоя точка зрения тоже имеет право на существование. Мало того, нужно доказывать, что ты хочешь, чтобы было именно так, как ты желаешь. Как будто, я не плачу им за то, чтобы было по-моему, — он усмехнулся и потянулся за бокалом виски.
Вот он, момент истины. Или признаваться во всём, или ждать того, что должно последовать далее, и через десять минут созерцать тело убитого тобой родного человека. Дмитрий сжал зубы, чтобы только с языка не сорвалось какое-то слово, способное остановить это убийство.
Вячеслав Анатольевич залпом проглотил виски, даже не поморщившись, а после закурил снова с самым невозмутимым видом. Шло время, вот только Дима был уверен, что уже должно было произойти хоть что-то, но дядя Слава всё так же сидел и курил, как будто ничего не произошло.
— Ген, — наконец, он дал знак, чтобы к нему подошёл невысокий коренастый мужчина, лет тридцати. — Начинайте.
Дима сидел, не в силах пошевелиться, потому что не понимал, почему же дядя Слава всё ещё жив.
— Да, и вызывайте скорую и милицию, кто там ещё должен приехать. За входом явно следят. — Он нагнулся вперёд, проводив удаляющегося Гену взглядом, и улыбнулся Диме, — Ну а ты, сынок, жди свою Аню. Обещать то, что она будет в целости и сохранности, не могу, но очень на это надеюсь. По крайней мере, мои ребята сделают всё возможное.
Он откинулся на спинку дивана и дал знак официанту принести ещё спиртного, а Дима сидел как вкопанный, потому что ни черта не понимал в происходящем.
— Я знаю, ну, или знал, Таира пару лет, — вдруг начал рассказывать Слава, не глядя на сидящего перед собой Диму, — Мы пересекались несколько раз в основном по вопросам благотворительного фонда «Дети Петербурга». Он принимал активное участие в его создании, стоял, можно так сказать, у самых истоков.
Вячеслав Анатольевич замолчал, а Дима так и продолжал сидеть молча, потому что гнетущее чувство, что его родной человек знает о том, что именно он собирался совершить и совершил, неотвратимо давило на него тяжелейшим грузом.
— Потом мы разошлись, потому что общих тем у нас не было, а дружить мы друг с другом не дружили. И я не слышал о нём примерно полгода, пока мне не предоставилась возможность заняться тем, чем я занимаюсь сейчас. Подробности не важны, по крайней мере, для тебя. И вдаваться в них я не стану. И примерно в это же время я узнал, что Таир очень недоволен тем, что этим проектом занимаюсь я. Я ждал чего-то подобного, просто не знал, что он изберёт именно такой способ до меня добраться.
