Наконец, Аня затихла в его руках, но он всё ещё укачивал её, потому что не хотел тревожить её сон.
— Спит? — прошептал подошедший Вячеслав, указывая на девушку.
— Да, — так же шёпотом ответил Дима, — Дядя Слав, я…
— Не нужно ничего говорить, сынок. Просто выслушай меня. Вам с Аней придётся уехать, возможно, уехать отсюда надолго. А кто знает, может, и навсегда. Несмотря на то, что всё кажется улаженным, всякое может случиться, а вы с Аней влезли в это по самое «не балуйся». Поэтому закрывай все свои дела и улетайте. Италия, например, прекрасная страна, вам понравится.
— А как же вы?
— Ты думаешь, мы не сможем за себя постоять? У нас всё будет хорошо, не переживай.
Он встал с дивана и, похлопав Диму по плечу, улыбнулся ему и отошёл в сторону Влада.
А Дима сидел, не зная, что же он испытывает сейчас. Не знал, как скоро он сможет понять, что снова жив и что испытывает нормальные человеческие эмоции. Но он понимал только одно: он испытывает облегчение, облегчение оттого, что всё закончилось и что Аня сейчас рядом с ним. И что она будет его светом и дальше.
Два года спустя
Из небольшого, но очень уютного домика, стоящего прямо на берегу моря, открывался потрясающий вид, и сколько бы Дима ни любовался им с балкона, казалось, что он видит эту величественную картину впервые.
Сегодня было ветрено и по морю то там, то здесь прокатывались белоснежные барашки, создавая впечатление, что это небесная гладь с пробегающими по ней облаками. Было жарко, но он уже привык к такой жаре и наслаждался ею. Как и наслаждался тем, что он сейчас был абсолютно счастлив.
Небольшой пляж, который они с Аней называли лагуной, и где частенько отдыхали, сегодня был полон народа. Но они и не собирались никуда идти, потому что Ане не здоровилось.
Дима глубоко затянулся и стряхнул пепел в стоящую на перилах пепельницу. Возможно, это жара так подействовала на жену, и он теперь зря беспокоился. Несмотря на то, что Аня выросла в климате Питера, который никак нельзя было назвать благоприятным, она могла плохо себя почувствовать, потому что порой столбик термометра достигал тридцати пяти градусов.
Не успел Дима подойти к двери ванной, куда ушла Аня, как та распахнулась и на пороге появилась Аня.
— Дим, — выдохнула она, и глаза её при этом светились счастьем, — Блин…Блин!! Ты не представляешь!
— Mio caro, a quanto pare, abbiamo accettato di comunicare solo in italiano[1].
— Нет, любимый, сегодня явно не тот день, — Аня достала из кармана халатика продолговатую полоску и повертела её перед Димой, — Я хочу, чтобы у нашего ребёнка было русское имя, поэтому выбирать его мы будем, говоря на родном языке.
— Ребёнка? Но…Ты хочешь сказать, что у нас, что у тебя… — Дима не договорил, потому что просто не знал, что говорить и как выразить все, что он сейчас чувствовал.
— Да, у нас будет ребёнок! — прошептала Аня, прежде, чем он прижал её к себе. Прежде, чем в очередной раз ощутить — каково это, держать в объятиях любимую женщину, Дима успел понять только то, что на свете есть волшебство.
Это было настоящее волшебство, — его свет, который горел в ней, который смог осветить его душу, который смог вернуть его к жизни. И Дима знал, что и он в ответ, всегда будет гореть для неё таким же светом…
(ит) — Милая, кажется, мы договорились общаться только по-итальянски
